В статье анализируются нормы действующего законодательства, которые регулируют деятельность средств массовой информации (далее — СМИ) на территории Российской Федерации. Также рассмотрены права и свободы, которыми обладает журналист, занимаясь профессиональной деятельностью. Особенности правового регулирования средств массовой информации и возможные пути совершенствования законодательства в сфере блогерства предопределили актуальность данного научного исследования.
Ключевые слова: средства массовой информации, законодательство, правовое регулирование.
Актуальность вопроса о конституционных пределах деятельности средств массовой информации (далее — СМИ) увязывается нами с тем обстоятельством, что в рамках теории и практики конституционного правопользования таковые могут обладать дискурсивно-определяющим значением и последствиями. Во-первых, это стратегическая задача охраны ментального, информационного и конституционного суверенитета России, а также обеспечение ее безопасности. Во-вторых, в целях разрешения конституционной коллизии, заключенной в артикуляционном соотнесении положений ст. 29 Конституции Российской Федерации (далее — Конституция РФ). Неизбывность означенной коллизии мы усматриваем, с одной стороны, вдихотомической легитимации свободы творческого самовыражения СМИ, включающего свободу мыслительных синтезов и генерации на их основе высказываний в публичном пространстве вкупе с беспрепятственным доступом к информации и возможностям ее трансляции и ретрансляции, и требования о недопустимости такого высказывания в формате конституционно релевантных (в том числе так называемых законных) практик. С другой стороны, она требует конституционно релевантного разрешения в контекстуальном соотнесении с положениями ст. 17 (ч. 3) и 55 (ч. 3) Конституции РФ.
Данная проблематика приобретает все большую актуализацию в юридико-технической дихотомии правоприменительных практик по юридической квалификации соответствующих социально-значимых феноменов и осуществления практик пользования свободой творческого самовыражения СМИ.
Национальная правоприменительная практика обнаруживает дефицит взвешенной позиции относительно экспозиции заявленной проблематики, тем более что ее актуальное состояние характеризуется увеличением числа маркеров должного [1].
Так, например, следователей заинтересовала авторская колонка Светланы Прокопьевой на радио «Эхо Москвы в Пскове», в которой она анализировала теракт в архангельском УФСБ. Следствие считало, что своим выступлением она «заведомо зная, что взрыв в Архангельске был терактом, формировала у массовой аудитории мнения о признании идеологии и практики терроризма правильной». Свою вину Прокопьева не признала. Прокуратура требовала лишить ее свободы на 6 лет и запретить заниматься журналистикой 4 года. В июле 2020 года Второй Западный окружной военный суд приговорил Прокопьеву к штрафу в размере 500 тыс. руб., признав ее виновной по статье 205.2 УК РФ (Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганды терроризма).
В феврале 2021 года Тверской суд Москвы арестовал главного редактора издания «Медиазона» Сергея Смирнова на 25 суток. Полиция вменила Смирнову правонарушение по ч.8 ст.20.2 КоАП, где речь идет о повторном нарушении установленного порядка организации или проведения митинга. Протокол на Смирнова был составлен «по результатам проведения проверки по сообщению, размещенному в социальных сетях, с призывами к гражданам принять участие в несанкционированной акции 23 января 2021 года в Москве».
Оба этих примера актуализируют вопрос о конституционных границах деятельности СМИ, переход через которые необходимо влечет реакцию государства, тем более что в современной литературе можно встретить мнение о том, что современное правовое регулирование практически дезавуировало возможности реализации означенных свобод [2]. Представляется, что означенные результаты рефлексии являются следствием атомистической установки конституционного формата правопользования и дискретного восприятия конституционного текста [3], не являющимися релевантными с т. з. методологических посылов конституционного правопонимания.
Согласно положениям данного концепта, единственным актуальным абсолютно значимым источником национального права признается Конституция РФ (ее смысл и содержание) [3]. В соответствии со положениями ст. 2, 17 и 18 национального конституционного текста человек является первичным и единственным конституционно-полноценным субъектом правопользования в РФ, поскольку во-первых, он является высшей ценностью, его права и свободы детерминируют все содержание правовой системы России, а во-вторых, право приходит в мир как продукт человеческого сознания (разума) в виде правовых суждений, получивших заверение в своей номинации посредством общественного признания (легитимации) и согласования с уже существующим правом (легализации) [4]. Следствием чего является тот факт, что конституционное правопользование предстает как практическое, соответствующим образом осознаваемое и представленное (выделено нами — Г.Б., К.С.), предполагающее надлежащую правовую оценку, восприятие и опосредование пользования каждым человеком основными правами и свободами для целей обретения и усвоения тех конституционных благ, которые он сам полагает для себя необходимым [5].
Таким образом, акты конституционного правопользования не могут получить свою реализацию вне интенциональной сопряженности первичного актора с единым горизонтом конституционных смыслов, доступного человеку.
В контексте общей тематики вся тотальность конституционализации практик ложится на плечи сколько не органов власти в ее отрицательном аспекте, а сколько на лиц, обладающих специальным правовым статусом — редакторов и журналистов, что и подтверждается приведенными нами выше примерами из правоприменительной практики.
Согласно ст. 2 Закона РФ от 27.12.1991 N 2124–1 (ред. от 01.07.2021) «О средствах массовой информации» [6], журналист — лицо, занимающееся редактированием, созданием, сбором или подготовкой сообщений и материалов для редакции зарегистрированного средства массовой информации, связанное с ней трудовыми или иными договорными отношениями либо занимающееся такой деятельностью по ее уполномочию, а главный редактор — лицо, возглавляющее редакцию (независимо от наименования должности) и принимающее окончательные решения в отношении производства и выпуска средства массовой информации.
Критерии конституционного формата правопользования традиционно в рамках соответствующего дискурса могут быть и уже сформированы апофатическим образом практикой Конституционного Суда РФ, предполагающим моделирование инвариантивного описания юридически значимых социальных практик, принципиальным образом исключающих правовой формат деятельности СМИ и журналистов. В практическом выражении «цензуры» как ограничения реализации акта публичного высказывания в контексте достижения конституционно-правового равновесия в рамках ст. 55 Конституции РФ.
В научной литературе предлагается классификация соответствующих линий конституционной демаркации, согласно которой выделяются маркеры недопустимого нравственного позиционирования; маркеры допустимости посягательства на честь и достоинство, а также маркеры недопустимости экстремизма и терроризма [7].
Так в своем Определении от 19 января 2010 г. N 151-О-О Конституционный Суд РФ, рассматривая вопрос о соразмерности предписаний, установленных законодательным актом субъекта, сопряженных с ограничением свободы генерации, целенаправленной и бесконтрольной трансляции информации, способной нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию, в том числе сформировать искаженные представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений, — среди лиц, лишенных в силу возраста возможности самостоятельно критически оценить такую информацию, указал, что подобные ограничения налагаются в виду транспоколенного ориентированного на будущее формата конституционной коммуникации, что корреспондирует детям как участниками означенной коммуникации, их правам и свободам статус особой социальной ценности, подлежащей защите. В связи с чем Конституционный Суд находит соответствующие ограничения соразмерными и неограничивающими свободу слова в ее аутентичном конституционном значении [8].
Однако проблемами конституционно релевантного соотношения юридически значимой квалификации и творческого самовыражения СМИ заявленная тематика не исчерпывается. Несмотря на то, что национальное законодательство содержит легальную дефиницию понятия «средства массовой информации», которое раскрывается как периодическое печатное издание, сетевое издание, телеканал, радиоканал, телепрограмма, радиопрограмма, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации под постоянным наименованием (названием) [6], данное понятие явно исключает из горизонта не менее важный сектор частного формата тождественной по своим характеристикам сферы конституционно значимых практик — блогерство.
Блогерство как явление национальной правовой жизни не получило легальной дефиниции, однако отличие их от традиционных СМИ состоит только в тотальности презентируемого контента: больше личной и скандальной информации, обсуждение острых тем. Блогер как субъект публичного социально-значимого высказывания в рамках занимаемой им площадки стремится к выражению своих идей и мыслей, что позволяет ему наладить коммуникацию с потребителем контента.
Не будем преувеличением заявление, что блогер — СМИ для молодежи. В контексте приведенной выше позиции КС РФ, это означает, что на блогера как субъекта практик пользования свободой слова также должны быть распространены ограничения, связанные с реализацией означенной свободы представителями СМИ. Тем боле, что формат тотальности публичного высказывания очень часто являет в себе элементы личностной деструкции.
Например, особо отличившийся на почве личностного и правового нигилизма известный блогер Моргенштерн неоднократно привлекался к различным формам юридической ответственности. В его «послужной список» входят уже получившие свою юридическую оценку пропаганда либо незаконная реклама наркотических средств (ч.1 ст.6.13КоАП РФ), имеются нарушения в области законодательства о рекламе, употребления алкоголя, рекламы финансовых услуг, обращения к несовершеннолетним, использования некорректных утверждений, непристойных и оскорбительных образов. И это не единичный пример, а лишь один из самых «ярких».
Литература:
1. Федеральный закон от 04.03.2022 N 32-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации».
2. Кондрашев А.А. Тенденции конституционного развития России в контексте конституционной реформы 2020 года // Конституционное и муниципальное право. 2021. № 11. С. 15–25.
3. О методологической несостоятельности означенных подходов см.: Крусс В. И., Борисов Г. Д. Феноменологическая редукция как актуальная технология экспликации конституционных смыслов // Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства (вып. ХVI): Сборник научных трудов. Казань: ООО «Офсет-сервис», 2021. – С. 118–119.
4. Крусс В. И. Конституционализация права: основы теории: монография / В.И. Крусс. – М.: НОРМА: ИНФРА-М, 2019. – С. 38–39.
5. Крусс В. И. Теория конституционного правопользования: монография / В.И. Крусс. – М.: НОРМА, 2007. – С. 21.
6. Закон РФ от 27.12.1991 N 2124-1 (ред. от 01.07.2021) «О средствах массовой информации» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.03.2022)
7. Пирбудагова Д. Ш., Омарова А. М. Роль решений Конституционного Суда Российской Федерации в развитии законодательства о средствах массовой информации // Юридический вестник Дагестанского государственного университета. 2020. №4. С. 61.
8. Определение Конституционного Суда РФ от 19.01.2010 № 151-О-О // СПС «КонсультантПлюс».
