Перспективы мультикультурализма как инструмента государственного управления (к речи Премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона в Мюнхене 5 февраля 2011 года)

Одним из условий, определяющих состояние и вектор развития общества в последние десятилетия, являются глобализационные процессы, демонстрирующие устойчивые тенденции к расширению и углублению. Очевидны изменения, вызванные глобализацией, как в экономике и политике, так и в культуре, в таких её сегментах, как наука, образование, воспитание. Исследователи с сожалением констатируют, что глобализация «привела к коренным изменениям в системе взаимоотношений между народной, элитарной и массовой культурой, она понизила статус не только первых двух, но и культуры как таковой, которая сегодня многими воспринимается отнюдь не как конечная цель человеческого» [2, с. 16]». То есть, по сути, мировой феномен глобализации, обострив многие социально-общественные процессы, в том числе проблему национально-культурной идентичности, привёл к трансформации ценностных ориентиров населения, базовых структур национальных культур и вызвал необходимость пересмотра политических доктрин и инструментов практической политики многих государств мира.

Во второй половине XX столетия в роли одного из базовых принципов мирного, «диалогичного» функционирования различных «культурных миров» утвердился принцип мультикультурализма¹, нередко трактовавшийся его идеологами в качестве императива государственной политики в сфере культуры, должной осуществляться в современном информационном обществе. Примером успешной реализации политики мультикультурализма на государственном уровне может явиться Австралия, где период после окончания Второй мировой войны был отмечен значительным притоком иммигрантов из стран Европы, Ближнего Востока и Азии. Страна, состоявшая преимущественно из ирландских и английских переселенцев и их потомков, в 1950-ые гг. существенно расширила «спектр» общества за счет людей иных культур и вероисповеданий. В 1960-ые гг. для австралийского правительства стал очевидным факт несправедливого отношения к иммигрантам поствоенной волны, несмотря на их следование законам страны и достойный вклад в развитие общества. Вместе с тем, многие иммигранты и члены их семей, в т. ч. неанглоязычные, становились всё настойчивее в требованиях обеспечения доступа к образовательным услугам и сервису здравоохранения. В итоге в 1973 г. лейбористское правительство Австралии озвучило приверженность принципам политики мультикультурализма, под воздействием которых был принят ряд законов, направленных на антидискриминацию и обеспечение равных возможностей для всего населения страны. Решение правительства стимулировало формирование многих общественных институтов — ассоциаций и консультативных советов, занимающихся вопросами развития различных культур и языков, кроме английского. Примечательно, что одним из принципов австралийской модели мультикультурализма является ответственность каждого гражданина за принятие в качестве полноценных, равных членов общества представителей неидентичных культур, конфессий и т. д. Этим граждане страны обеспечивают поддержку сложившейся демократической модели управления в стране. Вместе с тем, необходимо осознание (как со стороны общества в целом, так и со стороны каждого конкретного индивидуума) преимуществ, обеспечиваемых мультикультурализмом в деловой и общественной сферах. Примером признания принципов мультикультурализма и его положительного эффекта для жизни страны является День гармонии (Harmony Day), отмечаемый в Австралии 21 марта, т. е. в один день с Международным днём ООН по ликвидации расовой дискриминации.

Однако, несмотря на немалые завоевания государственной политики, связанной реализацией доктрины мультикультурализма в Австралии или, скажем, в Канаде, количество критики мультикультурной политики со стороны руководителей стран, прежде всего европейских, возросло в разы. Показательнейшим примером здесь может явиться речь главы британского Кабинета министров Джеймса Кэмерона на 47-ой Мюнхенской конференции по безопасности (с полным текстом стенограммы выступления Д. Кэмерона можно ознакомиться на официальном сайте канцелярии британского Премьера-министра http://www.number10.gov.uk, [см. 4]). Кэмерон со всей определённостью заявил о провале политики государственного мультикультурализма (state multiculturalism), как поощряющего «жизнь в разобщенных, отделенных друг от друга этнических общинах», что ведёт к распространению экстремизма и радикализации ислама. (Оговоримся, что Премьер-министр чётко разделяет ислам, как религию, которую исповедует более миллиарда человек и «исламский экстремизм» — политическую идеологию, поддерживаемую меньшинством). Кэмерон заявил, что многие молодые люди, проживающие в Великобритании, оторваны от стран своего происхождения и не могут идентифицировать себя с традиционным исламом. В то же время, и в этом корень проблемы, им также весьма затруднительно идентифицировать себя с Британией.

Выход из сложившейся ситуации руководитель британского правительства видит в отказе от пассивной толерантности, свойственной, по его мнению, мультикультурализму и более активном отстаивании ценностей западной цивилизации: свобода вероисповедания, свобода слова, демократия и т. д. К числу практических предложений Кэмерона относится ужесточение государственного контроля в отношении групп, пропагандирующих исламский экстремизм. По его мнению, необходимо проверять организации на соответствие следующим критериям: «Верят ли они в универсальные права человека, включая права женщин и представителей других вероисповеданий? Верят ли они во всеобщее равенство перед законом? Верят ли они в демократию и право населения выбирать собственное правительство? Поддерживают ли они интеграцию или сепаратизм?» [4]. В случае несоответствия указанным требованиям организации должны быть лишены возможностей финансирования за счёт средств государственного бюджета, а их представители не могут быть допущены для пропагандистской работы в государственные учреждения, такие как университеты и тюрьмы. «Пассивно толерантное общество говорит своим согражданам: до тех пор, пока вы соблюдаете закон, мы не будем беспокоить вас. Но по-настоящему либеральное государство делает гораздо больше. Оно верит в определённые ценности и активно продвигает их» [там же].

Не случайно, выступление Премьер-министра послужило поводом для дискуссии в британском обществе и откликов в средствах массовой информации. Так, например, the Guardian сочувственно отзываясь о желании Кэмерона обозначить разумные грани дозволенного — в культурном, социальном, общественно-политическом аспекте, вместе с тем, указывает, что «изображение мультикультурализма в виде некоего зловещего большого государственного проекта, нарушающего социальное единство, не приближает премьера к воспитанию солидарности общества». Та же газета, описывая состоявшийся в день выступления Премьер-министра митинг крайне правой антимусульманской Лиги английской обороны, называет его «ожидаемым и достойным сожаления последствием слов Кэмерона». В свою очередь, со стороны мусульманских организаций, последовали обвинения в адрес Премьера в попытке внести разобщенность, раскол в общины, пишет the Independent². Показательно, что солидарную, в целом, позицию по указанному спектру вопросов неоднократно озвучивала германская коллега Кэмерона — канцлер Ангела Меркель.

Таким образом, мы можем констатировать, что период надежд государственных деятелей на эффективность политики мультикультурализма сменился периодом жёсткой критики данной концепции. Государства разделились на «скептиков» и «оптимистов» (также с немалой долей оговорок) мультикультурализма. К первой группе стран, как правило, относят Австралию, Канаду, США, выразителями позиций второй группы выступают, прежде всего, Великобритания и Германия.

Рассматривая возможности переноса зарубежного опыта на российскую почву, исследователь австралийского мультикультурализма Н. С. Скоробогатых чрезвычайно верно, на наш взгляд, оговаривает ряд обязательных условий. Прежде всего, население России, как в исторической перспективе, так и особенно с учётом миграционных процессов, не является гомогенным по составу. Следовательно, отрицание самой концепции мультикультурализма в современных российских условиях этнической гетерогенности было бы нелогичным. Вместе с тем, «политика поддержки культурной многоукладности в нынешнем своём виде — весьма дорогостоящее начинание. Оно требует, помимо больших бюджетных ресурсов, стабильной государственности и развитого гражданского общества как предпосылок её проведения» [3, с. 145]. Также «нельзя использовать мультикультурную модель в условиях затяжного и ожесточённого национального конфликта (русско-чеченского, осетино-ингушского и т. п.) в качестве средства “пожаротушения”». Основным «адресатом» мультикультурной политики исследователь видит уязвимые в этнокультурном плане диаспоры, группы меньшинств, существующие в урбанистической среде, но «никак не “этнические” субъекты РФ, чья компетенция позволяет стимулировать культурное воспроизводство и регулировать межнациональное взаимодействие на их территории, направляя на это часть собственных бюджетов» [там же].

Таким образом, политика мультикультурализма, не потерявшая своей актуальности, подразумевает высокую ответственность государственного управленческого аппарата, будучи рассчитанной на долгосрочную перспективу, но не решение сиюминутных вопросов и проблем. Именно это призвано, в итоге, привести к усилению той коллективной идентичности (collective identity), об ослаблении которой говорил Д. Кэмерон 5 февраля 2011 года в Мюнхене: «… да, я мусульманин, я индуист, я христианин, но также я лондонец или берлинец тоже. Идентичность — это чувство принадлежности к нашим странам, что и является ключевым фактором к достижению истинного единства» [4]. Ибо конечная и определяющая цель мультикультурализма — гражданское единение, национальная сплочённость, достигаемые путём государственного регулирования межэтнических коммуникаций.

Литература:

1. Куропятник А. И. Мультикультурализм: проблемы социальной стабильности полиэтнических обществ. — СПб.: СПбГУ, 2000.

2. Понарина Н. Н. Влияние глобализации на социокультурные процессы // Альманах современной науки и образования. — Тамбов: Грамота, 2011. — № 9 (52).

3. Скоробогатых Н. С. Австралийский мультикультурализм: путь к гражданскому согласию или к расколу общества? // Общественные науки и современность. — М.: Российская академия наук, 2004. — № 1.

4. PM’s speech at Munich Security Conference / http://www.number10.gov.uk