Злоупотребление должностными полномочиями — одно из самых архаичных преступлений, возникшее единовременно с разложением родоплеменного строя и формированием государства, в чем ученые-правоведы не единодушны. Некоторые из них полагают, что злоупотребление должностными полномочиями наличествовало и ранее [2, с. 184], апеллируя тем обстоятельством, что в первобытнообщинном строе уже существовала субординационная иерархия отношений между членами общины. Действительно, как известно, вопреки тому обстоятельству, что все общинники были равноправными в силу натурального товарообмена, де-факто, хотя и выборную «верхушку» общины возглавлял вождь (князь), совместно с советом старейшин («возрастные» и опытные члены общины), это не умаляло их возможной корыстной или иной личной заинтересованности в разрешении какого-либо вопроса. Вместе с тем, имеют место быть и позиции, согласно которым возникновение уголовно-правового явления «злоупотребление должностными полномочиями» возникло в более позднее время отечественной истории [3, с. 81].
Вместе с тем, полагаем, что критерием возникновения любого явления, носящего правовой характер является наличие какого-либо правового источника, закрепляющего прообраз, в нашем случае, уголовно-правового запрета с поправкой на его архаичную форму. В данной связи мы не будем руководствоваться теми точками зрения, в которых отсутствует конкретная ссылка, а лишь предположения, возникающие из иных юридических фактов. Так, проведение в IX веке княгиней Ольгой реформы, определяющей порядок сбора дани, хотя и содержащей обязанность удельных князей отчитываться перед ней, и, возможно, предполагающей несение бремени соответствующей ответственности, в полной мере не позволяет говорить о возникновении состава злоупотребления должностными полномочиями. Характер этой ответственности призван, в первую очередь пресекать волнения среди облагаемого данью населения, установить четкий порядок сбора дани. Единственное, что «роднит» данное явление и современную редакцию состава злоупотребления должностными полномочиями — наличие узкого круга субъектов данного преступления [1, с. 154]. Вместе с тем, ни для кого не является тайной, что данное явление носит более массовый характер по всей вертикали власти, в т. ч. негосударственной, но предполагающей наличие у лица каких-либо полномочий.
Также, нельзя в полной мере отнести к моменту возникновения уголовной ответственности за рассматриваемое преступление те периоды времени и соответствующие юридические источники, которые либо закрепляли положения, ставящие лицо в бесправное положение перед потенциальным «выгодоприобретателем» либо носящие «непрозрачный» характер. На наш взгляд, начало подобному регулированию было положено путем принятия в 1397 году Двинской уставной грамоты, устанавливающей ответственность лиц, которые совершили самосуд (ст.6,7), хотя, и в достаточно специфической форме — путем его фактической легализации через уплату потерпевшими денег наместнику.
Общегосударственный характер запрета злоупотребления должностными полномочиями приобрел с принятием Иваном III Великим в 1497 году Судебника. На фоне проводимой политики централизации власти нормы Судебника 1497г. носили карательный характер, что относилось и к высшим чинам государства, которые могли быть подвержены облихованию, к ним могла быть применена пытка. После проведения подобных «процессуальных» действий виновный мог сознаться в содеянном, далее, он приговаривался к смертной казни.
С принятием в 1649 году Соборного Уложения отношение законодателя к регулированию рассматриваемых отношений поменялась, и начала приобретать современные очертания. Во-первых, предусматривался широкий перечень форм «злоупотреблений». Во-вторых, был учтен факт того, что данное преступление могло совершаться не только корыстно, но и из иной личной заинтересованности. В-третьих, произошло выделение отдельных групп должностных лиц в качестве специального субъекта, а именно, судей. В-четвертых, предусматривался широкий перечень наказаний: телесных, членовредительских, смертная казнь, наказаний, определяемых главой государства, применяемых в зависимости от степени общественной опасности, обусловленной фактически совершенными действиями носителем соответствующих (различных по своему уровню властвования). То есть, уже на данном этапе можно говорить о наличии состава преступления в его современном интерпретировании (отдельного внимания заслуживает детализация субъективной характеристики).
Во времена Петра I Великого в связи с усилением взяточничества и казнокрадства (в т. ч. со стороны ближайших сподвижников государя) началась активная, хотя, и непоследовательная работа над установлением запретов, направленных на борьбу со злоупотреблениями должностными полномочиями.
Отдельного упоминания заслуживает Воинский артикул 1715 года, который, вопреки своей специфической природе — охране отношений по поводу воинской службы, в т. ч. уголовно-правовыми механизмами, предусматривал и общеуголовные нормы, закрепляющие составы должностных преступлений и наказания за их совершение. Кроме того, теперь орган, осуществляющий судопроизводство должен был устанавливать смягчающие и отягчающие вину обстоятельства по делу. Вместе с тем, данный акт, тем не менее, носит карательный характер, и наказание являлось строгим — смертная казнь (конкретизировался и ее вид — повешение), однако он становился более прозрачным и категоричным, что сужало круг виновных и упрощало процедуру доказывания по делу.
Во времена Екатерины II Великой произошла существенная гуманизация отношения к злоупотреблению должностными полномочиями (наряду с закономерной декриминализацией). Хотя такие деяния и продолжали носить уголовно-правовой характер они стали расцениваться как аморальные поступки, за которые виновного могли оштрафовать, застыдить (в т. ч. всенародно), ограничить в появлении в общественных местах, подвергнуть остракизму. Причем в данном смысле представители обоих полов были равны.
Качественное улучшение уровня уголовно-правового регулирования анализируемого вопроса произошло 15 августа 1845 году с принятием Николаем I Уложения о наказаниях уголовных и исполнительных. Из очевидных достоинств Уложения следует выделить детализацию такого отягчающего обстоятельства (квалифицирующего признака) как соучастие в совершении преступления.
Злоупотребление должностными полномочиями было закреплено в главе третей — «О самовольном присвоении власти и о составлении подложных указов или предписаний и других исходящих от правительства бумаг», в главе 5 «О неправосудии», в главе 6 «О мздоимстве и лихоимстве» [2, с. 190]. Мздоимство — это фактическая плата, выраженная в денежном эквиваленте, существовавшая в двух формах: непосредственно, плата и подарок за совершение действий или бездействий, вопреки должностным обязанностям. Лихоимство — это плата (взятка) должностному лицу за совершение им преступления в месте службы. Как видно, разграничить данные деяния представляет особую сложность. С аналогичной проблемой столкнется законодатель в 1903 году, когда будет принято новое Уголовное уложение. Тем не менее, данный акт логически подвел итог изысканию законодателем теоретической модели уголовной ответственности за совершение рассматриваемого преступления и интеграции ее в текст уголовного закона.
Литература:
- Ерахтина Е. А. Злоупотребления должностными полномочиями: уголовно-правовая характеристика // Социально-экономический и гуманитарный журнал Красноярского ГАУ. — 2019. — № 1(11). — С.144–156.
- Подковыров Е. А. История развития дореволюционного законодательства о фактах злоупотребления полномочиями в России // Социально-экономические явления и процессы. — 2015. — № 7. — C.184–194.
- Утина М. И. История развития отечественного уголовного законодательства об ответственности за злоупотребление должностными полномочиями // Вестник Уральского института экономики, управления и права. — 2018. — № 3(44). — С.81–84.
