В статье автор пытается раскрыть фактор психологического состояния солдат и офицеров во время ведения боевых действий на фронтах Первой Мировой войны.
Ключевые слова: история, Первая Мировая война, солдаты, военнослужащие, психологическое состояние.
Работа армии во время ведения боевых действий представляет собой сложный механизм, в центре которого находится простой солдат. В этом отношении, главная особенность человека заключается в том, что помимо материальных благ, таких как современное вооружение, качественное питание, медицинское обслуживание, человеку необходимо пребывать в бодром состоянии духа, поддерживать в нём мотивацию для продолжения войны и победы над противником, а также создать такой психологический фон, при котором он будет с легкостью переносить все лишения и тяготы войны.
Поддержанию высокого морального духа уделяли большое внимание издавна, к примеру, А. В. Суворов в своей «Науке побеждать» постоянно апеллирует к боевому духу солдат, как к залогу успеха, а Наполеон считал, что любое военное предприятие зависит на 3/4 от мотивации войска. К сожалению, в военных училищах и академиях дореволюционной России не уделялось должного внимания обучению офицеров военной психологии [1, с. 42]. Первой в России попыткой введения курса военной психологии можно считать одноименные лекции П. Н. Краснова в 1918 г. в Новочеркасском военном училище на территории Всевеликого Войска Донского.
В отличие от полководцев предыдущих столетий, генералам войн ХХ века пришлось столкнуться с иным составом войск в «качественном» отношении. Первая Мировая война стала для России первым крупным военным конфликтом, в котором принимала участие армия, образованная по воинской повинности. Ранее, в условиях рекрутского набора, война становилась делом всей жизни для солдата, превращалась в его «работу», в которой он ежедневно совершенствовался как профессионал. После введения всеобщей воинской повинности армия стала представлять собой вооруженный народ, а ратное дело стало занимать военнослужащих лишь на короткий срок, после которого они опять возвращались к заботам мирной жизни.
Сокращенные сроки службы осложняли подготовку военных кадров, особенно офицерских, а низкий уровень образования среди солдат (большую часть населения страны, а, следственно, и армии представляли крестьяне) не позволял подготовить достаточно квалифицированных кадров. Так же, как было сказано выше, изменился и «духовный облик» армии. Служба в армии и дело защиты родины стало представлять собой временной обязанностью, которую солдаты хотели «отбыть» как можно быстрее чтобы поскорее вернуться домой к своим привычным обязанностям.
В этом отношении, наиболее показательны письма с фронта домой Максима Ивановича Осиновских, начавшего свой военный путь рядовым, а позже назначенным младшим унтер-офицером. До начала военных действий, он занимался крестьянским трудом, а по некоторым данным был старостой с. Култаево Пермской губернии. Письма адресованы жене, в которых Осиновских обращается так же и к другим родственникам. Максим Иванович редко обращается в своих письмах к рассказам о своих фронтовых буднях, в основном сообщая лишь общие сведения. Даже такое событие, как получение им Георгиевского креста и повышение в унтер-офицеры, Осиновских упоминает вскользь и то лишь в контексте, что в случае его смерти семья будет теперь получать за него пенсию. Важно подчеркнуть, что в письмах нет упоминаний и рассуждений на тему войны, патриотизма, защиты родины. В основном, характер писем состоит в наставлениях и советами как распорядиться с хозяйством в его отсутствие, а также просит выслать посылки с некоторыми вещами: бумагой, спичками, сахаром [2, л. 4–37]. На данном примере мы можем видеть, что личной заинтересованности в ходе военных действий в письмах солдат не прослеживается. Особенность менталитета народной армии состояла в том, что солдаты временно прибыли в расположение войска для краткосрочного отбытия долга, которого на него возлагала страна.
Еще одним фактором, определившим новое состояние духа армии, явился ускоренный технический прогресс, в результате которого материальное доминирование одной из сторон обеспечивало большое преимущество в схватке, а ценность человеческой жизни падала, ввиду появления дальнобойной артиллерии и оружия массового поражения. Этот фактор не мог не повлиять на психологическую составляющую армии, новый тип ведения войны, а также новый тип комплектования армии и предопределил то моральное состояние солдат, с которым армия подошла к Мировой войне.
Эйфория первых недель войны, практически ежедневные стычки с неприятелем или маневрирование, общий патриотический подъем в стране и армии не оставляли времени для депрессивных состояний.
Кроме того, в осенне-зимний период 1914 года война велась преимущественно регулярными войсками Русской армии, с офицерским и солдатским составом, более-менее адаптированным к тяготам военной неустроенной жизни. Через пару месяцев, когда выбывшие в результате гибели или по ранению нижние чины и младшие офицеры заменялись новым мобилизованным составом — главным образом, не отбывавших ранее воинскую повинность, моральный дух армии существенно изменился.
К концу 1914 года стало ясно, что расчеты воюющих сторон на быстрое завершение военных действий совершенно не оправдались. Для решающего перевеса и заключительного удара сил не хватило ни у наших противников — Германии, Италии и Австро-Венгрии, ни у Российской Империи с союзниками — французами и англичанами. Первая мировая война довольно быстро перешла в состояние позиционной и стала первой по-настоящему индустриализированной войной, и противники начали игру на истощение экономик. Армии зарылись в землю — десятки тысяч километров окопов протянулись по Европе, солдаты искали способы согреться, утолить жажду и голод, а в минуты тишины и отдыха развлечься. Артиллерист Ф. Степун в своих мемуарах так описывает условия жизни на передовой: «Вдоль той дороги, по которой мы двигались, были расположены небольшие пехотные окопы, оказалось, что это прикрытие нашей артиллерии. Что-то нас задержало, и мы остановились; я долго беседовал с солдатами. Каждый из них живет в небольшой яме. Яма сверху наполовину прикрыта досками, внутри каждой ямы сложена из трех-четырех кирпичей печь. Была ночь; в каждой яме, в каждой печи горел огонь, и странно — мною этот огонь определенно ощущался, как огонь родного очага, и эта яма, как дом и твердыня, как кров и уют» [3, с. 73].
Несмотря на временный характер таких жилищ, военнослужащие испытывали потребность в создании комфортных для себя условий. В дневниках и письмах участников боевых действий в отношении таких землянок ни раз можно увидеть «вернулся домой, в окоп». В условиях позиционной войны, окопы и землянки и правда становились для солдат вторым домом, который вселял в военнослужащих чувство безопасности, а возвращение в них после тяжёлых боёв и работ давало возможность для отдыха и снятия стресса.
Еще одной чертой, определяющей психологию и поведение солдат-фронтовиков, является фатализм. Он состоит в двух противоположных убеждениях: в одних случаях — полная уверенность в собственной невредимости в грядущем бою, а других — убеждённость в скорейшей смерти [4, с. 171]. Такая убежденность складывалась у солдат по истечению времени, как правило, после получения опыта в тяжёлых боях, а также после долгих обстрелов. Военнослужащим приходилось наблюдать как их товарищи, с которыми они только что пили чай, погибают мученической смертью один за одним. Поэтому одним казалось, что погибают вокруг все, кроме них самих, а другие были убеждены, что они лишь следующие. Помимо этого, курьёзы самой жизни подпитывали эти чувства у солдат. Офицер Валентин Людвигович Левицкий вспоминал, как один из подчинённых ему нижних чинов утром раздавал конфеты на свои поминки, говоря всем, что сегодня его убьют. Фронтовая обстановка не располагала к тому, что будут идти какие-то боевые действия, а батальону был запланирован длительный переход в горах. Однако, во время этого перехода возникла короткая случайная перестрелка, в результате которой погиб один из нижних чинов — тот самый, что утром раздавал гостинцы на свои поминки [5, с. 134]. Подобные ситуации заставляли солдат осмыслять такие ситуации по-разному. Для одних это были исключительные случаи стечения обстоятельств, для других — исполнение предчувствия.
Ежедневно наблюдая за десятками и сотнями смертей, стонами раненых и невозможностью им помочь, у комбатантов вырабатывался особый тип психологического состояния, доводящий все телодвижения солдат до автоматизма. Полковник Г. Н. Чемоданов так описывает свои чувства: «Я хорошо знал эти минуты перед боем, когда при автоматической ходьбе у тебя нет возможности отвлечься, обмануть себя какой-нибудь, хотя бы ненужной работой, когда нервы еще не перегорели от ужасов непосредственно в лицо смотрящей смерти. Быстро циркулирующая кровь еще не затуманила мозги. А кажущаяся неизбежной смерть стоит все так же близко. Кто знал и видел бои, когда потери доходят до восьмидесяти процентов, у того не может быть даже искры надежды пережить грядущий бой. Все существо, весь здоровый организм протестует против насилия, против своего уничтожения» [6, с. 49].
Постоянное нахождение в состоянии перманентного стресса порождали в солдатах чувство апатии: «Такова война: здесь чувствуешь только то, с чем сейчас приходишь в соприкосновение. Живёшь только тем, что волнует сию минуту, — писал военный врач Л. Войтоловский. — Вчера и завтра — слова, незнакомые войне. Будущее — это золотая химера, в которую верят одни младенцы. Прошлое — даже то, что происходило совсем недавно, — представляется далёким полузабытым сном. Да и вся война — это какой-то страшный сон наяву. Мир, оторвавшийся от тысячелетних привычек и убеждений и напоенный блеском и радостью обманов, лжи и пороков. Старые заповеди: не убий, не укради, не пожелай ни вола, ни осла своего ближнего — здесь, на фронте, звучат как злая насмешка» [4, с. 41]. Побывав на войне, солдаты меняли прежнее представление о морали, смысле существования, о ходе времени. Осознание того, что их жизнь краткосрочна и больше не зависит от них самих, подталкивало их как бы отдаваться «судьбе», поэтому будущее воспринималась как «золотая химера».
Для избежания ужасов войны слабые духом солдаты прибегали к дезертирству. Оно приобрело массовый характер на фронте с самого начала войны, а военное руководство реагировало на него самыми строгими методами. В приказе Верховного Главнокомандующего от 16 октября 1915 г. предусматривалась ответственность вплоть до смертной казни [7, с. 682]. Между тем дезертирство — это не столько злостное нарушение воинского долга определенным количеством военнослужащих, сколько социокультурный феномен, выдвинутый войной как ненормальным состоянием человеческого общества [8, с. 46]. Солдаты выбирали разные пути избежания исполнения воинского долга. Одним приходилось заниматься членовредительством и становиться «пальчиками», другие предпочитали сложить оружие и сдаться в плен врагу, а третьи просто уходили с фронта в тыл, в надежде не быть пойманными военной полицией. Характерно, что вспышки дезертирства возникали в войсках, которые несли поражения в боях (как пример, большие масштабы дезертирства были встречены в ходе Великого отступления 1915 г.), а также в плохо обеспеченным материально-техническими средствами частях.
На моральную составляющую солдат оказывало большое влияние и ежедневная рутина. Есть множество свидетельств того, что в Первую мировую, большей частью — «окопную» войну, одной из главных проблем становилась элементарная скука, однообразие, невозможность найти достаточно целесообразных занятий для солдатской массы. Впервые скуку как особое психологическое состояние отдельного индивида определил французский исследователь Эмиль Тардье в XIX в. Классифицируя это состояние, Тардье выделял несколько причин проявления скуки, в том числе — физическое истощение, однообразие и осознание бессмысленности человеческой жизни. К скуке также близко состояние апатии, которое выражается в чувстве неудовлетворённости, переживается как тягостное состояние [9, с. 8]. В мирной жизни скуку считают одним из естественных состояний эмоционально и интеллектуально развитого человека, которое может быть побудительным воздействием к получению новых знаний, новым достижениям и т. п.
Проводя в окопах долгое время почти под постоянным артобстрелом, многие солдаты страдали от «контузного шока», изнурительного психического заболевания, известного сегодня как посттравматическое стрессовое расстройство. В сочетании со скукой, когда невозможно было делать то, что хотелось бы и приходилось выполнять действия, которые противоречили человеческой натуре, давление на массовую психику солдат и младших офицеров оказывалось колоссальным.
На протяжении почти трех лет непосредственно на передовой светлую часть дня проводили в окопах, передвигаясь в согнутом состоянии, занимаясь мелкими бытовыми проблемами и чисткой оружия, не имея условий для пользования элементарными, привычными человеку удобствами. Ежедневно становились свидетелями бессмысленной и случайной гибели от артобстрела, случайных выстрелов. Ни отдельный человек, ни всё российское общество оказались не готовы к такой войне, «прежде всего в силу несовпадения культурной организации общества и характера войны. Результатом этого неминуемо должен был стать культурный шок, который ощутили миллионы солдат, очутившиеся на театре военных действий» [10, с. 268].
Эмоциональное состояние солдат и офицеров, их разное личное восприятие ужасов войны хорошо «считывается» благодаря сохранившимся письмам с фронта в разные периоды боевых действий и затишья. Выдержки из подобных писем прекрасно иллюстрируют и плохое, и хорошее, боевое настроение, причём вне зависимости от чина: «Первый бой наш за рекой Бухтам. Сильное сражение было. Покинул неприятель орудия и много снарядов, и сухарей, и мяса, и табачку, чаю, сахару. Город Жолков брали… Потом повернули назад в Холмскую губернию… Наши две дивизии австрийских три корпуса разгромили и ихнюю артиллерию. Взяли в плен 1000 солдат, 1 генерала и врачей; забрали 34 орудия и погнали его опять в Австрию. Почти каждый день бой был и всё наша брала… Бои всё продолжаются… Всё поле устлано трупами» [11, с. 115–116]; «...я уже два раза был в бою. Первый раз 9 ноября в 25 верстах от Лодзи. Целый день шёл большой снег, и ничего не было видно. Мы целый день шли вперёд, и, когда мы рассыпались в цепь и прошли версты полторы, стал слышен визг пуль. Сначала было неприятно, но потом будто бы так и надо… Когда увидели, что и они бегут на нас, то я сначала было струсил, когда они были далеко, но когда сбежались, то я уже не помню, сколько их заколол, но, говорят, что трёх положил… Второй раз были в бою 11 ноября тоже под Лодзью, верстах в 40… Мы целую ночь стреляли, и на утро оказался целый сугроб немцев убитых… Я… увидел, что за трупами немцы роют окопы… Ротный приказал: «Вперёд», и мы разбили их в пух и прах. Я даже двоих заколол и получил за это Георгия 4й степени» [11, с. 116].
Как видно из выдержек, солдаты по-разному воспринимали свой боевой опыт — для первого автора описания самого боя ограничивается «сильное сражение было», а дальше идёт перечисление собранных трофеев, а для второго бой стал настолько шокирующим событием, что детали боя, а именно количество убитых, у него не запечатлелось в памяти. В зависимости от психологической устойчивости конкретного солдата, стрессовые ситуация и тяжелые условия воспринимаются по-разному.
Подводя итоги аналитического исследования, можно сказать, что к проблеме психологического фактора солдат обращались полководцы предыдущих лет. При этом, к началу Первой мировой войны, данная тема не приобрела научного содержания и не велись разработки методического характера. Российской военной элите приходилось обращаться к данной теме в своих научных работах уже после войны. При этом, именно на фронтах Первой мировой войны данный фактор приобретал решающих характер. Ввиду нового способа комплектования армии, войска стали представлять собой «вооруженный народ», вместо «профессиональной армии» ранее. Это и сыграло основную роль в формировании нового психологического состояния войск. Солдаты относились к своему воинскому долгу как к временной обязанности, а мысли их заняты были домашними обязанностями. Это приводило к отсутствию личной заинтересованности солдат в успехах военной кампании.
При этом, технический прогресс и условия ведения боевых действий формировал новые правила войны. Вместо стремительного наступления до решающей битвы, страны вели войну на истощение, а армии зарылись в окопы. Основной чертой Первой мировой войны явилось то, что боевые действия велись с помощью нового смертоносного оружия. Солдатам приходилось ежедневно бывать под обстрелами, ожидая пока снаряд угодит именно в их блиндаж. Помимо этого, военнослужащим приходилось постоянно наблюдать вокруг массовую гибель людей — как своих сослуживцев и друзей, так и неприятеля. Это порождало индифферентное настроение солдат к своей собственной жизни.
Скука и невозможность найти достаточное количество целесообразных занятий лишь усугубляла чувство апатии, а военные поражения и плохое обеспечение войск вызывало у комбатантов ответную реакцию — дезертирство и сдача в плен. Такие действий оказывали «заразительное» влияние на солдат, поэтому они приобрели массовый характер. Военное руководство соответствующе наказывало подобное поведение — применением жестоких наказаний, вплоть до смертной казни.
Непосредственный опыт участия в боевых действиях по-разному влиял на моральное состояние солдат. Случаи соприкосновения в бою с противником описываются разными военнослужащими в зависимости от их стрессоустойчивости — если одних война приводила в состояние близкое к шоку, то для других являлось лишь обычным делом.
Таким образом, можно констатировать, что ввиду изменения способа комплектования армии, технического прогресса, а также нового характера ведения боевых действий война порождала новые виды психологической реакции солдат на фронтовую обстановку, изучение которой позволит учесть ошибки предыдущих поколений и применить его на практике.
Литература:
- Душа армии: Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооружённой силы / Сост. Домнин И. В. — М.: Военный университет, Независимый военно-научный центр «Отечество и Воин», Русский путь, 1997. — 624 с. — (Российский военный сборник. Вып. 13).
- ГАПК. Ф. Р-1601. Оп. 1. Д.5. Л.4–37 об. Подлинник. Рукопись. Письмо М. С. Осиновских родным.
- Степун Ф. А. (Н.Лугин). Из писем прапорщика-артиллериста. — Томск: Издательство «Водолей», 2000. — 192 с. — Тираж 1000. ISBN 5–7137–0134–4.
- Сенявская Е. С. «Без бабы и без вина и война не нужна»: проблемы фронтовой морали в период Первой мировой войны.// Историческая психология и социология истории, № 1.2013.
- Левицкий В. А. На Кавказском фронте Первой мировой. М., Кучково поле, 2014. — 624 с. — Тираж 1000. ISBN 978–5–9950–0417–2.
- Чемоданов Г. Н. Последние дни старой армии / Г. Н. Чемоданов. — М.-Л.: Госиздат, 1926. — 136 с.; 24 см. — Тираж 5000 экз.
- Авербах Е. И. Законодательные акты, вызванные войной. 1914–1915 г. Пг., 1915. Ч. 1. С. 676; Россия. Главный Штаб: Циркуляры за 1915 г. Пг., 1915.
- М. В. Оськин. Российские дезертиры Первой мировой войны. Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. 2014. Вып. 5 (60);
- Посохова С. Т., Рохина Е. В. Скука как особое психическое состояние человека.// Вестник Санкт-петербургского университета, Сер. 12. 2009. Вып. 2. Ч., с. 1, с.8.
- Асташов А. Б. Война как культурный шок: анализ психопатологического состояния Русской армии в Первую мировую войну // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М., 2002.
- Агапов В. Л. Солдатские письма с фронта Первой мировой войны в дальневосточных газетах 1914–1915 гг. //УДК: 94(100)«1914/19».
