Ответственность за международно-противоправные действия, такие как нарушение договора или нарушение норм обычного права, относительно хорошо развиты в общем международном праве в рамках концепции ответственности государств, хотя и не в кодифицированной, а в договорной форме и с присутствием неопределенности в некоторой степени. В целом под ответственностью государства понимается ответственность государства за нарушение международного права, основанное на международно-противоправном деянии, которое может быть отнесено к государству. Такое международно-противоправное деяние может возникнуть в результате нарушения международно-правового обязательства (первичного закона), установленного договорным правом (например, двусторонними или многосторонними природоохранительными соглашениями) или обычной нормой международного права (например, запрет на причинение вреда окружающей среде). Последствиями международной ответственности за противоправное деяние являются обязательство правонарушителя прекратить это деяние, предложить гарантии неповторения и произвести полное возмещение вреда, причиненного международно-противоправным деянием, включая возмещение ущерба окружающей среде. С другой стороны, правила ответственности за вред окружающей среде, причиненный в результате законной деятельности, не так хорошо установлены и остаются единичными и исключительными. В целом субъекты международного права проявляют мало интереса к созданию общих рамок ответственности за экологический ущерб, и лишь очень немногие международные экологические режимы налагают на субъектов международного права ответственность и систему компенсации. Некоторые международные природоохранные договоры, касающиеся конкретных проблем, налагают гражданскую ответственность на частных субъектов, но не устанавливают схему компенсации для государств. Эти правила ответственности не используются для предотвращения загрязнения или ущерба, а служат «вспомогательным средством» для обеспечения доступа к компенсации в случае причинения ущерба, несмотря на выполнение договорных норм, направленных на предотвращение ущерба. Такое повреждение может произойти случайно или неслучайно. В более поздних случаях компенсация может быть присуждена в тех случаях, когда государство не проявило должной осторожности, чтобы не вызвать неблагоприятных экологических последствий для других районов за пределами национальной юрисдикции или не допустить, чтобы другие лица на его территории вызывали такие последствия. Этот стандарт отражен в доктрине «должной осмотрительности», которая была определена как требующая того, что можно разумно ожидать от ответственного правительства в нормальных условиях в аналогичной ситуации; применяя свои лучшие практически осуществимые и доступные средства. Должная осмотрительность относится не только к незаконным бездействиям государства, но и преимущественно к обязательству проявлять надлежащую осторожность путем надлежащего управления и контроля, например, путем принятия необходимого законодательства, эффективного правоприменения для предотвращения или прекращения незаконной деятельности. В данной статье рассматриваются последние изменения и перспективы в международных судебных разбирательствах о применении международной эколого-правовой ответственности.
Ключевые слова: ущерб окружающей среде, международное прецедентное право, механизмы периодического мониторинга, международные суды.
Чем рискует государство, когда нарушение его международных обязательств приводит к нанесению ущерба окружающей среде?
Ответ на этот простой вопрос раскрывает сущность международной эколого-правовой ответственности и разъясняет особенности его применения. Общепризнанным является мнение о том, что международное экологическое право не располагает наилучшими инструментами реагирования на возможные нарушения государствами созданных им обязательств. На самом деле его средства реагирования менее изощрены и эффективны, чем те, которые предусмотрены внутренними правовыми актами или даже законодательством Европейского Союза. Кроме того, классические инструменты оказываются особенно неадекватными в области охраны окружающей среды.
Например, это относится к возможности — обычно допускаемой в многосторонних договорах — для одного государства реагировать на нарушение договорного обязательства через другое государство, приостанавливая, в свою очередь, полностью или частично применение договора (Статья 60 Венской конвенции о праве международных договоров, Вена, 23 мая 1969 года, вступила в силу 27 января 1980 года). Такой тип реакции вряд ли возможен для природоохранных договоров. Исключение из общего правила, касающееся гуманитарных договоров и изложенное в пункте 5 статьи 60 Венской конвенции 1969 года, должно применяться к природоохранным конвенциям. В более общем плане угроза контрмер может быть эффективной, если государства действительно имеют взаимную заинтересованность в соблюдении договора. Но если обязательства, которые содержит последнее, не являются взаимными и основаны на общих и высших интересах, общем благе, когда договаривающиеся государства не имеют никаких собственных интересов; у них просто есть общий интерес, а именно достижение тех высоких целей, которые являются смыслом существования конвенции. Следовательно, государство, совершившее нарушение, будет гораздо меньше бояться каких-либо контрмер. Если он действительно нарушает договор, то это потому, что он получит более высокую выгоду, чем при его соблюдении, по крайней мере, в краткосрочной перспективе [1, с. 664].
Кроме того, практика уже давно носит спорадический характер в отношении возможности привлечения государства к ответственности за нарушение международного обязательства по охране окружающей среды и передачи потенциального спора в суд. Государства неохотно используют такие механизмы в области охраны окружающей среды, считая их «слишком тяжелыми, часто непредсказуемыми и политически вредными». Такое отношение основано на различных причинах. Они касаются, в частности, часто расплывчатого содержания обязательств в этой области, специфики экологического ущерба и того факта, что игнорирование таких обязательств чаще вызвано трудностями или даже невозможностью соблюдения по техническим или финансовым причинам, а не каким-либо недобрым намерением соответствующего государства. Что касается общих интересов, преследуемых всеми договаривающимися сторонами, то на самом деле более логично предоставить «несостоятельному» государству возможность выполнять свои обязательства с помощью технических или финансовых средств помощи, чем брать на себя его ответственность. В этом контексте международная эколого-правовая ответственность, в общем, скорее «обходится»: вверх по течению, путем разработки механизмов предотвращения, технической и финансовой помощи, намереваясь избежать обращения к классическим процедурам, и вниз по течению, путем предоставления помощи вместо санкций.
Нарушая свои международные обязательства, государство рискует понести за это ответственность. Они должны реагировать на жалобы субъекта, которому причинили ущерб, нарушая права последнего. Как заявила Постоянная палата Международного правосудия в 1928 году, принципом международного права и даже общей концепцией права является то, что любое нарушение обязательства влечет за собой обязательство по возмещению ущерба (Постоянная палата Международного правосудия — решение от 13 сентября 1928 — Дело о фабрике в Хожуве). Это обязательство даже очень обширное; Международный суд Организации Объединенных Наций вновь подтвердил это широкое толкование в 1997 году по делу Габчиково-Надьямарош о плотине на реке Дунай [4].
В течение долгого времени на ответственность государства лишь изредка ссылались в судах в области охраны окружающей среды, и механизмы мирного урегулирования споров также использовались не так часто. Однако международные отношения в последние годы способствовали возникновению двойного явления: развитию судебных разбирательств, с одной стороны, и адаптации «классической» ответственности, что само по себе открывает новые возможности, с другой стороны.
Международное прецедентное право долгое время оставалось довольно скудным в области охраны окружающей среды. Дело о морских котиках Берингова моря, Дело о плавильном заводе в Трейле или, в качестве другого примера, дело об озере Лану заложили основы международного экологического права, особенно в отношении трансграничных загрязнений и общих природных ресурсов. Однако некоторые возможности были упущены. В делах о ядерных испытаниях и в деле, касающемся некоторых фосфатных земель в Науру Международный суд не рассматривал дело по существу. Просьбы о вынесении консультативных заключений относительно законности угрозы ядерным оружием или его применения поднимали важные вопросы международной эколого-правовой ответственности, но Суд не счел последнее непосредственно относящимся к делу.
Напротив, конец XX века ознаменовались важным развитием судебных процессов. В деле 1997 года о плотине на реке Дунай впервые окружающая среда сыграла центральную роль в споре, переданном в Международный суд. Несмотря на то, что это решение в значительной степени подтверждает «минималистскую» тенденцию Суда в этой области, оно дало его судьям повод заявить о некоторых основополагающих принципах международного экологического права, особенно о принципе предотвращения ущерба окружающей среде других государств, принципе сотрудничества, а также о необходимости эволюционной интерпретации общепринятых правил. Окружающая среда сыграла ту же центральную роль в деле целлюлозных заводов на реке Уругвай (Аргентина против Уругвая), по которому Суд вынес свое решение 20 апреля 2010 года. Дела, связанные с определенной деятельностью, осуществляемой Никарагуа в Пограничной зоне (Коста-Рика против Никарагуа), и Строительством дороги в Коста-Рике вдоль реки Сан-Хуан (Никарагуа против Коста-Рики), также имели серьезное экологическое измерение. Дело о китобойном промысле в Антарктике (Австралия против Японии) также было интересным, хотя и в меньшей степени. Значительная часть прецедентного права Международного трибунала по морскому праву касается вопросов, связанных с защитой морской среды и морских ресурсов. Осуществляя не судебную, а консультативную компетенцию, Трибунал вынес чрезвычайно содержательное и важное заключение о международной защите морской среды. Кроме того, различные случаи привели к принятию межгосударственных произвольных решений в области охраны окружающей среды и применения международной эколого-правовой ответственности.
Это количественное развитие прецедентного права происходит главным образом из уплотнения основных обязательств государств в области охраны окружающей среды. Международный Суд также заинтересовал государства, создав Специальную Палату, отвечающую за экологические вопросы, принимая во внимание изменения в области экологического права и охраны окружающей среды, которые произошли за последние несколько лет, и считая, что он должен быть готов в максимально возможной степени рассматривать любые экологическое дело, подпадающее под его юрисдикцию. Опасаясь увеличения числа специализированных судов, особенно после прецедента создания Международного трибунала по морскому праву, Международный суд направил государствам решительный сигнал. Со своей стороны, Международный трибунал по морскому праву также учредила Специальную палату — Палату по урегулированию споров, связанных с морской средой. Со своей стороны, Постоянная палата Третейского суда издала в 2001 году свой Факультативный Регламент Арбитражного разбирательства споров, касающихся природных ресурсов и окружающей среды, открывающий интересные возможности [3, с. 180].
Наряду со всем этим надо отметить, что два неразрывных элемента составляют причину действия ответственности государства: объективный элемент, материализованный в результате нарушения международной нормы (противоправное деяние), и субъективный элемент, состоящий из связи, которая связывает это противоправное деяние с его государством-автором (причинно-следственная связь). Таким образом, объективный элемент состоит в нарушении международной нормы. Однако в определенных случаях государства могут нести ответственность за вредные последствия действий, не запрещенных международным правом; это явление обычно называют ответственностью без вины, поскольку такие режимы риска или объективной ответственности хорошо известны во внутреннем праве, но международная сфера остается практически незатронутой ими. Работы Комиссии международного права не были окончательными по этому вопросу. В международном обычном праве нет принципа такой объективной ответственности государства, в том числе за ущерб окружающей среде. Существует только одна Конвенция, которая предусматривает такой режим объективной международной ответственности, а именно Конвенция о международной ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами — Принята резолюцией 2777 (XXVI) Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций от 29 ноября 1971 года. Чтобы обеспечить более эффективное возмещение ущерба окружающей среде, около пятнадцати международных конвенций разработали режимы объективной ответственности, но путем перекладывания ответственности на операторов (менеджеров и владельцев), тем самым переходя от публичного к частному международному праву. Таким образом, несколько конвенций направлены на разработку систем «объективной» ответственности, облегчающих урегулирование потенциальных споры и «распределение» ответственности. Для этого они предусматривают создание компенсационных фондов, позволяющих возмещать ущерб в случае банкротства или, когда ущерб превышает определенную сумму денег. Они также определяют компетентную юрисдикцию или обеспечивают исполнение судебных решений. Однако такое перераспределение ответственности было осуществлено не во всех областях; речь идет только об определенных видах деятельности, таких как перевозка опасных грузов, особенно углеводородов, ядерная энергия или генетически модифицированные организмы. Государства неохотны к обобщению таких принципов, о чем свидетельствует отсутствие ратификации амбициозной Луганской конвенция о гражданской ответственности за ущерб, причиненный в результате деятельности, опасной для окружающей среды, принятая Советом Европы, или медлительность работ Европейского Комиссии относительно разработки директив по этому вопросу.
Эти изменения, которые на первый взгляд могут показаться разочаровывающими, однако, частично компенсируются замечательным развитием основных обязательств государств, связанных как с увеличением числа и повышением точности конвенционных обязательств, так и с укреплением основы, основанной на обычных нормах. Это относится к обязательству проявлять должную осмотрительность в области охраны окружающей среды: каждое государство должно проявлять должную осмотрительность, чтобы в максимально возможной степени гарантировать, что опасная деятельность, осуществляемая на их территории или в пределах их юрисдикции, не приведет к пагубным последствиям. Это обязательство чрезвычайно велико. Руководствуясь в этом вопросе прецедентным правом Международного суда, Палата по спорам о морском дне Международного трибунал по морскому праву недавно уточнила сферу своей деятельности. Это обязательство «средств», а не результатов: обязательство использовать адекватные средства, чтобы приложить все возможные усилия, сделать все возможное, чтобы добиться этого результат. Оценка ответственного поведения основана на определении стандарта профилактики, и очевидно то, что она является случайной и субъективной [5].
Произошли также изменения, которые облегчили вменение экологического ущерба государствам. Таким образом, когда традиционно требовалось иметь предсказуемый, трансграничный и «серьезный» ущерб, эти три условия были явно смягчены.
В течение этих последних лет были также даны разъяснения по осуществлению ответственности государства. Традиционно международное право не допускает, по крайней мере в принципе, «объективных» действий. Наличие реального и фактического спора является условием для судебной функции и судебного разбирательства. И все же международные суды использует узкое определение термина «спор», ограничивая таким образом границы судебного разбирательства и сферу своего действия. Для международных судов спор — это разногласие по вопросу права или факта, противоречие, конфликт правовых взглядов или интересов между двумя лицами. С помощью этих требований международные суды устраняют «виртуальные» или «абстрактные» споры. По общему мнению, существует спор в юридическом смысле этого термина, когда у государства есть требование, которое юридически противоречит требованию другого государства. Таким образом, проблема заключается не только в противоположных правовых взглядах. Должна быть претензия, которую одно государство направляет другому государству, которое отказывается ее удовлетворить. В том же смысле должно быть доказано, что претензия одной стороны положительно отвергается другой.
Следует также добавить, что призыву к ответственности государства также способствуют определенные изменения или даже нововведения. В случае с Ираком Совет Безопасности разработал в соответствии с главой VII Устава оригинальный и сложный механизм, позволяющий выплачивать военные репарации, — Компенсационную комиссию Организации Объединенных Наций для Ирака. Это вспомогательный орган Совета Безопасности Организации Объединенных Наций, который рассматривает ответственность Ирака за военный ущерб, причиненный вторжением в Кувейт 02 августа 1990 года, и его последствия. Эффективность этого механизма — оригинального как по своему составу, процедуре, так и по материальной компетентности — делает его интересной моделью для будущего рассмотрения экологических претензий: хотя обстоятельства, которые привели к его созданию, уникальны, он открывает новую область, и, в частности, будущая практика должна черпать вдохновение в инновационной последующей программе по изучению экологических условий. Следует также учесть, что международные суды — не единственные, кто контролирует соблюдение международных обязательств. Национальные судьи также могут наказывать за их нарушение, как это делает Европейский Суд, который обладает чрезвычайно широкой юрисдикцией в этом отношении. Реализация смешанных соглашений, заключенных как Союзом, так и его государствами — членами, также поднимает интересные вопросы о совместной ответственности [2, с. 311–312].
Также следует особо подчеркнуть тот факт, что в области охраны окружающей среды были разработаны многочисленные механизмы периодического мониторинга, позволяющие оценивать действия сторон, зная, что оценка может быть общей и не фокусироваться на поведении одной идентифицированной стороны или, наоборот, фокусироваться именно на индивидуальном поведении с целью выявления и исправления случая несоблюдения. Такие процедуры также позволяют оценить эффективность согласованных норм, что может привести к их уточнению или адаптации. Поступая таким образом, они способствуют коллективному процессу изучения таких правил (обучение на практике). Повышение прозрачности также позволяет укреплять доверие и ограничивать вольное поведение. Эти так называемые процедуры «несоблюдения» также организуют реакцию на нарушения. Цель состоит в том, чтобы как можно раньше выявить трудности, с которыми сталкиваются государства, и решать их с помощью поэтапных и адаптированных средств, постепенно начиная от мер поддержки и заканчивая наказанием, не исключая стимулов.
Первая процедура «несоблюдения» была разработана в 1992 году в соответствии с Монреальским протоколом 1987 года по веществам, разрушающим озоновый слой. Это творение стало результатом исторической эволюции. Первые международные конвенции по охране окружающей среды не предусматривали каких-либо внутренних и специальных методов мониторинга, а также не институционализировали сотрудничество между договаривающимися сторонами, что является непременным условием такого контроля. Более того, эти конвенции были не очень эффективными. С середины 70-х годов сотрудничество было институционализировано, и были опробованы различные методы контроля, вдохновленные некоторыми элементами из области прав человека или разоружения. Наиболее часто используемым методом является система отчетности. Не лишенный интересов, он, однако, не является частью более сильных методов мониторинга, существующих в международном праве. Кроме того, он страдает от многочисленных ограничений. Начиная с 90-х годов XX века, в соответствии с различными конвенциями, механизмы были систематизированы и усилены благодаря разработке амбициозных так называемых процедур «несоблюдения».
Эти процедуры были формализованы, как правило, посредством одной или нескольких резолюций пленарного органа соответствующей конвенции — обычно Конференции Сторон. Создается комитет по соблюдению, состав, мандат, процесс принятия решений и отношения с другими органами которого устанавливаются в решении (решениях). Помимо этой формализации, эти процедуры отличаются от других методов или процедур внедрения, которые использовались в области охраны окружающей среды, поскольку они обладают глобальным и согласованным характером. В идеале они должны позволять предотвращать возникновение ситуаций несоответствия посредством сотрудничества, обеспечивать соответствие, оказывать помощь в случае несоответствия. Они также должны содержать механизм урегулирования споров и даже принудительные меры. Если их можно различить с теоретической точки зрения, то на практике эти различные аспекты тесно связаны: процессы динамичны, и одни и те же факты могут вызвать весь набор мер с течением времени.
Процедура Монреальского протокола была в значительной степени скопирована с тех пор, как показывают (не исчерпывающе) процедуры, установленные в Женевской конвенции 1979 года о трансграничном загрязнении воздуха на большие расстояния, Конвенции Эспо 1991 года об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте, Базельской конвенции 1995 года о контроле за трансграничной перевозкой опасных отходов и их уничтожением, Орхусская конвенция 1998 года о доступе к информации, участии общественности в процессе принятия решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды, Картахенский протокол 2000 года по биобезопасности, Конвенция СИТЕС 1973 года о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения, Киотский протокол 1997 года к РКИК ООН, Альпийская конвенция 1991 года, Лондонский протокол 1999 года по проблемам воды и здоровья к Конвенции 1992 года по охране и использованию трансграничных водотоков и международных озер, Барселонская конвенция по охране Средиземное море от загрязнения и протоколы к нему, Протокол о регистрах выбросов и переноса загрязнителей к Конвенции о доступе к информации, участие общественности в принятии решений и доступ к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды, международный договор 2001 года о генетических ресурсах растений для производства продовольствия и ведения сельского хозяйства и Нагойский протокол 2010 года к Конвенции о биологическом разнообразии. Такая процедура также разрабатывается в рамках Стокгольмской конвенции о стойких органических загрязнителях 1998 года и Роттердамской конвенции 2001 года о процедуре предварительного обоснованного согласия в отношении отдельных опасных химических веществ и пестицидов в международной торговле.
Принимая во внимание тот факт, что такие конвенции были приняты для «общего блага», без каких-либо выгод для государств в краткосрочной или среднесрочной перспективе, эти процедуры основаны на идее о том, что, без сомнения, более важно помочь государству, испытывающему трудности в выполнении своих обязательств, а не наказывать несоответствие требованиям. Применение санкций может свести на нет цель конвенции и, в частности, препятствовать участию государств. Таким образом, различные причины оправдывают то, что реакция на нарушения в области охраны окружающей среды носит скорее коллективный, чем индивидуальный характер, основанный на органах, предназначенных для осуществления конвенций, в то время как традиционные реакции на нарушения играют лишь второстепенную роль, а акцент делается больше на поощрении уважения верховенства закона. Дух сотрудничества логически заменяет наказание или компенсацию. В соответствии с целью пропаганды конвенции государствам будут предложены пути урегулирования ситуации, при необходимости руководствуясь ими. Стимул также может быть предложен в форме помощи — юридической, технической, финансовой. Процедуры несоблюдения основаны на институционализации международного сотрудничества, что является основной характеристикой сотрудничества в области охраны окружающей среды. Коллективизированный контроль теряет свой традиционный взаимный характер: он поручается специальным органам, созданным различными природоохранными конвенциями, — Конференциям Сторон, комитетам и секретариатам, — которые играют основополагающую роль в этом отношении. Более того, «многосторонность» контроля способствует лучшему принятию государствами.
Механизмы «несоблюдения» оказывают неоспоримое — и, несомненно, возрастающее — влияние на практику сторон международных конвенций в области охраны окружающей среды. Толкование конвенционных положений с целью определения того, соответствует ли им внутреннее законодательство, таким образом, возлагается на третьих лиц, и иногда по требованию не государства или международного учреждения, а «общественности». Таким образом, Комитет Орхусской конвенции 14 апреля 2011 года пришел к выводу о несоответствии основного закона Европейского Союза, такого, как он интерпретируется судами Европейского Союза в отношении доступа к экологическому правосудию. Комитет, однако, не признал нарушения Конвенции, поскольку рассмотренные случаи были до ее вступления в силу. Напротив, он счел, что Союз нарушил бы свои обязательства, если бы его прецедентное право было сохранено. Без всякого сомнения, это давление частично объясняет эволюцию прецедентного права Европейского Союза, отраженную в его решении от 12 мая 2011 года, которое сейчас должен оценить Орхусский комитет.
Прогресс в международной защите права человека на здоровую окружающую среду идет по двум путям. С одной стороны, они налагают на государства чрезвычайно большие позитивные обязательства. Эти обязательства, по существу, близки к тем, которые уже упоминались выше в контексте расширения «классической» ответственности. Это также международные обязательства государства. Но здесь отдельным лицам предлагается право действовать против государства перед международными органами контроля. С другой стороны, эти нормы международной защиты прав человека также распространяются на компании, для которых они создают как промежуточные, так и непосредственные обязательства.
Признание права человека на здоровую окружающую среду в сочетании с международным механизмом защиты также представляет собой весьма благоприятную эволюцию для защиты окружающей среды. Конечно, такой механизм не допускает ни защиты окружающей среды как таковой, ни обычной компенсации ущерба, причиненного окружающей среде. Это право человека, которое защищается здесь, в видении, которое по определению является антропоцентрическим. Здесь кроется важный предел. Несмотря на это, достигнутый прогресс является значительным, особенно на европейском уровне.
В 1972 году Организация Объединенных Наций провела свою первую крупную межправительственную конференцию по окружающей среде. С тех пор число, сфера охвата и географический охват региональных и многосторонних природоохранных договоров расширились.
Эти договоры содержат широкий спектр механизмов соблюдения, не предусматривающих наказания (например, обязательства по мониторингу и представлению докладов об осуществлении). Но когда дело доходит до экологических споров, доступных инструментов становится все меньше. Обязательные судебные меры менее распространены в природоохранных договорах, чем в других областях международного права, таких как, например, защита инвестиций.
Тем не менее, число споров в международных судах и трибуналах, связанных с экологическими проблемами, растет, независимо от того, вытекают ли они из внутреннего законодательства, природоохранных или экономических договоров. Эта тенденция отчасти обусловлена растущей осведомленностью и напряженностью между использованием природной среды в экономических целях и ее сохранением для устойчивого здравоохранения, культурных, социальных, экономических, научных и других целей.
Эта тенденция наиболее очевидна в двух контекстах. Во–первых, в урегулировании споров между инвесторами и государством, где частные лица и компании могут использовать международный арбитраж, чтобы оспорить право государств вводить и изменять законы об охране окружающей среды, среди прочего. Во-вторых, в межгосударственных спорах в Международном суде, Международном трибунале по морскому праву (МТМП) и Всемирной торговой организации, а также в других международных органах.
Кроме того, в начале 2000-х годов Постоянная палата Третейского суда разработала специализированные факультативные правила арбитража и примирения для споров, касающихся окружающей среды и/или природных ресурсов. Хотя эти правила редко используются на практике, они были включены в некоторые коммерческие контракты, и Постоянная палата Третейского суда был назначен административным органом для рассмотрения споров в соответствии с некоторыми природоохранными договорами.
В связи с вышеуказанными особенностями развития международных отношений в сфере охраны окружающей среды, возрастает роль деятельности международного экологического суда.
Международный суд по вопросам экологического арбитража и примирения, также известный как Международный суд по окружающей среде и Международный экологический суд, был создан на Учредительной конференции 1994 года в городе Мехико по инициативе группы юристов. Это неправительственная организация, в которую входят 29 юристов по охране окружающей среды из 24 стран. Правовой статус суда определяется уставом, на основании которого Суд выполняет свои обязанности в области охраны окружающей среды и природы. Урегулирование споров осуществляется в трех формах: а) консультирование; б) примирение сторон; в) проведение полноценного судебного арбитража по взаимной просьбе сторон с решением, которое стороны заранее объявляют обязательным. Международный суд по вопросам экологического арбитража и примирения могут обратиться частные лица, общественные организации, государственные органы и правительства.
Международный экологический суд по существу представляет собой новое явление в мировой практике. Основная функция международного суда по вопросам экологического арбитража и примирения заключается в разрешении международных споров в области охраны и использования окружающей среды. К целям международного экологического суда относятся: содействовать путем примирения и арбитража урегулированию экологических споров между государствами, физическими или юридическими лицами и передаваемых на его рассмотрение по соглашению сторон в споре; давать консультативные заключения по вопросам экологического права или по правовым аспектам использования или охраны элементов окружающей среды в любое дело, представляющее международный интерес, по просьбе любого физического или юридического лица, будь то национального или международного, государственного или частного, включая государства и местные органы власти.
Международный суд по вопросам экологического арбитража и примирения осуществляют свои функции на Пленарном заседании, состоящем из всех членов Суда и, в зависимости от запросов, которые подаются в Суд, либо в форме Согласительной комиссии, Арбитражного суда, либо Палаты для вынесения консультативных заключений. Генеральному секретарю, который выполняет функции Секретаря Суда и является главой его администрации, помогают помощник Генерального секретаря и Секретариат. Постоянные местами заседания находятся в Мехико (Мексика) и Сан-Себастьяне (Испания).
Международный экологический суд в первую очередь рассматриваются споры, связанные с загрязнением окружающей среды соседних государств и возмещением ущерба окружающей среде, за которыми следует предотвращение, приостановление или прекращение деятельности, наносящей вред окружающей среде, предприятиями соседнего государства. Кроме того, оно также рассматривает споры об использовании и защите природных ресурсов, совместно используемых двумя или более государствами.
Международный суд по окружающей среде рассматривает споры о защите экологических прав граждан. Основанием для споров в Международном экологическом суде является нарушение международного экологического права, а также национального законодательства государства. Общий контроль за соблюдением государствами требований по охране окружающей среды осуществляется Организацией Объединенных Наций через ее центральные и региональные органы. Такие организации, как Всемирная метеорологическая организация (ВМО), которая проводит программу мониторинга изменений, вызванных загрязнением воздуха и другими негативными факторами. В рамках программы «Человек и биосфера» ЮНЕСКО изучает долгосрочные изменения в окружающей среде в отношении различных природных и климатических зон нашей планеты. Международная океанографическая комиссия (МОК) и Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) совместно с Всемирная метеорологическая организацией проводят программу мониторинга санитарно-гигиенических условий в населенных пунктах. Существуют также другие международные организации, которые выполняют надзорные функции в области охраны окружающей среды на планете Земля.
Обобщив все вышеуказанное можно прийти к следующему выводу: события, происходящие в международных отношениях в последние годы, по-видимому, ведут к повышению эффективности норм международной охраны окружающей среды и применения международной эколого-правовой ответственности. Следовательно, несмотря на то, что международная эколого-правовой ответственность в том виде, в котором мы его понимаем в настоящее время, появилась относительно недавно, на данном этапе развития международных отношений по охране окружающей среды она играет неоценимую роль.
Литература:
- Duncan B. H. The Oxford Guide to Treaties (Second Edition). Oxford: Oxford University Press, 2020, 896 p.
- Jutta B., Stephen J. T. V. Legitimacy and Legality in International Law. Cambridge: Cambridge University Press, 2013, 388 p.
- Nienke G., Harlan G. C., Andreas F. and Geir U. Legitimacy and Interna-tional Courts. Cambridge: Cambridge University Press, 2018, 388 p.
- https://www.icj-cij.org/en/cases
- https://www.itlos.org/en/
