Статья посвящена исследованию специфики функционирования модальных слов в произведениях В. С. Токаревой. В центре внимания находится семантика слов с модальным значением, являющихся ярким средством выражения субъективной модальности. В ходе анализа выделены группы модальных слов, репрезентирующих различные субъективно-модальные, оценочные значения в прозе автора.
Ключевые слова: субъективная модальность, оценочность, положительная оценка, отрицательная оценка, диалогическое единство.
Широкий круг модальных слов служит для выражения различных эмоциональных реакций и интеллектуальных оценок того, о чем сообщается. В данной статье мы делаем попытку комплексного рассмотрения случаев реализации оценочно-квалификативной функции модальных слов в рассказах и повестях B. C. Токаревой. Наше внимание привлек факт относительно небольшого количества слов с модальным значением экспрессивно-эмоциональной оценки высказывания в данных произведениях. Это можно объяснить, в первую очередь, разнообразием других средств выражения подобной оценки (например, слов других частей речи с вышеуказанной семантикой) в текстах В. Токаревой.
Для комплексного анализа «основной функции модальных слов» [3, с. 64] воспользуемся классификацией модальных значений, представленной в «Русской грамматике», которая выделяет слова, выражающие: 1) радость, одобрение, положительную оценку; 2) неодобрение, сожаление, отрицательную оценку; 3) опасение; 4) допущение; 5) недифференцированное, общее эмоциональное отношение к сообщаемому [2, с. 392].
Высказывания, в которых модальные слова служат для выражения положительной оценки, радости, представляют собой значительную группу среди анализируемых примеров: « К счастью, подоспел внук Сережка» (Токарева. Телохранитель). Героине повести, Татьяне, «вторая половина жизни», по ее мнению, не удалась, впереди — «полный проигрыш». Однако, когда родился внук, жизнь ее кардинально изменилась и наполнилась смыслом. К ней снова пришло счастье — эту мысль и выражает модальное слово ксчастью , как и в следующем примере, ср.: «Жили, слава Богу, врозь» (Токарева. Хэппи энд). Рассказчице приносит облегчение, даже радость факт того, что ее новый муж живет по отдельности от своей уже выросшей дочери, ее высказывание не просто информирует нас о ситуации (Ср. Жили врозь), а показывает нам ее отношение к этой ситуации, благодаря вводной фразе с модальным значением положительной оценки.
То же и в следующем примере, ср.: «Если бы она приказала: убей, он убил бы. Но она не приказала, к счастью » (Токарева. Можно и нельзя). Модальное слово ксчастью подсказывает нам, что, хотя возможность убить кого-то ради «нее» была вполне реальной для героя, он мог бы сделать это, почти не задумываясь, но все же убийство — не то, что он действительно хотел бы сделать для нее. Более того, у героя вызывает радость то, что ему не пришлось совершать преступление.
Обратная ситуация — выражение не положительной, а отрицательной оценки высказывания — наблюдается в следующих примерах: «При слове «кардиологов» Рустам напрягся. Этот термин он, к сожалению, знал очень хорошо» (Токарева. Своя правда). Ср. При слове «кардиологов» Рустам напрягся. Этот термин он знал очень хорошо.
Если в измененном предложении (без ксожалению ) можно сделать вывод, что «Рустам напрягся», так как просто услышал хорошо знакомое слово, можно предположить, что герой сам в прошлом кардиолог, и даже упоминание профессии вызывает в нем сильные эмоции, то в оригинальном высказывании наличие вводного ксожалению практически не оставляет места нашим догадкам. Становится очевидно, что упомянутые «кардиологи» вызывают у героя только отрицательные ассоциации, грусть, возможно, боль.
Схожая оценка говорящим содержания высказывания представлена и в следующем примере: «Время движется только в одну сторону, по несчастью»... (Токарева. Телохранитель). Говорящий не только констатирует факт неуклонно проходящего времени (Ср. Время движется только в одну сторону), но выражает свое сожаление по этому поводу. Чувствуется, что он не согласен с таким положением, оно его не устраивает, более того, несет несчастья и горести. Герой желал бы изменить ход времени — все эти предположения мы можем сделать, исходя из вводного по несчастью, несущего семантику негативного отношения к высказыванию.
Использование вводно-модальных слов, близких по семантике, помогает автору дифференцировать степень негативности восприятия, оценки говорящим сообщаемого, ср.: «Она пересела поближе к водителю, но тогда по ногам пахнуло жаром, как нарочно, в этом месте была отопительная система» (Токарева. Старая собака). В этом высказывании, в отличие от предыдущих, степень отрицательной оценки сообщаемого значительного меньше, модальные компоненты ксожалению, к несчастью заменены модальным сочетанием как нарочно, что сразу указывает на то, что и обстоятельства, вызвавшие «неодобрение» героини, не так суровы, сложны, не причиняют серьезных проблем, а лишь временные неудобства. Тем не менее именно наличие данного вводного сочетания выражает отношение говорящего к своему положению, что было бы невозможно при отсутствии данного модального слова.
Опасение говорящего по отношению к сообщаемому может быть выражено несколькими модальными сочетаниями, например, неровен час, не дай бог, чего доброго , ср.: «Но утрам (Минаев) пьет теплую воду и бежит десять километров, в какой бы части света он ни находился. Что бы ни происходило в жизни, даже если, не дай Бог, конечно, объявили бы войну, Минаев опрокинет стакан, воды, смоет шлаки с пищевода»... (Токарева. Хэппи энд). Вводное не дай Бог здесь придает высказыванию дополнительное значение, говорящий будто оговаривается, суеверно отрицает возможность «объявления войны», одергивает сам себя в таком страшном предположении. Заметим, что значение опасения, выраженное с помощью не дай Бог существенно усиливается благодаря соседнему модальному слову конечно, выполняющему, как правило, функцию оценки высказывания, как достоверного.
Рассмотрим следующую конструкцию, ср.: «Сидоров вздохнул: до Москвы четыре часа. Там час. А там, чего доброго, еще и пробка» (Токарева. Кирка и офицер). На наш взгляд, в данном случае вводное чего доброго не только оценивает сообщаемое, как нежелательное, в некоторой степени даже «опасное» (ведь герой очень не хочет потратить время еще и в пробке), что является его основной функцией, но и несет оттенок предположительности, неуверенности в именно таком развертывании событий — пробка может задержать героя, но ее может и не быть вообще. Этот оттенок смысла, конечно, второстепенный.
Функция оценки высказывания, как допустимого, выполняется также рядом модальных слов со значением допущения, ср.: «Люди кричат от ужаса и от противоположного чувства, которое на другом конце ужаса. Как оно называется, это противоположное чувство? Счастье? Пожалуй, от укола счастья, от его мгновенного воздействия» (Токарева. Я есть. Ты есть. Он есть). Перед нами рассуждения героини о том, какое же чувство противоположно ужасу. У нее нет четкого ответа, точного знания, она может лишь предполагать, ведь область чувств абсолютна субъективна. Героиня высказывает одно предположение: это «противоположное чувство» — счастье.
Так это или нет вообще, мы не знаем, но героиня в данный момент считает именно так, а точнее, допускает, что это так, полагает, что «от укола счастья» «люди кричат». Чувствуется некоторая неуверенность в высказывании: «пожалуй, от укола счастья», будто говорящий и сам немного сомневается в верности сказанного, но допускает, что эта догадка верна.
Интересна, на наш взгляд, роль вводно-модальных слов в рамках диалога в прозе Виктории Токаревой, ср.:
«- Иметь все и не иметь ничего — одно и то же, — с убежденностью сказал Гарик.
— Возможно, — согласился я. —Но лучше это утверждать, когда имеешь все» (Токарева. Пираты в далеких морях).
В этом кратком диалоге первый участник говорит «с убежденностью», он полностью уверен в том, что говорит. Второй же лишь допускает, что сказанное собеседником верно, а скорее всего, оно истинно только при определенном условии — «когда имеешь все». Он не выражает резкого несогласия с позицией первого героя, а модальное слово возможно позволяет ему представить ему свою точку зрения — неполного согласия, «согласия с некоторым ограничением».
По тому же принципу употребления слов с модальным значением строится и следующий диалог, ср.:
«- Где-то я вас видел, — сказал Писатель, вглядываясь в Ковалева...
— Возможно, — ответил Ковалев. — Не помню» (Токарева. Можно и нельзя).
Первый говорящий, Писатель, высказывает утверждение. Собеседник, используя модальное слово со значением допущения возможно , не отрицает и не соглашается с данным утверждением, а лишь высказывает мнение о том, что «Писатель» может оказаться прав, однако не располагает аргументами «за» (или же «против»), так как «не помнит», имела ли место описываемая ситуация. Возможно здесь легко заменяется на аналогичные по смыслу модальные слова допустим, может быть и т. д.
Субъективное отношение говорящего к сообщаемому может и не нести эмоциональной или интеллектуальной окраски, функция вводных слов здесь — выразить общее, неопределенное, «недифференцированное» отношение к высказыванию, ср.: « Третья мечта Кости — свобода и одиночество, что, в сущности, одно и то же» (Токарева. Стрелец).
Как видим, вводное слово всущности не вносит в семантику сообщения какого-либо дополнительного эмоционально-интеллектуального значения — истинности, ложности, отрицательной или положительной оценки. Однако оно придает высказыванию качество «личного», идущего именно от говорящего, выражающего его частное, субъективное мнение, другими словами — сообщение «авторизуется» [1: 18].
Недифференцированное отношение говорящего к сообщаемому реализуется во многих конструкциях в прозе В. С. Токаревой, ср.: «Не Борис, конечно. Но и, между нами говоря, не урод» (Токарева. Своя правда). Перед нами еще одно типичное использование вводного слова, выполняющего функцию выражения недифференцированного отношения говорящего к высказыванию. Здесь героиня лишь делится своим мнением, не давая ему какой-либо оценки. Если опустить данное вводное сочетание из предложения, его семантика почти не изменится, но потеряется оттенок субъективности высказываемого суждения.
Таким образом, на основе проведенного анализа примеров можно сделать вывод о том, что модальные слова, выступающие в качестве средства выражения субъективной модальности, оценки высказывания с точки зрения говорящего, используются в текстах B. C. Токаревой во всех своих значениях. Благодаря употреблению таких слов, выражающих широкий спектр значений, входящих в круг значений субъективной модальности, автор раскрывает особенности характеров и мышления героев, их индивидуальную оценку происходящего, эмоции и мнения персонажей.
Литература:
- Василенко Л. И. Модальные слова как средство авторизации текста. М., 1984.
- Русская грамматика. Т.2. Синтаксис/ Под ред. Н. Ю. Шведовой. М.: Наука, 1980.
- Русский язык. Энциклопедия// Под ред. Караулова Ю. Н. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998.
