Основные подходы к определению категории«виртуальная реальность» в современном философском дискурсе

Рассматриваются основные теоретические концепции отечественныхи зарубежных исследователей, посвященные проблематике виртуальной реальности и виртуализации современного общества.

Ключевые слова: виртуальная реальность, онтология виртуальности, виртуализация общества.

The main theoretical approaches to researching virtual reality and processes of modern society virtualization are considered.

Keywords: virtual reality, ontology of virtuality, process of virtualization.

В последние десятилетия возрастает исследовательский интерес к вопросам виртуализации общества и формирования виртуальной реальности не только в философии и гуманитарных науках, но и в естественнонаучном и техническом знании. Рост интереса к данным феноменам связан, прежде всего, с развитием технологий виртуальной реальности в обществе. В рамках философии возникает новое направление – виртуалистика, которое посвящено научному освещению данных вопросов.

Современные исследования в этой области представлены рядом теоретических концепций, при этом интерпретации феномена виртуальной реальности у различных ученых зачастую противоречат друг другу, что указывает на отсутствие единой методологии изучения и существенно затрудняет научное понимание данного явления. В связи с этим представляется целесообразным рассмотреть основные современные концепции, посвященные исследованию виртуальной реальности.

Термин «виртуальная реальность» в 1984 году в научный обиход ввел в Джарон Ланье, в это время он возглавлял группу ученых, разработавших и воплотивших в жизнь систему виртуальной реальности в области симуляции хирургических операций. В своих теоретических исследованиях при определении понятия виртуальности Ланье делал упор на техническую природу последней – то есть, он придерживается взгляда, что виртуальность – это иллюзорная реальность, порожденная компьютерными технологиями. Американский исследователь внес немалый вклад в научное рассмотрение современных сетевых и компьютерных технологий и их влиянию на обществов целом и индивида в частности¹.

Немецкий ученый Ахим Бюль в виртуальности видит параллельно существующую реальность, созданную компьютерными технологиями и глобальной сетью. В этом «параллельном» мире «функционируют виртуальные аналоги реальных механизмов воспроизводства общества: экономические интеракции и политические акции в сети Internet, общение с персонажами компьютерных игр» [6, 368]. Данный подход основан на определении виртуальной реальности как реальности, опосредованной компьютерными технологиями.

В отечественной научной теории подобной позиции придерживается А. И. Воронов. Под виртуальной реальностью он понимает «кибернетическое пространство, созданное на базе компьютера, в котором техническими средствами предпринята полная изоляция оператора от внешнего мира, то есть, перекрыты все каналы тактиль­ной, слуховой, зрительной и любой иной связи с окружающим про­странством» [5, 7].

Существует и другая точка зрения, согласно которой виртуальная реальность не является детерминированной компьютерными технологиями, а представляет собой субъективную реальность, при этом в ее становлении абсолютизируется роль субъективного фактора. Отечественный ученый И. Г. Корсунцев под виртуальной реальностью понимает «переработку, «переплав» бытия субъектом с позиции имманентно присущей ему логики» [8].Американский исследователь немецкого происхождения Пауль Тиллих понимает под «виртуальным» «интеллектуальную способность самого человека создавать виртуальные вещи, выступать творцом виртуального мира» [12, 167].

Ряд ученых (В. С. Бабенко, Ф. Хаммет, Е. А. Шаповалов) рассматривают виртуальную реальность как соединение объективного и субъективного: «виртуальная реальность – это то, где отсутствует четкое разделение объективного и субъективного плана в понимании, где эти различные содержания перетекают друг в друга, становясь неразличимыми, неотличимыми» [12, 174]. В то же время данные исследователи стоят на позиции прямой зависимости виртуальной реальности от компьютерных технологий.

В. С. Бабенко под виртуальной реальностью понимает «некий искусственный мир, в который погружается и с которым взаимодействует человек, причем создается этот мир технической (преимущественно электронной) системой, способной формировать соответственные совокупности стимулов в сенсорном поле человека и воспринимать его ответные реакции в моторном поле» [Цит. по: 12, 167].Виртуальная реальность в представлении Бабенко рассматривается как часть психологической реальности, опосредованной техническими средствами.

Е.В. Ковалевская рассматривает виртуальную реальность в рамках оппози­ции объективной и субъективной реальностей и вписывает виртуальность в качестве третьего компонента в данную противоположность. Категория «виртуальное» определяется исследователем как «потенциальность, остающуюся таковой, то есть, не переходящей в актуальное состояние, но имеющую актуальные, реальные следст­вия» [Цит. по: 13, 62]. Примерами проявления виртуальной реальности Ковалевская называет сны, измененные состояния сознания, фантазии, символические и симулированные реальности.

Онтологический подход определения сущности виртуальности связан с рассмотрением последней как универсального естественного феномена, одного из фундаментальных свойств бытия, бытия вообще, а не только социального. При этом выделяются различные уровни виртуальности – естественные (природные) и культурные (сотворенные человеческой деятельностью). Исходя из этого, исследователи выделяют четыре горизонта виртуального бытия: 1) естественные виртуальности, включающие все виртуальные объекты физического мира; 2) технические виртуальности, созданные благодаря компьютерным технологиям и средствам масс-медиа; 3) культурные виртуальности, включающие виртуальные феномены мифологии, религии, философии, этики литературы и искусства; 4) виртуальность мистического. Подобный подход позволяет сделать онтологически значимые выводы, определив создаваемую в киберпространстве и мире Интернет виртуальность как один из онтологических подуровней «тонкой структуры» виртуальности вообще [2].

В рамках данного подхода В. В. Афанасьева решает вопрос об онтологической сущности виртуальности: «виртуальная реальность реальна, актуальна, но не субстанциональна» [2].

С. С. Хоружий, размышляя об онтологическом статусе виртуальной реальности, располагает ее между потенциальностью и действительностью, рассматривая виртуальность как не до конца воплощенное существование. Он пишет о ней как о «недобытийной структуре, «умаленной» реальности, не достигающей устойчивого и пребывающего, самоподдерживающего наличия и присутствия» [12, 178].

Отечественный ученый Н. А. Носов, которого считают родоначальником виртуальной психологии, в вопросах онтологического статуса виртуальной реальности придерживался идеи полионтичности – то есть «многоуровненности» реальности.

Он полагает, что виртуальная реальность онтологически отделена от реальности константной (порождающей), но равноправна по отношению к ней. «Идея виртуальности указывает на особый тип взаимоотношений между разнородными объектами, располагая их на разных иерархических уровнях и определяя специфические от­ношения между ними: порожденности и интерактивности – объек­ты виртуального уровня порождаются объектами нижележащего уровня, но, несмотря на свой статус порожденных, взаимодейству­ют с объектами порождающей реальности как онтологически равноправные. Совокупность виртуальных объектов относительно по­рождающей реальности образуют виртуальную реальность» [11, 157].

Основываясь на идее полионтичности, Н. А. Носов выделяет следующие признаки виртуальной реальности:

1. актуальность: виртуальная реальность существует актуально только «здесь и теперь»;

2. автономность: внутри виртуальной реальности течет свое собственное время, с точки зрения которого во внешней реальности времени нет, то есть, вечность (длительность) и момент времени во внешней реальности тождественны;

3. интерактивность: объекты виртуальной реальности могут взаимодействовать с объектами породившей их реальности;

4. порожденность: виртуальная реальность порождена активностью порождающей реальности и существует, пока эта активность длится [10, 47].

Носов рассматривает виртуальную реальность как особое психологическое состояние человека. «Виртуальная реальность может возникнуть на любом образе, каким бы элементарным он ни был, но будет переживаться как полноценная реальность» [10, 56]. При этом исследователь считает, что понятие виртуальной реальности в его общем виде приложимо ко всем видам реальности: физической, технической, и психологической и т. д., но в целом, данная концепция более всего применима к психологии.

Нельзя не отметить и критический подход к изучению виртуальной реальности канадских исследователей Артура Крокера и Мишеля Вэйнстейна. Основываясь на позициях постмодернизма (в частности, на постмодернистической интерпретации исторического материализма К. Маркса), Крокер и Вэйнстейн под виртуальностью понимают новый тип отчуждения: «Analienationofthe «human» throughthefleshisrequiredtoputvirtualityintobeing» [1, 66]. (Отчуждение человека через плоть определяет существование виртуальной реальности). То есть, виртуализация в их понимании есть отчуждение человека от собственной плоти в процессе пользования компьютерными технологиями, при этом человеческая плоть превращается в подключенное к сети тело («wiredbody»), обладающее лишь виртуальной биологической формой и телематической нервной системой. КрокериВэйнстейнпишут: «the wired body is the (technoid) life-form that finally cracks its way out of the dead shell of human culture» [1, 1]. (Подключенное тело суть техноидная форма жизни, которая, наконец, «пробила» мертвую скорлупу человеческой культуры).

В теории виртуального класса, предложенной Крокером и Вэйнстейном, понятия «виртуализация», «виртуальная культура», «воля к виртуальности», являются центральными характеристиками проблемы власти, влияния масс-медиа, доминирования и контроля жизни общества.

Французский социолог Жан Бодрийяр также стоит на постмодернистических позициях при рассмотрении виртуальной реальности и процессов виртуализации современного общества. Разрабатывая теорию симулякров и симуляций в рамках постструктуралистской философии языка, Ж. Бодрийяр говорит о процессах развеществления и деинституализации общества. Иными словами, усиливается символичность современного социума, отношения между людьми принимают форму отношений между вещами, социальные институты превращаются в автономную реальность, ценности перестают быть аутентичной реальностью, социальные технологии становятся знаками. Вследствие чего, человеческая сущность проявляется не в реальном, а в виртуальном обществе, где человек взаимодействует не с реальными вещами, а с их «симуляциями». При этом институциональная основа общества не прекращает свое существование, а продолжает существовать как симуляция.

Бодрийяр определяет симуляцию как «порождение моделей реального без оригинала и реальности: гиперреального», и далее приводит пример: «территория больше не предшествует карте и не переживает ее. Отныне карта предшествует территории – прецессия симулякров, – именно она порождает территорию…» [3]. Ж. Бодрийяр рассматривает виртуализацию как процесс симуляции, процесс создания симулякров. «Симуляции исходят, по мнению Ж. Бодрийяра, из радикального отрицания знака как ценности. Симулякры создают гиперреальность, или призрак реальности» [12, 251]. Симулякр в понимании Бодрийяра есть «ложное подобие, условный знак чего-либо, функционирующий в обществе как его заместитель» [4, 6]. «Симулякр – это ситуация беспорядочного взаимодействия вещей и людей, обусловленная нарастанием информационного потока, особый эффект нашего времени, когда оно утрачивает свой линейный характер, начинает сворачиваться в петли и представлять нам вместо реальностей их прозрачные, уже отработанные копии» [12, 22].Насыщение социального бытия симуляциями приводит к формированию мира образов, гиперреальности, где вымысел и реальность практически неразличимы.

Немецкий ученый Михаэль Паэтау предложил свою модель «виртуализации социального». В его понимании «виртуализация – это процесс социальный, процесс изменения общества в целом, а не процесс создания параллельного виртуального общества» [Цит. по: 12, 183]. Паэтау определяет общество как систему коммуникаций, а возникновение глобальных информационных сетей, прежде всего, Интернета, немецкий исследователь рассматривает как результат использования обществом новых форм коммуникации для самовоспроизводства – аутопойезиса (autopoesis). Аутопойезис – термин, введенный Умберто Матураной, широко используется в социологической теории Никласа Лумана. В его понимании «аутопойетические системы [в том числе и общество] представляют собой такие системы, которые в сети своих элементов порождают не только свои структуры, но и сами элементы, из которых они состоят» [9, 68].

Базируясь на теории Лумана, Паэтау выдвигает положение, что появление в общественной системе виртуальных аналогов реальных коммуникаций ведет к структурной дифференциации общества, чем и обусловлены общественные изменения последних десятилетий, связываемые с переходом к обществу нового типа (информационного, постмодернистического, виртуального). А появление форм виртуальной коммуникации и есть результат аутопойезиса.

Следовательно, Паэтау рассматривает виртуализацию как процесс социальный, виртуальное есть особая форма социального.

Виртуальную реальность как социально опосредованный и онтологически связанный с социальностью феномен рассматривает Е. Е. Таратута. Рассуждая об онтологическом статусе виртуальной реальности, ученый приходит к выводу о его двойственности: «неизменно утверждается реальность вирту­ального, его «посюсторонность» реальности и включенность в ткань социального. Вместе с тем, однако, реальность виртуального утверждается как непременно специфическая реальность» [13, 84]. Иными словами, исследователь говорит об онтологическом «пограничном состоянии» виртуальной реальности: она стоит на границе реального и нереального, «задача виртуальности состоит именно в том, чтобы оставаться «по эту сторону реальности» – а декларироваться при этом как не­реальное» [13, 85].

Таратута справедливо отмечает, что конструирование виртуальной реальности происходит внутри реальности основной, «по ее образу – и различию». «Различие» дает возможность воссоздать в виртуальности те моменты реальной жизни, которые в основной реальности проблематизированы, искажены, не соответствуют социальным нормам либо попросту невозможны. «Виртуальная реальность дает своим создателям и участникам ощущение свободы от законов физики, а также и от социальности, – ощущение социальной невесомости» [13, 73].Виртуальная реальность есть способ эксклюзии из реальности социальной, однако, не подразумевающий выхода из нее. Вир­туальная реальность является «пространством свободы от социального, легитимированным средствами самого социального, и, тем самым, в конечном счете, подконтрольном ему» [13, 83].

Таратута называет виртуальную реальность «инди­катором состояния общества», «концентриро­ванным» общество, она аргументирует это тем, что «история виртуальной реальности, спо­собов ее конструирования и тех ролей, которые отводились ей в различных социальных обстоятельствах, может быть рассмотрена как история конструирования общества в целом» [13, 74].

Американский социолог Мануэль Кастельс, разделяя поструктуралистские взгляды Р. Барта и Ж. Бодрийяра на то, что все формы коммуникации основаны на процессах производства и потребления знаков, обнаруживает наличие виртуальных [символичных] миров на протяжении всей истории человечества: «Во всех обществах человечество существовало в символической среде и действовало через нее. <…> «Виртуальный» – существующий на практике, хотя не строго в данной форме или под данным именем и «реальный» – фактически существующий <…> Реальность, так, как она переживается, всегда была виртуальной – она переживалась через символы, которые всегда наделяют практику некоторым значением, отклоняющимся от их строго семантического определения» [7, 351].

Виртуальных миров в истории человечества было много: «в античности – это были мифы, в средневековье – мир религии, в эпоху Просвещения – мир науки, в XIX веке – идеология» [12, 189].

Под реальной виртуальностью Кастельс подразумевает «систему, в которой сама реальность (то есть, материальное/символическое существование людей) полностью погружена в установку виртуальных образов, в мир творимых убеждений, в котором символы суть не просто метафоры, но заключают в себе актуальный опыт. Это не есть следствие использования электронных коммуникаций, хотя они суть необходимые инструменты выражения в новой культуре» [7, 585].

Процесс возникновения виртуальной культуры М. Кастельс рассматривает следующим образом: «под мощным воздействием новой коммуникационной системы, опосредованным социальными интересами, политикой правительств и стратегиями бизнеса, рождается новая культура: культура реальной виртуальности» [7, 315]. Важно отметить, что, как и Паэтау, Кастельс придерживается точки зрения, что истоки формирования виртуальности в первую очередь связаны с социальными изменениями, а не с развитием компьютерных технологий.

Кастельс отмечает, что индивиды в условиях виртуального общества не только потребляют информацию, но и творят новые смыслы, ценности, модели поведения, которые впоследствии воплощают в реальной жизни.

Немалый вклад в научное освещение вопросов виртуальной реальности внес отечественный исследователь Д. В. Иванов. Основываясь на теории симулякров, российский ученый строит свою концепцию, исходя из представления об обществе «не как о системе институтов, а как о процессе реализации ценностей, процессе – историческими момента­ми которого являются формирование и упадок соци­альных институтов как реальности suigeneris» [6, 372]. Д. В. Иванов предпринял попытку социологического обнаружения признаков виртуальности во всех сферах общества – экономике, политике, искусстве, науке, при этомон связывает процесс виртуализации не только с техническими, но и с социальными трансформациями, происходящими в социуме. Д. В. Иванов справедливо критикует подходы, основанные на абсолютизации роли компьютеров при определении виртуальности: «виртуализация рассматривается либо как технологический процесс, имеющий социальные последствия, либо как процесс социальный, но опосредованный компьютерами и без компьютеров невозможный. В результате происходит теоретическая фетишизация технологии виртуальной реальности, описание которых вытесняет собственно социологический анализ» [6, 371].

Исходя из этого, под виртуализацией исследователь понимает процесс замещения институализированных практик симуляциями – «не обязательно с помощью компьютерной техники, но обязательно с применением логики виртуальной реальности. <…> Социальное содержание виртуализации – симуляция институционального строя общества первична по отношению к содержанию техническому» [6, 373].

Таким образом, в современном философском дискурсе исследований виртуальной реальности сложилось несколько походов к определению данной категории, она рассматривается как:

1. Фундаментальное свойство бытия – реальное, актуальное, но не субстанциональное (В. В. Афанасьева), недовоплощенное бытие, «недобытие» С. С. Хоружий);

2. Реальность, опосредованная развитием компьютерных технологий, существующая альтернатива сложившегося, устойчивого социального мира (А. Бюль, А. И. Воронов, М. Вэйнстейн, А. Крокер);

3. Субъективная реальность, создаваемая индивидом с позиций присущей ему логики (И. Г. Корсунцев, П. Тиллих);

4. Часть психологической реальности человека (Н. А. Носов, Бабенко);

5. Особая форма социального, результат производства обществом виртуальных форм коммуникации (М. Кастельс, Н. Луман, М. Паэтау, Е. Е. Таратута);

6. Реальность, созданная на основе замещения ценностных и институциональных элементов общества симулякрами (Ж. Бодрийяр, Д. В. Иванов).

Столь обширное количество подходов к определению феномена виртуальной реальности говорит о повышенном интересе к данной категории в философии и гуманитарном знании в целом, о сложности, многогранности и противоречивости виртуального. В современном философском дискурсе многиенаучные взгляды на феномен виртуальной реальности противоречат друг другу, но в то же время подобное обилие взглядов позволяет рассматривать объект изучения многопланово, выявлять в нем сущностные свойства и качества, исследовать конкретные аспекты функционирования виртуальности в социальном. Именно подобная многоплановость, многозначность подходов как нельзя лучше характеризует сам феномен виртуальной реальности.

Литература:

1. KrokerA. Datatrash. The theory of the virtual class / Kroker A., Weinstein M. – Montreal: New world perspectives, 1994. – 176 p.

2. Афанасьева В. В. Тотальность виртуального [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://vera-afanasyeva.ru/?p=181

3. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции [Электронный ресурс] / Пер. с фр. А. Качалов. – Режим доступа: http://exsistencia.livejournal.com/

4. Бодрийяр Ж. Система вещей. – М.: Рудомино, 2001. – 220 с.

5. Воронов А.И. Философский анализ понятия «Виртуальная реальность». Авто­реф. дис…. канд. филос. наук. – СПб. – 1999. – 22 с.

6. Иванов Д. В. Виртуализация общества // Информационное общество. – М.: Изд-во АСТ, 2004. – 512 с.

7. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

8. Корсунцев И. Г. Современные технологии несут глобальную угрозу [Электронный ресурс] // Центр исследования платежных систем и расчетов. – Режим доступа: http://www.paysyscenter.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=605

9. Луман Н. Л. Общество как социальная система. / Пер. с нем.А. Антоновский. – М: Издательство «Логос». 2004. – 232 с.

10. Носов Н. А. Виртуальная психология. – М.: Аграф, 2000. – 432 с.

11. Носов Н. А. Виртуальная реальность // Вопросы философии. – 1999. – №10. – С. 152 – 165.

12. Социальная система как информационное взаимодействие: коллективная монография / В.И. Игнатьев, Т.В. Владимирова, А.Н. Степанова. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2009. – 308 с.

13. Таратута Е.Е. Философия виртуальной реальности. – СПб., 2007. – 148 с.