Формирование рыночного пространства Среднего Поволжья

На протяжении XVI – XIX вв. земли Среднего Поволжья в Российской империи из внутренней окраины превратились в хозяйственно освоенную территорию, новую житницу страны и постепенно, к началу XX в., в один из аграрно-промышленных, преимущественно по сбыту сырого и переработанного хлеба, районов. Типичной формой связи большинства населения с рынком были поставки выращенного зерна всероссийскому или местному потребителю. Изменение хозяйственного статуса волжских земель в империи имело множественные последствия. Менялась организация хозяйства, жизненный стандарт, и в конечном счёте, менталитет населения.

Цель данной статьи состоит в том, что бы реконструировать процесс включения поволжских территорий в единое экономическое пространство страны и проследить в связи с этим изменения в организации крестьянского хозяйства. Первая часть работы, как мне представляется, предполагает воссоздание хода заселения региона, выявление господствовавшей к началу XX в. хозяйственной специализации, определение местоположения населённых экономически значимых пунктов и, особенно, городов. Городская жизнь может служить интегрирующим показателем степени развития товарного обмена в регионе, связи территории со страной, уровня развития рыночных отношений в целом. Поэтому имеют значение такие статистические показатели как численность городского населения, размер торгового и промышленного оборота в среднем на одного человека, размер годового грузооборота станции, пристани. Отображение их на карте позволит увидеть рыночное пространство Поволжья начала XX в.

Изменения в организации хозяйства крестьян под воздействием рынка рассматриваются на основе анализа данных Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г.

Заявленные задачи решаются на материалах Казанской, Симбирской, Самарской, Саратовской и Пензенской губерний, составлявших Среднее Поволжье.

Само понятие «экономическое, или рыночное пространство» достаточно емкое. Оно подразумевает и формирование типа производственных отношений, в основе которых товарно-денежный обмен, и складывание социальных общностей «производитель-потребитель», «собственник-труженик», и оформление территориальной целостности, в коих рамках эти отношения функционируют. Любой из этих смыслов имеет право на самостоятельное изучение. Но в рамках данной статьи я рассматриваю пространство прежде всего в смысле географическом – территории, которая трансформировалась под воздействием включения её в товарно-денежное хозяйство страны.

Хозяйственное освоение волжских земель по времени совпало с формированием всероссийского рынка. В состав Российского государства они вошли во второй половине XVI в. и являли тогда огромное, не освоенное в хозяйственном отношении пространство. Земли, расположенные ниже слияния рек Камы и Волги до Астрахани были местом кочевий Ногайской орды и казачьих стоянок. Лишь в Казанском крае существовало земледельческое хозяйство и кустарные промыслы. Освоение края началось со строительства оборонительных крепостей. Первыми в 1570-е гг. были возведены – Саранск, Алатырь, Тетюши, в 1583 – 1591 гг. – Самара, Уфа. Царицын, Козмодемьянск, Царевококшайск, Цивильск, Уржум, Мамадыж, Царевосаранчуйск, Ядрин, Яранаск, в первой трети XVII в. городки-крепости были возведены в Волго-Донском районе [4, с. 24]. Крепости и монастырские владения были немногочисленными освоенными островками, а большинство населения служилым сословием. Основным видом предпринимательства тогда выступали рыбная ловля и солеварение, которым занимались монастыри и частные лица – откупщики. Во второй половине XVII в. началось строительство непрерывных укреплённых линий, положивших начало массовой земледельческой колонизации. Завоевание Азова повлекло активное освоение территории Саратовского округа: возникли города Петровск, Дмитриевск. Чуть позже (1700 г.) были возведены крепости на левом берегу Волги, в районе Самары (Алексеевск, Сергиевск). Исследователи отмечали, что в XVII в., по всей вероятности, у правительства существовал единый план (или идея) создания целостного общероссийского оборонительного комплекса от границ с Польшей до притоков реки Камы, особенно на южных и юго-восточных границах [2, с. 44]. В этих условиях города-крепости были построены «практически по всему периметру региона» [4, с. 73.] (от реки Камы до устья Волги), исходя из задач сохранения за Россией и активного использования волжского пути, а также промысловой эксплуатации природных богатств края. Население укреплённых городков не только было защитником окрестных мест, но занималось торгом и промыслами.

В 1730 – 1740-е гг., когда замышлялся новый пограничный рубеж для ограждения Правобережья и Закамья, возникла цепочка крепостей от Самары к Оренбургу, в 1738 г. Основан город Ставрополь [5, с. 85]. По мере укрепления на восточных окраинах России. В конце XVIII в. военное значение возведённых в волжских крепостей падало, ширилось земледельческое освоение заволжских степей. Крепости стали именоваться городами империи, приобретя административные функции. [¹, с. 39]

Изменение правового статуса волжского населённого пункта, приобретение им гражданских функций постепенно меняло его конфигурацию. Военный городок имел в развитом виде вид концентрического круга, административный центр вытягивался, выделяя «деловой центр», или «властную линию» в городском пространстве, где располагались основные учреждения города. Вокруг административного центра формировалась сельскохозяйственная округа [11, с.29-38]. Развивавшееся земледельчес­кое производство могло обеспечить населению автономное существование вне торгового обмена, но города, предъявляя спрос на продовольствие, становились «точкой опоры» для формировавшегося вокруг них рыночного пространства. Так функция населённого пункта менялась. Если в XVII – первой половине XVIII вв. значение города определял военный статус, то уже к концу столетия важным становилось наличие удобных пристаней и трактов. Дальнейшую судьбу населённого пункта определял его статус как губернского центра. В 1708 г. были определены контуры – Казанской губернии, в 1717 – Астраханской, в 1744 – Оренбургской, в 1780 – Пензенской, Саратовской и Симбирской, в 1850 – Самарской.

Новая волна изменений в региональном экономическом пространстве была связана с железнодорожным строительством второй половины XIX в. Железнодорожное строительство 1870-х гг. имело первоначально целью соединение Центра империи с хлебными районами страны, а далее, железнодорожные магистрали через Самару, Саратов в Сибирь и Среднюю Азию, строились с учётом стратегических интересов. Транспортные магистрали в 1870 – 1880-е гг. соединили Поволжье практически со всеми частями Российской империи и окончательно «вплели» его в общеимперское пространство. К началу XX в. каждая губерния Среднего Поволжья имела свой железнодорожный путь соединения со столицами. В 1870 – 1880-е гг. экономические выгоды новых путей сообщения ощутили Саратов и Царицын, в 1890-е Самара и Сызрань. Царицын становился центром тяготения товарных грузов из районов Придонья, Самара и Саратов – Среднего Поволжья. Казань, попадавшая в проекты соединения её с северо-восточными территориями, постепенно становилась центром Волжско-Камского региона, создавая поле тяготения для Вятской и Архангельской губерний. Торговое значение Симбирска, не получившего вплоть до первой мировой войны железнодорожного сообщения со столицами, падало.

Экономическое значение губернских центров, ставших комплексными водно-железнодорожными транспортными пунктами, росло. Вместе с тем была дана жизнь новым населённым пунктам, возникавшим вокруг небольших станций. Они превращались в центры местного рынка, создавая поле тяготения для сбыта выращиваемого здесь зерна. Таковыми, к примеру в Самарской губернии в 1890-е гг. стали Бузулук, Бугуруслан, Абдулино, Сорочинская [13, с. 101 - 102]. Пространственные «подвижки» заметны были в г. Цивильске Казанской губернии, где торговля зерном зачахла и переместилась на близлежащую станцию Шихраны [6, л. 2], уменьшилось торговое значение оказавшихся в изоляции о современных средств сообщения городов Чебоксары и Мамадыш [6, л. 2]. Новые торговые пункты, уменьшая значение старых, формировали собственную сферу влияния. Строительством Волго-Бугульминской (1913 – 1914 гг.) для жителей близлежавших населённых пунктов уменьшилась значимость Самары, Балаково и Чистополя, но возросла станций Кошки, Шантала, Клявлино [1, с. 12 - 13]. Новые центры формировали «очаг» (или «пучок») хозяйственной жизни не традиционного, а рыночного типа и хозяйственных связей, основанных на использовании банковского кредита, биржевых сделок. Русский торгово-промышленный банк вне губернских центров имел в Поволжье (1909 г.) 14 филиалов, а Волжско-Камский – 5 [9, с. 4 - 19]. Это положение закреплялось в 1910-е гг. строительством здесь государственных элеваторов и зернохранилищ.

Таким образом, рыночное пространство Поволжья в начале XX в. представляло собой освоенное земледельческое пространство, в котором ясно обозначились крупные административные и экономические центры. Известный географ В.П. Семенов Тян-Шанский, изучавший на начало XX в. размещение городов и деревень Европейской России, исследовал различные селения по показателям численности населения, душевым размерам годового торгового и промышленного оборота. Волжские города Саратов, Казань, Самара были отнесены им к крупным городам с бойким торгово-промышленным оборотом (от 500 до 800 рублей на человека в год), Пенза, Симбирск, Царицын составили группу больших городов, где бойкость торгово-промышленной жизни была средней (от 100 до 500 рублей в год).

Число средних и малых городов (всего более 50) значительно превышало первые две группы. Преобладание средних и малых городов, в которых проживало соответственно до 40 или до 10 тысяч человек, географ назвал типичной, здесь слабо развита промышленность, многие города имели сельскохозяйственные пригороды [10, с.136-141, с. 157-159] Большая доля мелких населённых пунктов, считал учёный, «никак не могут дорасти до городов» [10, с. 158].

Влияние аграрной специализации Поволжья просматривалось и в градообразующих процессах: численность городского населения в регионе росла преимущественно за счёт крестьянства. В 1861 г. Их доля составляла 14, 5 % населения губернских и 15, 6 % уездных городов Поволжья, к 1897 г. Эти показатели выросли соответственно до 48, 8% и 40, 7 % [12, с. 76 - 77].

Итак, больших городов в Поволжье было мало, преобладающим в них был торговый, а не промышленный товарооборот, большая часть населения – недавние выходцы из деревни. Общекультурное и рыночное воздействие города на поволжскую деревню несомненно так же, как и несомненно обратное влияние, формировавшее город, в котором центром деловой жизни выступали пристань или железнодорожная станция, неподалеку расположенные здания бирж и банковских контор, элеватор. Торговая площадь примыкала к административному центру города с губернской администрацией, нотариальными конторами. В силу дороговизны земли в деловом районе раньше, чем на окраинах росли многоэтажные каменные строения (в 2 – 4 этажа).

Рыночное пространство региона состояло не только из крупных экономических центров, но и значительного количества торговых центров местного значения. Они так и не выросли в города. Хозяйственная специализация Поволжья, в основе которой было выращивание и сбыт высокосортных зерновых культур, консервировало аграрную структуру расселения [13, с. 273]. В Поволжье постепенно складывались свои рыночные центры и периферия. Эту иерархичность определял и ступенчатый сбыт зерна. Особенно он был характерен для районов с малыми транспортными возможностями. Так, из Уральской области, окраин Новоузенского уезда Самарской губернии везли зерно на продажу в три крупных села – Красный Кут, Дергачи или Александров Гай, отсюда оно переправлялось на продажу в Покровскую слободу либо пристань Ровное. Только здесь и бывал базар, всё остальное – лишь «предбазарье» [3, л. 3]. Иерархию создавало и железнодорожное сообщение.

На протяжении XVI – XIX вв. пространственные контуры поволжского рынка обрели явные очертания. Строительство оборонительных рубежей, хозяйственное освоение территории, установление постоянных железнодорожных путей сообщения определили местоположение главных экономических центров. Итоги этого процесса в начале XX в. были видны уже на географической карте: в районах более раннего хозяйственного освоения к концу первого десятилетия столетия размещения волжских городов имело вид «кристаллеровской решётки», что являлось свидетельством наиболее оптимальной с экономической точки зрения системы расселения людей, в районах более позднего хозяйственного освоения (Заволжье) размещение сохраняло пока очаговый вид.

Сохранение аграрной структуры расселения консервировало сложившуюся аграрную специализацию региона и закрепляло его сельскохозяйственную «нишу» во всероссийском рынке. То обстоятельство, что доля городского населения была наивысшей в уездах с губернским административным и транспортным центром подчёркивало локальность и иерархичность в развитии экономических центром Поволжья, оформление центральных и периферийных мест внутри одного экономико-географического района.

Географические контуры Среднего Поволжья к началу XX в. сложились. Прослеживать его воздействие на жизнь и организацию хозяйства крестьянского населения возможно на основании анализа ряда статистических показателей: эластичность и гибкость крестьянского хозяйства объяснялась возможностями варьировать использование земли, скота, рабочей силы семьи и нанимаемых работников. «Формировала» эти показатели сама семья, исходя из оценки реальных условий жизни – близости трудового пункта, возможности обработать землю своими руками, без привлечения чужого труда, наличия продовольственных запасов и т.д. Следовательно, такие показатели как доля активно используемой крестьянами пашни, количество используемого в хозяйстве рабочего скота и рабочих рук, размер семьи возможно использовать для изучения реакции крестьянского хозяйства на рыночной реалии жизни [14, с. 47]. Анализ этих данных позволит судить о глубине и степени воздействия рыночной среды на крестьянское хозяйство Поволжья.

Я рассчитал по уездам следующие данные Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г.: доля посевов в крестьянской пашне, средний размер посевной площади, численность рабочих лошадей на одно хозяйство, я определил так же средние данные о размере крестьянской семьи, числе работников, доле хозяйств нанимавших сроковых рабочих. Затем уезды 5 волжских губерний были распределены по зонам тяготения населённых пунктов к определённому торговому центру в зависимости от расстояния до него. [², с. 35 - 38] Мои расчёты показали, что каждый торговый пункт в Поволжье притягивал товары преимущественно соседних территорий [13, гл. 5]. Близость к нему позволяла надеяться на более высокие цены, и наоборот, чем дальше от места сбыта, тем ниже была цена зерна: уже в 1880-е гг. каждые десять вёрст пути уменьшали цену пуда зерна на одну копейку [8, л. 43 (об)]. В целом, близость к торговым центрам заметно влияла на организацию земледелия. В уездах, прилегавших к нему, крестьяне при меньших размерах земельного участка, меньшей численности семьи интенсивнее использовали пашню. На периферии чаще велось экстенсивное земледелие: количество рабочих лошадей здесь в среднем было большим, чем в центре.

Слабее организующее влияние рынка было заметно в использовании рабочей силы. По мере удаления от рыночного центра меньшая доля хозяйств занималась побочными промыслами, ограничиваясь только продукцией земледелия и скотоводства. Потребности крестьян в промышленной продукции были минимальны.

Сопоставляя торговые районы вокруг старых и новых центров (Покровская слобода, Самара, Бузулук, Богатое, Сорочинская, Абдулино, Бугуруслан и др.), расположенных в малонаселённых степных уездах, видно, что крестьянское хозяйство быстрее подчинялось рынку, нежели в районах давнего хозяйственного освоения (Казань, Саранск, Чистополь, Тетюши и др.). Выращивание хлеба (доля посева в пашне) заставляло крестьянина ориентироваться на близость сбыта. Другие стороны жизни определялись иными соображениями – национально-хозяйственным укладом, религиозными воззрениями. Часто в районах компактного проживания одного из народов Поволжья хозяйствование подчинялось экономической целесообразности (повышение интенсивности хозяйственной деятельности в зависимости от близости к торговому центру). В районах существования разнообразных национально-хозяйственных укладов (например, чувашей и татар) экономическая целесообразность оказывалась вторичной по отношению к национальному родству. Этноконфессиональный фактор порой действовал сильнее рыночного. Например, из двух покупателей зерна чувашский крестьянин, продавший хлеб, чаще всего выбирал представителя своей национальности [7, с. 101]. Однако данное суждение, вытекающее из анализа средних статистических данных о крестьянском хозяйстве Поволжья, требует дальнейшей проверки и самостоятельного изучения.

Таким образом, изучение истории формирования рыночного пространства Среднего Поволжья к началу XX в. позволяет нам сделать ряд выводов.

Хозяйственное освоение поволжских земель было длительным процессом, в котором возможно выделение нескольких этапов:

1. появление опорных военных пунктов в XVI в. и строительство непрерывных укреплённых линий;

2. 1730 – 1860-е гг. – время массовой колонизации и формирование вокруг военных городков сельскохозяйственной округи. Наряду с военными центрами в это время выделились административные и экономические пункты.

3. 1860 – 1914 гг. – «вплетение» волжских земель в российское хозяйственное пространство и установление постоянных связей с другими частями Империи. Материальным выражением этих процессов явилось железнодорожное строительство.

Итогом этой эволюции явилось выделение экономических центров российского значения (Казань, Саратов, Самара, Царицын), куда стремился российский и иностранный капитал и возникали новейшие формы торговли, и торгово-промышленных пунктов регионального значения, где имелась рыночная инфраструктура (зернохранилища, элеваторы, банки), но не было административных преимуществ. Формировались центры и периферия регионального рынка. Различия между центром и периферией просматривались по показателям численности населения, динамике демографического роста, размерам промышленного и торгового товарооборота (в расчёте на душу населения), объёмам грузооборота станций и пристаней.

Консервация аграрной специализации Поволжья на протяжении XIX - начала XX вв. не создавала объективных условий для быстрого роста городов. Многие экономически значимые пункты региона сохраняли аграрный статус. Мы предполагаем, что воздействие города и деревни в начале XX в. было двусторонним, но именно деревня оказывала решающее влияние на городскую жизнь в Поволжье, определяя социальную структуру, основной вид деятельности горожан, образ жизни. В связи с этим, нам представляется необходимым специальное изучение истории городов Поволжья в капиталистическую эпоху.

Освоенная территория, определившийся главный вид деятельности населения, выявление экономических центров региона, сложившиеся направления товарных потоков к известным торговым пунктам, - все эти явления дают основания говорить об оформленности рыночного пространства Поволжья к началу XX в., контуры которого в основном сложились (по типу кристаллеровской решётки) [13, с. 310]. Тем не менее внутри этих контуров довольно явственно просматривались центральные и периферийные зоны. Перемещение экономически значимых центров наблюдалось по мере государственного освоения восточных земель с XVII – XVIII вв. Однако только в эпоху железнодорожного строительства второй половины XIX в. это движение имело следствием быстрое развитие новейших форм торговли и рыночной инфраструктуры в малозаселённых местностях. Такие экономические центры обеспечивали здесь быстрое, но локальное развитие современного товарного обмена. Дихотомия «экономический центр - периферия» в капиталистическую эпоху становилась реальностью не только общероссийского, но и регионального рыночного пространства. Значение того или иного населённого пункта в Поволжье в начале XX в. определяло его местоположение, главным образом по отношению к транспортному узлу.

Рыночное пространство Поволжья оказывало определяющее воздействие на местный рынок и организацию крестьянского хозяйства. В каждом локальном торговом районе оно проявлялось в прямой зависимости степени интенсивности крестьянского земледелия о расстояния до места сбыта товарного хлеба (явный показатель экономической целесообразности). Слабое проявление этой закономерности на общем, региональном уровне даёт нам основания предполагать, что в многонациональном Поволжье крестьянин, зачастую поставленный перед выбором экономической целесообразности или национальной общности, часто делает выбор в пользу последнего. Однако в целом хозяйственные связи внутри региона складывались на основе экономического строительства, а не национально- географического пространства.

Литература:

1. Баскин Г.И. Деление Средневолжской области на районы по дистанционному принципу. Самара, 1929.

2. Бурганова Р.Г. Города и городское население Башкирии в XVI – XVII вв. Уфа, 1993.

3. ГАСарО, ф. 403, оп. 1, д. 253.

4. Дубман Э.Б. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI – XVII вв. Самара, 1999.

5. История Самарского Поволжья с древнейших времён до наших дней. XVI – первая половина XIX века. М., 2000.

6. НА РТ, ф. 359, оп. 1, д. 528.

7. Николаев Г.А. Рыночные реалии второй половины XIX – начала XX столетий и крестьянская община чувашей.// Поволжье в системе Всероссийского рынка.

8. РГИА, ф. 573, оп. 18, д. 27410.

9. Русские банки: перечень городов и селений, в коих находятся кредитные учреждения и их филиальные отделения на 15 июня 1909 года. СПб., 1909.

10. Семенов Тян-Шанский В.П. Город и деревня в Европейской России. СПб., 1910.

11. Смирнов Ю.Н. Формирование ближнего сельскохозяйственной округи заволжского города и ход её функциональной трансформации. На примере Самары XVIII – XIX вв.// Самарский земский сборник. 1998. № 1 (2).

12. Смыков Ю.И., Гончаренко Л.Н. Город и деревня Поволжья в период капитализма: основные направления и характер взаимодействия// Взаимосвязи города и деревни в их историческом развитии. XXII сессия Всесоюзного симпозиума по изучению проблем аграрной истории. Тезисы докладов и сообщений. Минск. 11 – 14 октября 1989 г. М., 1989.

13. Тагирова Н.Ф. Рынок Поволжья (вторая половина XIX - начало XX вв.). М., 1999.

14. Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. Избранные труды. М., 1987.