Ключевые слова: итеративность, сингулятивность, псевдоитератив, хабитуалис.
Термин «итеративность» представил нам О. Есперсен. Рассуждая о глаголах в своем труде «Философия грамматики», он писал: «Действительная множественность глагола — это то, что в некоторых языках выражается так называемым фреквентативом или итеративом — иногда самостоятельной формой глагола, которая часто включается в систему времен или в систему конкретного языка» [2, с. 128].
«В функционально семантическом поле аспектуальности семантика итеративности сочетается со значением длительного, неограниченно кратного или ограниченно кратного способа действия [1, с. 39].
Сейчас в лингвистике итеративность понимается как область, которая присуща глаголу. Многие ученые, в том числе и Ю. С. Маслов, В. С. Храковский, В. А. Плунгян обозначают ее через противопоставление «множественность-единичность» как «результат абстракции от множества конкретных действий» [1, с. 39].
Эту характерную черту итератива наблюдал и Жерар Женетт. В своей книге «Повествовательный дискурс» он определяет итератив как особый вид повествования в художественном произведении вместе с сингулятивностью. «При этом сингулятив может быть представлен формулами 1П/1И, nП/nИ, где П — «произошло», И — «изображено». 1П/1И — «повествование может излагать один раз то, что произошло один раз». nП/nИ — «излагать n раз то, что произошло n раз». nП/1И — итератив: «излагать один единственный раз (или за один единственный раз) то, что произошло n раз» [3, с. 145].
Попробуем дать понятию итератив более конкретное определение, опираясь на труды лингвистов и литературоведов. Под этим термином понимается тип количественной аспектуальности, когда ситуация повторяется через определенные промежутки времени с той или иной периодичностью: один раз, часто, иногда, редко, регулярно, постоянно и т. д.
«В составе функционально семантического поля аспектуальности итеративные способ действия рассматриваются как частные по отношению к длительным способам действия» [1, с. 40].
Мы можем наблюдать длительно итеративный способ действия в случаях, которые указывают на дискретность или прерывистость действия: «Рудин взял тоненькую книжонку в руки, перевернул в ней несколько страниц и, положив ее обратно на стол, отвечал, что собственно этого сочинения г. Токвиля он не читал, но часто размышлял о затронутом им вопросе» [5, с. 37].
На длительно итеративным способе действия строятся ситуации, описывающие череду повторяющихся событий: «– Смотри же, — сказала она, уходя, старику, — лекарство ей давайте непременно, как написано... И чаем ее напойте... Старик опять ничего ей не ответил и только поклонился» [5, с. 9]; «Перед обедом опять составился салон» [5, с. 59]. «Прошло два месяца с лишком. В течение всего этого времени Рудин не выезжал от Дарьи Михайловны. Она не могла обойтись без него» [5, с. 62].
Именно с итеративного повествования начинается роман Тургенева. «Дарья Михайловна приезжала каждое лето к себе в деревню с своими детьми (у нее их было трое: дочь Наталья, семнадцати лет, и два сына, десяти и девяти лет) и жила открыто, то есть принимала мужчин, особенно холостых; провинциальных барынь она терпеть не могла» [5, с. 18]. Но дальнейшее направление повествования идет явно в сингулятиве — приезд Рудина, его влияние на окружающих, отношения с Натальей, отъезд, скитания, гибель на войне.
Тем не менее, даже сингулятивные сцены у Тургенева подвержены влиянию итератива. Приоритетность такой структуры или такого нарративного аспекта все больше подчеркивается наличием «типичной фигуры нарративной риторики», то есть псевдоитератива, а именно сцен, представленных как итеративные, но в то же время заставляющих читателя усомниться в том, чтобы они повторялись какое-то количество раз без каких-либо изменений: «Зато Рудин никогда не отказывался толковать и спорить с первым встречным…» [5, с. 74]; «Я сегодня целое утро разговаривал с вашей матушкой, — продолжал он, — она необыкновенная женщина» [5, с. 56].
«Классическая функция итеративного повествования близка к функции описания, с которым оно весьма тесно связано: скажем, «нравственный портрет», представляющий собой одну из вариаций описательного жанра, подается чаще всего аккумуляцией итеративных черт» [1, с. 40].
Как и описание, итеративное повествование в классическом романе как бы служит сингулятивному повествованию. Здесь стоит упомянуть понятие хабитуалис — разновидность итератива, граммема, которая выражает регулярно повторяющиеся ситуации, обыденные действия, характеризующие персонажа. Например, «Странный человек был этот господин Пигасов. Озлобленный противу всего и всех — особенно против женщин, — он бранился с утра до вечера, иногда очень метко, иногда довольно тупо, но всегда с наслаждением » [5, с. 19]; «Раз лошадь помчала под гору одну из прачек Дарьи Михайловны, опрокинула ее в ров и чуть не убила. Пигасов стех пор иначе не называл эту лошадь, как добрый, добрый конек, а самую гору и ров находил чрезвычайно живописными местами» [5, с. 20]; « Года три просидел он у себя в благоприобретенной деревеньке и вдруг женился на богатой, полуобразованной помещице, которую поймал на удочку своих развязных и насмешливых манер. Но нрав Пигасова уже слишком раздражился и окис; он тяготился семейной жизнью... Жена его, пожив с ним несколько лет, уехала тайком в Москву и продала какому-то ловкому аферисту свое имение, а Пигасов только что построил в нем усадьбу. Потрясенный до основания этим последним ударом, Пигасов затеял было тяжбу с женою, но ничего не выиграл» ... [5, с. 21]. Мы видим скептицизм, злое остроумие и бессердечность Пигасова, личности, имеющей в романе назначение оттенить собой благородный характер Рудина. Пигасов озлоблен на всех и вся, отчасти потому, что ему пришлось потерпеть много неудач в жизни, отчасти из самолюбия, эгоизма. Скептик умом, он сух и холоден сердцем. Тургенев беспощаден в развенчивании Пигасова.
Следующий пример: «Она говорила мало, внимательно, почти пристально, — точно она во всем хотела дать отчет. Она часто оставалась неподвижной , опускала руки и задумывалась; на лице ее выражалась тогда внутренняя работа мыслей… Едва заметная улыбка появится вдруг на губах и скроется … Но Наталья не была рассеянна: напротив, она училась прилежно, читала и работала охотно. Она чувствовала глубоко и сильно, но тайно; она и в детствередко плакала , а теперь даже вздыхала редко , и только бледнела слегка, когда что-нибудь ее огорчало» [5, с. 54]. Важное значение имеет и в романе, и в жизни Рудина молодая девушка — Наталья Ласунская. Как и многие женщины у Тургенева, в противоположность мужчинам, она душа цельная, нераздвоенная, и потому сильная; она не знает колебаний. Индивидуальные черты Натальи — энергия характера и решительность, замкнутость и сила чувства.
При описании Рудина Лежнев говорит про него: «Рудин писал к своей матери чрезвычайно редко и посетил ее всего один раз , дней на десять... Старушка и скончалась без него, на чужих руках, но до самой смерти не спускала глаз с его портрета» [5, с. 63].
В итеративных сценах «референтная содержание речи лишено событийности, но взамен наделено стабильностью и закономерностью естественных или нормированных состояний и процессов. Референтная функция итеративного дискурса внеисторична; это «жизнь, сведенная к повторению архетипических деяний, т. е. к категориям, а не событиям» [7, с. 25].
Литература:
- Глазкова С. Н. Отыменный итеративный статив: традиции и новации / С. Н. Глазкова. — Челябинск: 2016. — № 1. — С. 37–43.
- Есперсен О. «Философия грамматики» / О. Есперсен. — Москва: Издательство иностранной литературы, 1958. — 329 с.
- Женетт Ж. Работы по поэтике / Ж. Женетт. — Москва: Издательство имени Сабашниковых, 1998. — 469 с.
- Кожина М. Н. Стилистика русского языка / М. Н. Кожина. — Москва: Просвещение, 1983. — 224 с.
- Тургенев И. С. Рудин / И. С. Тургенев. — Москва: АСТ, 2014. — 160 с.
- Тюпа В. И. Введение в сравнительную нарратологию / В. И. Тюпа. — Москва: Intrada, 2016. — 145 с.
- Храковский В. С. Типология итеративных конструкций / В. С. Храковский. — Ленинград: Наука, 1989. — 157 с.
- Шпилевая Г. А., Горбацевич О. А. Об особенностях повествования в циклах очерков Н. М. Соколовского «Острог и жизнь (из записок следователя)» (1866) и А. П. Чехова «Остров Сахалин. Из путевых записок» (1891–1893) / Г. А. Шпилевая, О. А. Горбацевич // Inskrypcje Polrocznik. — Польша, 2021. — С. 75–83.
