В статье рассматривается специфика и проблематика одного из главных аспектов внешнеполитической доктрины СССР после Великой Отечественной войны на примере региона Юго-Восточной Азии. Политика «дистанцирования» в заявленной теме является практически неизученным направлением как в области отечественной истории, так и в рамках изучения международных отношений. Несмотря на высокую степень изученности материла, касающегося внешнеполитических концепций СССР, данное направление позволяет детально рассмотреть результаты политики «дистанцирования» советской номенклатуры на примере Юго-Восточной Азии в условиях деколонизации. Помимо всего прочего, изучение данного аспекта позволяет под иным углом взглянуть на взаимоотношения СССР с союзниками на фоне постколониальных кризисов в условиях новой социальной реальности.
Ключевые слова: советское государство, внешняя политика, международные отношения, Юго-Восточная Азия.
Конфронтационная особенность сложившийся Ялтинско-Постдамской системы во многом предопределила дальнейшее развитие международных отношений в условиях биполярного мира. Послевоенная биполярность приобрела форму политико-идеологического противостояния между «свободным миром» во главе с США и «социалистическим лагерем», руководимым Советским Союзом [1, с. 17]. Обоюдная непримиримость вкупе с острой идеологической полемикой прокладывали путь к взаимной демонизации образов друг друга, что позволяло обоим странам использовать пропагандистскую машину в условиях новой социальной послевоенной реальности. Так к 1946 году динамика роста последователей международного коммунистического движения значительно увеличилась в сравнении с довоенным уровнем. Компартия Франции насчитывала 1 млн человек. Италии — 1,9 млн человек, Бельгии и Греции по 100 тыс., в Великобритании и США до 50 и 80 тыс. соответственно. [1, с. 29]
Однако, несмотря на все возникающие противоречия между СССР и союзниками по коалиции в послевоенное время, руководство страны считало необходимым дальнейшее поддержание дружеских отношений с США и Великобританией. Здесь стоит отметить, что экономическое истощение страны советов обуславливало настроения среди номенклатуры в сторону избегания новых военных столкновений, что и приводит к резюмированию сохранения союзнических взаимоотношений. Невзирая на колоссальный рост международного престижа СССР как державы, сломившей военную машину Третьего Рейха, для руководства страны было роскошью всесторонняя помощь последователям за рубежом, однако развивающаяся сеть компартий, патронируемая отделом внешнеполитической информации ЦК ВКП (б), развязывала руки номенклатуре и давала возможность распространять и проецировать свое влияние за дальние рубежи.
Предполагалось, что вышеописанное поддержание тесного сотрудничества вкупе с рядом противоречий в рамках так называемого империалистического блока дадут возможность СССР расширить свою сферу влияния как на ближневосточном направлении, так и на дальневосточном. Сложившиеся условия в рамках новой системы международных отношений заставляли страну советов ограничивать свою поддержку компартиям за пределами своей сферы влияния в Европе. Советская же номенклатура, в свою очередь, неустанно продолжала оперировать геополитическими категориями на основе марксизма-ленинизма, в ожидании на волне подъёма мирового коммунистического движения очередного кризиса в Европе и Новом свете. Наблюдая за динамикой роста левых сил в странах Запада, советское руководство не исключало в них перспективы революционного коллапса. С этой точки зрения нарастание кризисных явлений в мировой экономике должно было бы содействовать росту революционного потенциала, а стабилизация мировой экономики — затуханию борьбы в зоне империализма [1, с. 29].
Консервация союзнических отношений между СССР и странами Запада отнюдь не была настолько узконаправлена, как это могло показаться. Помимо отсрочивания как военных, так и идеологических столкновений советскому руководству требовалась лояльность крупных европейских держав в процессе послевоенного мироустройства. Так или иначе, Ялтинско-Постдамская реальность вместе с ее деятелями не смогли остановить процесс деколонизации, начавшийся после войны. Он охватил крупные колониальные державы в лице Великобритании и ее Содружества, Франции и ее колониальной империи (позже сообщества и союза), а также Нидерландов с их колониальными владениями.
Политика «дистанцирования» в этом вопросе подразумевала лавирование СССР между возникающими противоречиями на фоне процесса деколонизации, а ввиду экономической нестабильности и иных внутренних процесс (например, конверсии ВПК) данный аспект внешнеполитической доктрины оставался приоритетным вплоть до смены руководства страны советов. Особенно ясно данный тезис можно рассмотреть в регионе Юго-Восточной Азии, который до Второй мировой войны всецело принадлежал европейским метрополиям. Во власти Французской колониальной империи находился так называемый Индокитайский союз или Французский Индокитай, включавший территорию современного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Великобритания являлась метрополией для Британской Малайи, Бирмы, Северного Барнео и ряда других протекторатов. Нидерландской империи до войны принадлежала Голландская Ост-Индия, впоследствии ставшая республикой Индонезией, Новая Гвинея и ряд островов.
С момента начала активизации национального движения за независимость, СССР проявлял сдержанность в подходе к послевоенным конфликтам по вопросам деколонизации [2, с. 54]. В первую очередь, стоит выделить Французский Индокитай. Метрополия в лице Франции с ее руководством были уверены в своих силах сдержать этот процесс, не следуя примерам Великобритании, которая пацифистки была настроена в решении данного вопроса, ввиду своего экономического и военного положения. Руководство СССР же считало данный регион отличным подспорьем в геополитической гонке, так как Юго-Восточная Азия как регион был не только клубком переплетения интересов нескольких крупных колониальных держав, а стратегически и коммерчески выгодной территорией с «удобренной почвой» для направления ее в правильное социально-политическое русло.
Британия выступала за сохранение колониального статуса Французского Индокитая, в свою очередь руководство Китая негативно относилось к французскому присутствию у своих южных границ. В этом ключе, здесь наиболее интересен сам факт внешнеполитического интереса, которое проявляло советское руководство к данному региону, однако виду вышеописанных обстоятельств аккуратно лавировало, стараясь де-юре дистанцироваться от происходящих событий, а де-факто поддерживало заинтересованность положением национально-освободительного движения в Юго-Восточной Азии. Москву также устраивала позиция Китая, который на фоне всех этих мероприятий стремился создать антагониста в лице европейских держав и тем самым сплотить националистов во Вьетнаме, усилиями которых удалось в сентябре 1945 года провозгласить на территории Тонкина (Северный Вьетнам) ДРВ — Демократическую республику Вьетнам.
Хо Ши Мин не доверял Китаю и стремился добиться международного признания, что было невозможно без компромисса с Францией [2, с. 55]. Однако, он смог добиться только признания его главенства над Северным и Центральным Вьетнамом, что впоследствии после отказа удовлетворить требования Ханоя в передаче Южной части — Кохинхины, спровоцировало довольно затяжной конфликт, в котором обращение за помощью в приобретении международного статуса к США было напрочь отвергнуто, так как руководство штатов аналогично советской модели поведения не могли допустить ни отчуждения с Францией, ни, тем более, усиления и разрастания коммунистического движения как на территории Вьетнама, так и в Юго-Восточной Азии.
И вновь внимание приковывает политика советского руководства, которое всячески дистанцировалось и уклонялось от активной поддержки Ханоя, де-факто Москва осуществляла помощь, однако в вопросах ее экстенсивности и интенсивности у нее были связаны руки. Рассматривая данную ситуации, сперва стоит обратиться к политическому положению Франции. Именно в первые послевоенные годы на волне подъема коммунистического движения, ввиду неоценимого вклада СССР в войне, французское правительство преимущественно состояло из социалистов, которые и стояли во главе его. Москве было не выгодно создавать трудности для Парижа, особенно в колониальных вопросах, которые с трудом давалось решать французской стороне [2, с. 55]. Таким образом, для советского руководство было приоритетным сотрудничество с Парижем, ввиду потенциальной ремилитаризации Германии, чего СССР допустит не мог. Так, предотвращение ремилитаризации было во многом важнее для Советского Союза, нежели чем осложнение отношений из-за Вьетнама, который на тот момент еще не вызывал особого интереса.
Аналогичная политика «дистанцирования» была заметна и применена к Индонезии, бывшей голландской колонии, независимость которой была провозглашена от лица лидера националистов Ахмеда Сукарно в августе 1945 года, а сама метрополия признала ее лишь к 1949 году. В Индонезию в 1947 году прибыл голландский корпус и, несмотря на ранние договоренности между Сукарно и метрополией, должен был взять под контроль часть страны, находившийся под его руководством [2, c. 56]. Советское руководство, как и международное сообщество высказалось за мирное урегулирование путем переговоров, которого удалось добиться к 1948 году, однако уже в сентябре этого года против власти Сукарно выступили местные коммунисты. Советское руководство придерживалось своей внешнеполитической стратегии и не могло оказать активную помощь лидерам данного движения, так это могло спровоцировать множество противоречий как в Юго-Восточной Азии, так и в Европе. Несмотря на все латентные попытки помощь индонезийским коммунистам, правительство националистов восстание подавило. Однако, и руководство штатов не скрывало интерес к данной стране, хотя разделяло подход СССР в этом вопросе вплоть до конца 1948 года. США, убедившись в антикоммунистической направленности Сукарно предотвратили очередное военное вмешательство Голландии, вынашивая планы по оказанию влияния на Индонезию, как независимую страну потенциально лавирующие меж двумя системами.
В данном русле стоит обратить внимание и на Британскую Малайю, в которой на фоне антияпонских настроений во время войны, местная компартия имела вес, однако по этническому составу была сугубо китайской, так как среди данного населения были сильны левые настроения, отражавшие глубокое недовольство своим угнетенным положением в соотношении с малайской элитой, в отличии от которой не имевшего всей полноты гражданских прав. Начиная с 1946 года в Малайе происходили межэтнические столкновения, которые представлялись как борьба коммунистов с местной аристократией [2, с. 56]. Несмотря на инициацию реформ по предоставлению гражданских прав всему населению страны, в 1948 году начался затяжной военный конфликт между Британским Содружеством и вооруженным крылом МКП. Советское руководство, придерживалось политики «дистанцирования» в этом вопросе до начала войны, однако постепенно все же наладило обеспечение поддержки местной компартии в партизанской борьбе, однако от активного выступления Москва отказалась.
Несмотря на то, что в лоне внешней политики США Филиппины занимали важное место, сей факт не помог избежать зарождению левого движения на острове Лусон, однако ввиду изолированного положения не мог влиять на сверхдержавы. А сам характер и задачи коммунистического движения не имели радикального характера, в отличие от Китая и Вьетнама [2, с. 57]. Восстание продолжалось до начала 50-х годов, после чего сошло на нет в результате военного давления и социальных реформ.
Несмотря на наличие примеров политики «дистанцирования» и обобщения ее итогов, ее приоритет постепенно сдвигался, а вперед выходили уже новые векторы внешнеполитического курса СССР, которые позже отразились в новой концепции Советского Союза после смены руководства. Однако, нельзя не упомянуть, что данный курс позволил советской номенклатуре как прямо, так и косвенно поддерживать международное коммунистическое движение, в условиях бремени экономических трудностей. За все время ее реализации, Москва также к началу 50-х годов на фоне плачевного состояния инфраструктуры продолжила форсированное индустриальное развитие вкупе с колоссальными вложениями в ВПК [3, с. 11]. А темпы промышленного роста на начало 1950-х годов во многих пунктах превышали довоенные значения [3, с. 11].
Политика «дистанцирования» как приоритетное направление во внешнеполитической доктрине СССР имплицировала под собой лавирование советского руководства в серии постколониальных кризисов в условиях экономического истощения, направленное на параллелизм в Ялтинско-Постдамской реальности в Юго-Восточной Азии: сохранение и поддержание дружеских отношений с союзниками с одной стороны, и, разностороннюю помощь национально-освободительному движению в Юго-Восточной Азии. В данной плоскости на поприще осмысления данного курса советского руководства в Юго-Восточной Азии стоит подчеркнуть, что в первые послевоенные годы номенклатура страны советов делала ставку именно на статус-кво, исходя из дефиниции политики «дистанцирования». Что касается в целом Ялтинского-Потсдамского порядка, то опираясь на охарактеризованные примеры стоит резюмировать о том, что его протоколы вкупе с параллелизмом внешнеполитических курсов сверхдержав в Юго-Восточной Азии до начала 50-х годов обеспечивали общую системную стабильность в регионе.
Литература:
- История международных отношений. 1945–2008: Учеб. пособие для студентов вузов / А. Д. Богатуров, В. В. Аверков. М.: Аспект Пресс, 2010. 520 с.
- Великие державы на Тихом океане. История и теория международных отношений в Восточной Азии после второй мировой войны (1945–1995). М.: Конверт — МОНФ, 1997. 353 с.
- Евсеева, Е. Н. СССР в 1945–1953 гг.: экономика, власть и общество / Е. Н. Евсеева // Новый исторический вестник. — 2002. — № 1(6). — С. 179–213. — EDN HZZYFX.
