Традиционное понимание эстетической ценности любви и красоты обуславливает познание особой выразительности чувственно воспринимаемого феномена. Поэтическое выражение чувства любви, в представлениях многих античных и средневековых авторов Европы, всегда отражало вершину духовно-нравственного отношения к человеку. Но стоит отметить, что «в Италии, в эпоху Возрождения, возникает совершенно новое понимание любви, противостоящее и схоластической, и куртуазной традициям. Оно возникает на почве возрождения античной философии и взглядов древних на чувственную земную любовь. Дуализму средневекового мышления и иерархии ценностей христианской этики противостоял пантеизм, растворение любви как идеального и духовного начала, во всей деятельности человека, в природе и даже космосе» [4, c. 4]. Следовательно, в эпоху Ренессанса, и особенно в Италии, начинают появляться уникальные произведения о любви, что затрагивало осознание людьми всего того прекрасного, что окружало их, однако ранее не воспетого гениальными творцами.
Изначально важно отметить, что «ренессансная теория любви является одной из важнейших традиций европейской культуры. Она пронизывает собой искусство, литературу, философию, этику и эстетику. Вот почему знакомство с концепциями любви эпохи Возрождения помогает понять многое в характере европейской культуры и до сих пор представляет большой познавательный и художественный интерес» [4, c. 14]. При этом «характерно, что в центре этой любовной философии было учение о красоте, так как сама природа любви, согласно Платону, определялась как желание красоты. Тут органически связывались этика и эстетика. И не случайно философские теории любви оказали огромное воздействие на искусство эпохи Возрождения…» [4, c. 5–6], где особое место занимала флорентийская Платоновская академия.
В ренессансной эстетике флорентийских неоплатоников, и прежде всего Марсилио Фичино (1433–1499), утверждалась «любовная философия». Сам же М. Фичино «развивал свою эстетическую концепцию в «Комментарии на «Пир» Платона» (1469), говорил о круге — от Бога к миру и от мира к Богу, — движение, в котором определяют красота и любовь. Красота порождает любовь, завершающуюся наслаждением; она же есть некий «божественный луч», проникающий во все ступени мировой иерархии; озарённые им тела мира представляются прекрасными» [2, c. 34]. Согласно мысли М. Фичино, «красота — не столько объективное свойство вещей, сколько момент субъективного восприятия пронизывающего их божественного света, поэтому и порождаемая красотой любовь устремлена к бестелесному. Красота подвижна, изменчива и являет собой итог приготовления к ней самой вещи» [2, c. 34]. При этом динамичность красоты у М. Фичино определяется понятием «грация».
Философско-эстетическая мысль М. Фичино опирается «на традицию античного неоплатонизма, при господстве представления о пятиступенчатой иерархии мира — Бог, ангел (или ум), душа (природа), качество и материя. Любовь и красота здесь выступают как космические закономерности божественного происхождения... Прекрасному обожествлённому миру принадлежит и человек-микрокосм» [1, c. 236], т. е. именно человек является исполнителем воли Бога на Земле, постепенно становясь повелителем и господином в природном мире.
Далее, по мысли М. Фичино, «красота — цель любви, которая рождается в процессе познания и приносит любящему наслаждение и пользу» [1, c. 237]. Однако «в представлении Фичино земная красота не может быть целью познания, она даёт лишь толчок к постижению красоты небесной, божественной» [1, c. 238]. Флорентинец полагал, что «истинная любовь есть не что иное, как некое усилие вознестись к божественной красоте, вызванное лицезрением красоты телесной» [1, c. 238]. Всё это обуславливает получение высшего наслаждения, которое является подлинной основой влечения каждого живого существа к самому Богу.
Кроме того, по мнению М. Фичино, «в процессе любви происходит превращение любящего и любимого друг в друга: один до самозабвения отдаёт себя другому, как бы умирает в нём, но затем воскресает, возрождается, узнаёт себя в любящем и начинает жить уже не одной, а двумя жизнями, не только в самом себе, как любимом, но и в другом, любящем. Поэтому любовь не простое единение душ, не только самопожертвование и самоотдача, но и сложное удвоение творческих потенций жизни» [4, c. 9]. В данном отношении «присутствует также значительный эстетический элемент. Философ определяет любовь как желание наслаждаться красотой, а потому считает, что любовь — это поиски прекрасного в теле и духе. Красота является конечной целью любви, безобразное не существует в её сфере. Для Фичино всякая любовь благородна и праведен всякий влюблённый, в любви нет ничего непристойного, и поэтому всякая любовь ведёт только к достойному и прекрасному» [4, c. 9], а значит, обогащает каждую личность житейской мудростью.
Становится очевидным, что «любовь и мудрость оказываются в философии М. Фичино важнейшими этико-эстетическими категориями. Нравственный идеал гуманиста включает знание как путь самосовершенствования и достижения счастья, а любовь выступает на этом пути главной движущей силой. Наслаждение красотой, обретаемое в любви, включает и радость интеллектуального общения между людьми — дружбу в гуманистическом её понимании» [1, c. 220]. Необходимо подчеркнуть, что «философия М. Фичино оказала значительное влияние на эстетические теории второй половины XV — начала XVI в. При дворе Лоренцо Медичи возрождённые Фичино идеи Платона, его теория любви стали частым сюжетом учёных диспутов и многих поэтических произведений. Им отдали дань Анджело Полициано, Луиджи Пульчи, Джироламо Бенивьени, сам Лоренцо Медичи и другие флорентийские поэты конца XV в. Интерес к теориям любви и красоты нашёл отражение и в изобразительном искусстве — в творчестве Боттичелли и других мастеров этого времени» [1, c. 220], что специфически отражало действительность во всех мельчайших подробностях.
Неоплатоническую концепцию в отношении любви и красоты вслед за Марсилио Фичино продолжает врач и философ Леон Эбрео (1464–1530).
Как и М. Фичино, Л. Эбрео «истолковывает любовь как универсальную космическую силу, осуществляющую всеобщую связь всех вещей и существ в мире, являющуюся основой и источником человеческого познания. В истолковании Леона Эбрео и красота является видом возвышенной, бескорыстной любви, потому что чем же сама по себе является любовь, если не желанием прекрасного, стремлением соединиться с прекрасным человеком или красивой вещью. Высшей формой красоты, как и любви, является не телесная, а духовная красота. С этих позиций Леон выступает против «вульгарной» точки зрения, согласно которой телесная красота представляется более значительной, чем духовная, бестелесная» [3, c. 151], что и подталкивает человека быть причастным к более возвышенным, идеализированным отношениям.
В «Диалогах о любви», написанных в 1506 году, «Л. Эбрео стремится придать теории любви ещё более целостный и универсальный характер, развивая вслед за своими предшественниками идею универсального значения любви, доказывая, что она осуществляет всеобщую связь всех начал во Вселенной. Здесь Эбрео, по существу, не прибавляет ничего принципиально нового. Но зато он вносит ряд новых положений в развитие концепции эстетической природы любви. Любовь есть желание и бесконечные поиски красоты. Сущность прекрасного проявляется в грации, представляющей собой как бы отблеск божественной красоты в материальном мире. Сама материя лишена красоты, но отсюда и возникает желание обладать и наслаждаться ею» [4, c. 10]. Согласно мнению Л. Эбрео, «для любви необходимы обязательные условия: наличие красоты в предмете любви и осознание её отсутствия в любящем. Чем выше осознание этого отсутствия, тем выше степень любви. Именно поэтому, как он полагает, земной мир, лишённый красоты, наполнен огромной любовью к своему идеальному началу, находящемуся в боге. Человеческое познание, как чувственное, так и рациональное, также стимулируется поисками красоты и поэтому тоже подчиняется законам любви» [4, c. 10], что представляет собой важный экзистенциал человеческого бытия.
Необходимо понимать то, что в интерпретации Леона Эбрео «любовь представляет собой всеобщую связь, оживляющую все сферы вселенной. Она соединяет единичное с общим, земной шар с небесным, душу с телом, человека с природой и богом, преходящее с вечным, наконец, всю природу с её творцом. Смысл этой связи-любви — в познании, но не столько рациональном, сколько интуитивном — в экстатическом видении через обожание красоты мира, через любовь самого бога к своим творениям. Но если мир, движимый к богу, ожидает в качестве награды наслаждения в познании, то бог любит свои творения бескорыстно и щедро, даруя им совершенство во имя окончательного слияния с его божественностью. Леон Эбрео развивает взгляд на любовь как на желание прекрасного. Любовь составляет сущность мира, красота — его облик» [4, c. 72]. И всё это, сливаясь воедино, является уникальным способом понять глубочайшую сущность нашей жизни.
И, как мы могли видеть, «в теории Л. Эбрео красота отождествляется с грацией, «радующей и побуждающей к любви» познающую её душу. Материальный мир, однако, лишён грации и красоты, ибо, хотя она и воспринимается органами зрения и слуха, носительницей её оказывается некое духовное начало. Поэтому познание, порождаемое любовью, на всех ступенях имеет рациональный характер и заключается в постижении идеи-истины, выступающей в форме красоты и фации» [6, c. 308]. И если, выделяя в качестве непременного условия любви наличие красоты, Л. Эбрео показывает то, что «огромна любовь земного мира, почти лишённого красоты, к её абсолютному и полному выражению — богу. Желание обладать красотой — а в этом и заключён подлинный смысл любви — отождествляется со стремлением к совершенству: без красоты нет и блага. Нравственно-эстетический характер философии любви Эбрео отчётливо раскрывается в его рассуждениях о двоякой способности человеческой души к познанию красоты телесного мира, учитывая влияние как чувственного, так и рационального» [6, c. 308–309], что и проецирует активный процесс познавательной деятельности сознания.
Важное место в историко-философской мысли эпохи Ренессанса отводится и Николаю Кузанскому (1401–1464), которому принадлежит трактат «О красоте». В нём «рассматривается прекрасное как единство трёх элементов, которые соответствуют диалектическому триединству бытия. И именно красота оказывается прежде всего бесконечным единством формы, которое проявляет себя в виде пропорции и гармонии. Во-вторых, это единство развертывается и порождает различие добра и красоты, и, наконец, между этими двумя элементами возникает связь: осознавая саму себя, красота порождает нечто новое — любовь как конечный и высший пункт прекрасного» [3, c. 143]. И данную «любовь Николай Кузанский трактует в духе неоплатонизма, как восхождение от красоты чувственных вещей к красоте более высокой, духовной. Любовь, говорит Николай Кузанский, есть конечная цель красоты, ведь «наша забота должна быть о том, чтобы от красоты чувственных вещей восходить к красоте нашего духа»... Таким образом, три элемента красоты соответствуют трём ступеням развития бытия: единству, различию и связи. Единство выступает в виде пропорции, различие — в переходе красоты в добро, связь осуществляется посредством любви» [3, c. 143], что и помогает людям трудиться сообща и в то же время — сохранять свою идиллию.
Как мы могли видеть, «искусство Возрождения постоянно обращалось к теме любви, создавая бесчисленные образы Венер, Эротов, Граций. Интерес к этой теме не был случаен, он соответствовал духовным и эстетическим потребностям эпохи. Гуманистическая философия оплодотворяла искусство, снабжала его образами, идеями, сюжетами. Эти образы возникали и трансформировались под влиянием неоплатонической философии любви, которая, таким образом, оказывала прямое воздействие на изобразительное искусство Возрождения. Без знания этой философии довольно трудно, а иногда и просто невозможно понять смысл и значение многих произведений ренессансной живописи» [5, c. 111]. Особенным является и то, что «любовная философия, этика и эстетика, добро и красота органически связаны, в чём тоже можно видеть продолжение гуманистических традиций и одну из важных особенностей ренессансной культуры в целом. Она проявилась, в частности, в очень тесном взаимодействии гуманистических идей и искусства Высокого Возрождения, в творчестве его корифеев — Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, Тициана, как и целой плеяды других деятелей» [1, c. 344]. Таким образом, эпоха Ренессанса, исторически вобрав в себя ранние представления о любви и красоте, переработала их и выдвинула нечто уникальное. При этом главным достижением является то, что Ренессанс поверил в силу человеческого разума, волю и веру в будущее. И именно эпоха Ренессанса дала нам возвышенное эстетическое понимание любви и красоты, как особой константы, способной объединять в себе чувственность и глубину внутреннего мира.
Литература:
- Брагина Л. М. Итальянский гуманизм эпохи Возрождения: Идеалы и практика культуры. — М.: Изд-во Московского ун-та, 2002. — 384 с.
- Гуманистическая мысль итальянского Возрождения / Сост., авт. вступ. ст., отв. ред. Л. М. Брагина; Науч. совет «История мировой культуры». — М.: Наука, 2004. — 358 с.
- История эстетической мысли. В 6-ти т. Том 2. Средневековый Восток. Европа XV — XVIII веков. / Сектор эстетики. — М.: Искусство, 1985. — 456 с.
- О любви и красотах женщин: Трактаты о любви эпохи Возрождения / Сост. и авт. вступит, ст. В. П. Шестаков. — М.: Республика, 1992. — 368 с.
- Шестаков В. Философия и культура эпохи Возрождения. Рассвет Европы. — СПб.: Нестор-История, 2007. — 272 с.
- Эстетика Ренессанса: Антология. В 2-х томах. Том 1 / Сост. и науч. ред. В. П. Шестаков. — М.: Искусство, 1981. — 496 с.
