В данной статье рассматриваются разные подходы к определению понятия и основные признаки смарт-контрактов, выделяемые в правовой доктрине, приводится наглядный пример первого смарт-контракта в России. Обозначен вопрос о необходимости установления лица, выразившего волю с использованием электронных или технических средств, применительно к смарт-контрактам, а также обсуждаются правовые позиции органов судебной власти в этой части.
Ключевые слова: смарт-контракт, сделка, цифровые права, блокчейн, электронная цифровая подпись.
На сегодняшний день можно легко отследить стремительность развития общества как в целом, так и отдельных его сфер. В частности, наиболее быстроразвивающимся является цифровое общество, и, как следствие, процесс постепенной цифровизации всех областей жизнедеятельности необратим. Так, право, как главный регулятор общественных отношений, подвергается множеству изменений, чтобы соответствовать тому уровню развития, которое задает общество.
20 февраля 2019 года в Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию РФ содержалось поручение об оперативном принятии законов, приоритетных для создания правовой среды новой, цифровой экономики, которые позволят заключать гражданские сделки и привлекать финансирование с использованием цифровых технологий, развивать электронную торговлю и сервисы. «Всё наше законодательство нужно настроить на новую технологическую реальность» [1].
Как следствие, в Гражданский кодекс Российской Федерации (далее — ГК РФ) были внесены изменения, которые справедливо можно назвать революционными, поскольку впервые было введено понятие цифровых прав. Именно после данных нововведений в доктрине и в практике сформировалось еще одно новое понятие — так называемые «автоматизированные («самоисполняемые») договоры» [2, с. 6–7], более известные как смарт-контракты (smart contract).
В России первым случаем заключения смарт-контракта является опыт совместной работы АО «Альфа-Банк» и S7 Airlines. Так, ПАО «Авиакомпания Сибирь», входящая в группу S7, с одним из своих партнеров произвела расчеты по сделке с помощью покрытого аккредитива. Сделка была оформлена не в привычном понимании, а в виде транзакции на основе двух смарт-контрактов в специальной системе Ethereum и фиксировалась в распределенном реестре — блокчейн. Заказчик подал заявление на открытие аккредитива, а исполнитель предоставил банку все закрывающие документы, свидетельствующие об исполнении обязательств. В момент подачи заказчиком заявки на аккредитив деньги были перечислены с его счета на специальный счет покрытия, а в момент предоставления документов исполнителем — уже на соответствующий счет непосредственно исполнителя [3]. Данная конструкция служит отличным и наиболее наглядным примером смарт-контракта.
Вопреки наличию некоторых примеров использования смарт-контрактов при заключении сделок, в настоящее время данный институт все еще не приобрел собственного правового регулирования в чистом и полном его виде, наблюдаются лишь его зачатки в некоторых положениях ГК РФ (например, ст. 160, 309 ГК РФ). При этом, многие из таких положений являются спорными и ведутся дискуссии относительно их использования по отношению к смарт-контрактам.
Единого подхода к пониманию сущности смарт-контракта ни в законе, ни в практике, и даже в доктрине не сформировалось по настоящий момент. Однако справедливым будет отметить, что в первоначальной версии проекта Федерального закона «О цифровых финансовых активах» было дано прямое определение смарт-контракта — «договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств» [4, с. 4]. Данное определение является наиболее распространенным в доктрине, однако многие его критикуют и считают недостаточно полным. Представляется, что подобного рода критика со стороны ряда ученых-юристов была обоснованной, поскольку при дальнейшем рассмотрении законопроекта было принято решение вообще отказаться от идеи введения определения смарт-контракта.
В юридической литературе подходов к определению существует несколько. Некоторые понимают смарт-контракты аналогично вышеописанной концепции непосредственно как договор, другие же как программу для ЭВМ, компьютерный код или алгоритм.
В случае с первой точкой зрения о том, что смарт-контракт — это договор, сторонники сходятся во мнении, что факт автоматизированного исполнения обязательств сторон смарт-контракта никак не может исключать возможности его квалификации в качестве гражданско-правового договора. На это указывает, например, А. И. Савельев в своей работе [5, с. 38].
Приверженцы же иного подхода считают, что смарт-контракты представляют из себя некий компьютерный код (алгоритм, программу) в системе блокчейн, который регулирует транзакции с цифровыми финансовыми активами, содержащимися в конкретном смарт-контракте. Например, В. А. Якунин смарт-контракт представляет следующим образом: «компьютерная программа, которая сама проводит расчеты между контрагентами, условия расчетов описаны в смарт-контракте, и эти условия технически невозможно изменить» [6, с. 129].
Безусловно, все вышеописанные подходы к определению понятия смарт-контракта являются достаточно аргументированными и имеют право на существование и, предполагается, что только введение новой дефинитивной нормы сможет помочь закрыть данную дискуссию.
Однако несмотря на отсутствие единообразия подходов, в доктрине были выведены некоторые основные признаки смарт-контракта, среди них:
1) заключение в форме компьютерного кода;
2) заключение с использованием криптографических методов защиты информации;
3) оплата встречного предоставления цифровым финансовым активом;
4) самостоятельное и автоматизированное исполнение обязательств [7, с. 27].
Среди прочих признаков некоторые также выделяют:
1) дополнительный по отношению к основному договору характер смарт-контракта, представляющего собой специальную договорную конструкцию;
2) обусловленный характер исполнения;
3) исполнение договорных обязательств с использованием информационных технологий;
4) минимизация участия сторон договора в его исполнении, изолирование исполнения договора от действий и воли сторон договора [8, с. 151].
При обсуждении смарт-контрактов нельзя не обратить внимание на вопрос о способах установления лица, выразившего волю с помощью электронных или технических средств.
В судебной практике по вопросу идентификации лица, изъявившего свою волю в информационной среде, а не с использованием, к примеру, привычной собственноручной подписи, сформировалось определенное мнение. К примеру, в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 12 ноября 2013 г. № 18002/12 по делу № А47–7950/2011 указывается, что отсутствие соглашения об обмене электронными документами между сторонами переписки, а равно отсутствие электронной цифровой подписи в отправляемых и получаемых документах не влечет безусловную невозможность использования соответствующих документов и материалов в качестве доказательств [9, с. 11], соответственно, их отсутствие не несет в себе отсутствие волеизъявления лица на получение или отправку электронного сообщения. Так, согласно сложившейся правовой позиции судебных органов, воля лица в информационной среде может быть выражена с использованием электронной цифровой подписи или же посредством обмена сообщениями или документами с помощью служебной или личной электронной почты, принадлежащей конкретному лицу, пока не будет доказано иное.
При заключении смарт-контрактов существует возможность подтверждения условий с помощью специального электронного ключа, который позволяет наиболее точно определить лицо, выразившего свою волю, что избавляет стороны от использования уже несколько устаревшего и менее надежного способа обмена сообщениями через электронную почту.
Безусловно, смарт-контракты имеют множество достоинств, среди которых отсутствие посредников, скорость и прозрачность исполнения обязательств, удобство и дешевизна использования, возможность стандартизации и т. д. Однако существенным недостатком является отсутствие правового регулирования, которое во многом приостанавливает повсеместное внедрение такого, следует признать, перспективного правового института. Неясность специального регулирования порождает возникновение ряда проблем правоприменения. Случаи заключения смарт-контрактов наблюдаются все чаще, однако, фактически, при возникновении спора стороны смогут защитить свои права и законные интересы только в результате применения общих положений гражданского права. В подобных случаях, несомненно, будут прослеживаться разночтения и отсутствие единообразия судебной практики. Именно поэтому во избежание будущих проблем следует в ближайшее время ввести новые правовые нормы, регулирующие вопросы особенностей смарт-контрактов, их заключения, исполнения и т. д.
Литература:
- Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию Российской Федерации от 20 февраля 2019 г. // Российская газета. — 2019. — № 38.
- Паспорт национальной программы «Цифровая экономика Российской Федерации», утв. президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по стратегическому развитию и национальным проектам (протокол от 24.12.2018 г. № 16). [Электронный ресурс]. — URL: http://static. government.ru/media/files/urKHm0gTPPnzJlaKw3M5cNLo6gczMkPF.pdf (дата обращения: 01.06.2023).
- S7 совершила первую в России сделку с использованием блокчейн // РБК. [Электронный ресурс]. — URL: https://nsk.rbc.ru/nsk/free news/585133769a79472423b133b9 (дата обращения: 01.06.2023).
- Законопроект № 419059–7 «О цифровых финансовых активах». Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации. [Электронный ресурс]. — URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059–7 (дата обращения: 01.06.2023).
- Савельев А. И. Договорное право 2.0: «умные» контракты как начало конца классического договорного права / А. И. Савельев // Вестник гражданского права. — 2016. — № 3. — С. 32–60.
- Якунин В. А. Смарт-контракт. Смарт-бухгалтерия? / В. А. Якунин // Факторы успеха. Экономические науки. — 2018. — № 1. — С. 128–131.
- Ефимова Л. Г. Правовая природа смарт-контракта / Л. Г. Ефимова, О. Б. Сиземова // Банковское право. — 2019. — № 1. — С. 21–28.
- Ахмедов А. Я. К вопросу о признаках смарт-контракта / А. Я. Ахмедов // Правовая политика и правовая жизнь. — 2020. — № 2. — С. 146–153.
- Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 12 ноября 2013 г. № 18002/12 по делу № А47–7950/2011. [Электронный ресурс]. — URL: http://arbitr.ru (дата обращения: 04.06.2023)
