В статье рассмотрен один из наиболее частотных мотивов лирики Л. Д. Червинской — слезы. В данном мотиве отражены характерные особенности лирической героини Червинской, раскрывающие ее отношение к себе и отношения с окружающей ее действительностью. Слезы рассматриваются в оппозициях: свои-чужие, наличие-отсутствие слез, слезы-смех. Слезы для лирической героини являются обыденностью, проявлением водной стихии, природным явлением.
Ключевые слова: Л. Д. Червинская, мотив, слезы, лирика, первая волна эмиграции.
Начало XX века в России было ознаменовано глобальными изменениями. Первая мировая война, революция, гражданская война и установление диктатуры советской власти спровоцировали массовый отток населения из страны, позднее получивший название «первая волна русской эмиграции». В рамках русского зарубежья продолжается развитие русской литературы, возникают литературные кружки, появляются новые талантливые поэты, к числу которых принадлежит Лидия Давыдовна Червинская (1907–1988).
Творческое наследие поэтессы состоит из нескольких эссе, критических статей и трех поэтических сборников: «Приближения» (1934), «Рассветы» (1937), «Двенадцать месяцев» (1956).
Основным методом исследования для нас является мотивный анализ; в первую очередь мы полагались на теоретические материалы работ Б. М. Гаспарова [1, с. 304], О. А. Коростелева [2] и др.
В определении термина «мотив» мы опирались на формулировки Б. М. Гаспарова, который полагал, что в качестве мотива может: «выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» — событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д». [1, с. 30]. И на определение, данное в работах В. Е. Хализева: «Мотив — это компонент произведений, обладающий повышенной значимостью (семантической насыщенностью). Мотивы активно причастны теме и концепции (идее) произведения, но их не исчерпывают» [5, с. 280].
Мы выделили в лирических сборниках Л. Д. Червинской, а именно в сборниках «Приближение», «Рассветы» и «Двенадцать месяцев», следующие мотивы: «молчание», «конец», «рассвет», «слезы». Ниже мы рассмотрим для примера мотив слез.
Мотив «слез» в русской литературе обычно связывается с темами одиночества, тоски и печали. Г. Е. Крейдлин и Л. А. Хесед в своем исследовании «Семиотическая концептуализация телесных жидкостей: слёзы» утверждают, что о слезах «писали в основном этнографы, фольклористы и богословы, которых интересовал плач как объект культуры и как важная составляющая библейской устной и книжной традиций. В то же время слёзы как объект лингвистического и семиотического анализа заслуживают не меньшего внимания, поскольку они являются индикатором физических и психических состояний человека, показателем его настроения и непосредственной реакцией на актуальную ситуацию или людей, с ней связанных» [3]. Авторы исследования отмечают, что слезы отражают связь между физической, психологической, ментальной и защитной системами человеческого организма. По мнению Г. Е. Крейдлина и Л. А. Хесед, слезы выполняют две основные функции: очищения и защиты. Также слезы имеют коммуникативную функцию. «Люди могут вызывать у себя слёзы осознанно, и делают они это с целью разжалобить адресата, добиться у него для себя какой-то выгоды, привилегии» [3].
Слезы нераздельно связаны с плачем. О. М. Фрейденберг в работе «Поэтика сюжета и жанра» пишет следующее: «Как и смех, плач является не просто биологическим фактом, но мировоззренческим, имеющим свою семантическую историю. В первобытно-охотничьем обществе «плач» и «смех» осмысляются космогонически; смех и плач не расчленены в сознании и сопровождают исчезновение появление тотема. В земледельческом обществе они раздвоены, и «плач» означает «смерть», сопровождая все действия, которые отождествлялись со смертью, как брак, жатва, погружение в воду и т. д.». [4, с. 95–96].
В вопросе слез как атрибута женской лирики стоит сказать, что мотив «слез» встречается в поэзии представителей «парижской ноты» мужского пола, поэтому нельзя сказать, что данный мотив характерен исключительно для лирики Л. Д. Червинской, однако в ее творчестве он звучит отчетливее, чем у ее коллег-«парижан». Частотность мотива «слез» в поэзии Г. Адамовича, А. Штейгера и И. Чиннова крайне мала и едва ли данный мотив может считаться основным для их творчества. Однако само использование элемента «слёз» в лирике вышеперечисленных представителей «ноты» говорит о том, что мотив «слёз» не является атрибутом исключительно женской лирики.
В отличие от мотивов «молчания» и «конца», в функциональном значении мотива «слез» мы выделяем не такие четкие оппозиции. Слезы обычно выступают в связке с другими бинарными оппозициями внутри лирических текстов. Слезы могут быть своими и чужими, могут быть связаны с явлениями природы, а также мы рассмотрим оппозицию наличия и отсутствия слез в одинаковых жизненных ситуациях лирической героини Л. Д. Червинской.
Зачастую слезы самой лирической героини в лирике Л. Червинской не имеют для нее значения. Вероятно, это связано с тем, что слезы не помогают ей понять себя.
Я признаю, что побеждает смех,
И все-таки смеяться не хочу.
Я все ценю — и ласку, и успех –
И все-таки горячему лучу
Предпочитаю осень, дождь, закат.
Я сознаю: никто не виноват.
Слезам своим не верю. Отчего ж
Сознание и чувство раздвоилось –
И ложь нужна, необходима ложь,
Чтоб сердце от сочувствия забилось [6].
В данном стихотворении можно выделить оппозицию «смех — слезы». Признание героиней силы смеха, который, как правило, ассоциируется с положительными категориями (счастье, радость), дает нам представление, что в художественном мире Л. Д. Червинской подобные категории существуют и занимают значительное место. Лирическая героиня сознательно выбирает более депрессивные мотивы (осень, дождь, закат), пребывает в настроении подавленности и грусти, отказываясь от оптимизма, тем самым выбирая проигрывающую сторону слез. Однако слезы здесь не следствие подавленного состояния и не смысловой центр стихотворения. К слезам лирическая героиня относится с недоверием, не придает важности их смыслу, а значит и причинам их возникновения. Слезы «свои», но веры нет даже им. Причиной такого отношения может быть и реакция окружающих ее людей на плач лирической героини: «Ведь никто из этих не поможет, как ни плачь, ни падай, ни зови [6]». Рассмотрим подробнее другой пример.
Все помню — без воспоминаний,
И в этом счастье пустоты,
Март осторожный, грустный, ранний,
Меня поддерживаешь ты.
Я не люблю. Но отчего же
Так бьется сердце, не любя?
Читаю тихо, про себя:
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется…».
Едва ли,
Едва ли лучше, до — печали,
До — гордости, до — униженья,
До — нелюбви к своим слезам…
До — пониманья, до — прощенья,
До — верности, Онегин, Вам [6].
Первые строки разделяют время на два плана: прошлое и настоящее. Процесс воспроизведения в памяти моментов жизни — настоящее, сами воспоминая — прошлое. Важно отметить, что память лирической героини хранит в себе не конкретные события, а ощущения, остатки чувств, поэтому она «помнит без воспоминаний». «Счастье пустоты» заключается в отсутствии в памяти деталей прошлого, которые когда-то могли причинить лирической героине боль: «Я не люблю. Но отчего же / Так бьется сердце, не любя?». Вновь сопоставление прошлого и настоящего. В настоящем любви нет, но она была в прошлом, а «так» бьющееся сердце — подтверждение остатков чувств в памяти лирической героини. В этом фрагменте выступает оппозиция «разум и чувства», сердце бьется так, будто все еще любит, но разумом лирическая героиня от этих чувств уже отказалась.
Выделяется и смысловая двойственность строки «Читаю тихо, про себя». «Про себя» лирическая героиня одновременно читает не вслух и о себе, ассоциируя себя с Татьяной Лариной, которую цитирует. Не принимая разумом своих настоящих чувств, лирическая героиня Червинской, подобно Татьяне Лариной, любит, но отказывается от чувств. В результате мы получаем характерное для творчества Л. Д. Червинской противоречие.
«Онегин, я тогда моложе, Я лучше, кажется… Едва ли…» [6]. Несмотря на сравнение своей жизненной ситуации с опытом Татьяны Лариной, лирическая героиня Червинской оспаривает утверждение о том, что сама она могла быть лучше в молодости. Татьяна под своим «лучше» подразумевала чистоту и непорочность молодости, некую девичью наивность. Героиня стихов Червинской переворачивает пушкинскую логику: считает лучшей версией себя настоящую, со всем полученным жизненным опытом и переживаниями, с пережитой гордостью молодости. Теперь ей не хочется плакать и жалеть себя. В настоящем приходит понимание прощения и верности, потому что героиня становится умнее и опытнее, чем была в молодости. Наблюдается моральный рост героини, ее взросление.
Несмотря на отсутствие у лирической героини слез в настоящем, мы наблюдаем здесь более глубокое переживание, чем горе, испытанное ею в молодости, кажущееся теперь ничтожным. Отсюда и недоверие к слезам, приятие собственного драматизма в прошлом и искренности переживания в настоящем. Слезы больше не «для кого-то», не на показ, теперь они ее собственный способ справляться с чувствами, но они (слезы) не помогают.
Слезы в данном примере не имеют значения важности в контексте самоощущения лирической героини. Слезы не помогают разобраться в себе и не облегчают душевное состояние. В данном стихотворении слезы имеют негативное значение именно оттого, что они «свои». «Чужие» слезы могли бы вызвать равнодушие или жалость, «свои» же обесцениваются.
Различие между «своими» и «чужими слезами» заключается в их восприятии лирической героиней. Вероятно, причина различного отношения кроется в сконцентрированности на самой себе.
Как уже было сказано выше, слезы лирической героини не на показ. Для нее они не форма диалога с миром. Это личное переживание, которое редко поддается рефлексии само по себе, чаще всего эмоциональное состояние, провоцирующее слезы, не поддается анализу или воспринимается как данность, естественное состояние души лирической героини. В жизни героини слезы настолько обыденны, что перестают восприниматься как событие, которое может иметь значение для окружающих героиню людей и внешнего мира в целом.
«Чужие» слезы хоть и способны вызывать чувства сопереживания у лирической героини, но все же встречаются не реже ее собственных. Состояние плача или «тихих слез» является нормальным для всего поэтического мира Червинской. Это не перманентное состояние мира, но абсолютно обыденная его часть. По этой же причине порой слезы связываются с явлениями природы: дождем, туманом, пасмурным небом: «Течет по стеклу ручейками вода — / холодные, крупные слезы» («В нарядной витрине холеные розы…») [6]. Здесь под «слезами» подразумевается дождь. Несмотря на зимнюю атмосферу праздника за «холодными, крупными слезами» скрываются именно капли дождя, поскольку основное место действия в лирике Червинской — это Париж, а снега в нем практически никогда не бывает. Сравнение слез с дождем говорит о связи мотива с природным миром, что еще раз убеждает нас в естественности слез для поэтического мира Л. Д. Червинской.
Таким образом, мотив слез не может рассматриваться нами как элемент исключительно женской лирики. Обычно мотив слез выступает в связке с отдельным от него оппозициями внутри лирических текстов Л. Д. Червинской. Мотив зачастую выражает естественное состояние мира, при котором слезы не являются элементом, выходящим за рамки нормальности, в этом случае он проявляется как природное явление или как проявление водной стихии. Отношение лирической героини к слезам обычно имеет негативный характер, поскольку конкретных причин или пользы от них она для себя не выделяет, для нее слезы — обыденная часть жизни.
Литература:
- Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. — М.: Наука. Восточная литература, 1993.
- Коростелев О. А. «Парижская нота» и противостояние молодежных поэтических школ русской литературной эмиграции. — М.: Литературоведческий журнал. Научное издание ИНИОН РАН. — 2008. — № 22. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/parizhskaya-nota-i-protivostoyanie-molodezhnyh-poeticheskih-shkol-russkoy-literaturnoy-emigratsii (дата обращения: 28.01.2022).
- Крейдлин Г. Е., Хесед Л. А. Семиотическая концептуализация телесных жидкостей: слёзы. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/semioticheskaya-kontseptualizatsiya-telesnyh-zhidkostey-slyozy (дата обращения 20.11.2022).
- Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. — М.: Лабиринт, 1997.
- Хализев В. Е. Теория литературы. Изд. 4‑ое, исправл. и дополн. — М.: Высшая школа, 2004.
- Червинская Л. Д. Невидимая птица. — М.: Мнемозина, 2011.
