В статье автор рассматривает определения понятия «частная жизнь», анализирует особенности реализации права на неприкосновенность частной жизни педагогическими работниками.
Ключевые слова: право на неприкосновенность частной жизни, аморальный проступок.
Разработка вопросов, связанных с конфиденциальностью и неприкосновенностью частной жизни, была начата в юридической науке ещё в конце XIX в. «Право быть оставленным в покое» — так назвали право на неприкосновенность частной жизни исследователи С. Уоррен и Л. Брандейс в 1890 году. [1]
В современном цифровом мире реализовывать «право на оставление в покое» становится всё сложнее, в том числе если речь идёт о правоотношениях работника и работодателя. [2] Работодателю доступны многочисленные технические средства, позволяющие осуществлять контроль за поведением работника в рабочее время: системы видеонаблюдения, средства прослушивания телефонных разговоров работника с клиентами, программы отслеживания, используемые для контроля дистанционного работника.
Особого внимания заслуживает то, что сегодня работодатель может располагать информацией о поведении работника и в нерабочее время, если работник проявляет активность в социальных сетях, а работодатель осуществляет их мониторинг.
Возникает вопрос, при каких обстоятельствах и в каких пределах допустимо вмешательство работодателя в частную жизнь работника, проявляющееся в оценке поведения работника в случае, если поведение не связано с выполнением работником трудовой функции. Чтобы ответить на данный вопрос, необходимо проанализировать понятие «частная жизнь» и обозначить ту область, в которой работник может действовать, не подвергаясь контролю работодателя и не неся правовые последствия за выбор конкретной модели поведения.
Право на неприкосновенность частной жизни закреплено в ч. 1 ст. 23 Конституции Российской Федерации (далее по тексту — Конституция РФ).
Конституционный Суд Российской Федерации (далее по тексту — КС РФ) понимает право на неприкосновенность частной жизни как «предоставленную человеку и гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе, препятствовать разглашению сведений личного, интимного характера». Также КС РФ отмечает, что частная жизнь — это та область жизнедеятельности человека, которая не подлежит контролю со стороны общества и государства, если не носит противоправный характер (Определение КС РФ от 9 июня 2005 г. N 248).
Таким образом, КС РФ формулирует определение частной жизни, отражая две её стороны: во-первых, частная жизнь — это возможность человека контролировать информацию о себе. Но, исходя только из данного определения, к частной жизни не относится та информация, которую работник размещает в открытом доступе, поскольку он сам выбирает способ ей распорядиться, и информация становится доступна неопределённому кругу лиц в результате действий самого работника. Поэтому необходимо обозначить вторую сторону частной жизни. Частная жизнь — это сфера, неподконтрольная обществу и государству, за исключением совершения лицом противоправных действий. Таким образом, даже если работник разместил информацию о себе в публичном пространстве, но данная информация относится к частной жизни работника, работодатель не имеет права оценивать её и на основании произведённой оценки привлекать работника к юридической ответственности.
Право на уважение частной и семейной жизни закреплено также на международном уровне — в ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Несмотря на то, что 16 сентября 2022 г. Россия перестала являться Высокой Договаривающейся Стороной данной Конвенции, закрепленные в ней права и свободы, а также практика ЕСПЧ, остаются предметом для осмысления.
Так, ещё в Постановлении от 16 декабря 1992 г. «Нимитц против Германии» (жалоба N 13710/88) Европейского суда по правам человека (далее по тексту — ЕСПЧ) указал, что дать исчерпывающее определение понятию «частная жизнь» невозможно, поскольку в таком случае частная жизнь будет ограничена лишь интимной жизнью человека. [4] Уважение же частной жизни включает также право устанавливать и развивать отношения с другими людьми.
На сегодняшний день в целях развития отношений с другими людьми часто используются социальные сети, позволяющие общаться с родственниками, коллегами, друзьями. Руководствуясь данным подходом, работодатель не должен ограничивать активность работника в социальных сетях (например, устанавливать ограничения в Кодексе профессиональной этики), если работник размещает там информацию, не связанную с его трудовой деятельностью, с деятельностью компании или с поведением руководства. В противном случае будет иметь место нарушение таких конституционных прав и свобод, как свобода слова (ч. 1 ст. 29 Конституции РФ), право иметь убеждения и действовать в соответствии с ними (ст. 28 Конституции РФ), право на неприкосновенность частной жизни (ч. 1 ст. 23 Конституции РФ).
Несмотря на то, что позиция ЕСПЧ о невозможности сформулировать исчерпывающее определение понятия «частная жизнь», аргументирована и, по нашему мнению, справедлива, в практических целях представляется необходимым конкретизировать данное понятие. В научной литературе выделяют следующие составляющие права на неприкосновенность частной жизни: неприкосновенность внешнего облика работника, физическая неприкосновенность, неприкосновенность средств личного общения работника, неприменение средств аудио- и видеонаблюдения за поведением работника на рабочем месте (по общему правилу), неприменение средств специального контроля за достоверностью информации, предоставляемой работником, защита персональных данных. [3]
Право на неприкосновенность частной жизни тесно связано с правом на выражение работником своего мнения (в социальных сетях или иным способом в публичном пространстве). Право на выражение мнения может быть ограничено: 1) в случае, если мнение противоправно; 2) в случае, если высказанное мнение наносит ущерб репутации работодателя (деловая репутация является нематериальным благом, подлежащим защите).
Интересен вопрос, можно ли ограничить неприкосновенность частной жизни в случае, если работник занимается педагогической деятельностью и имеет место расхождение между идеями, которые работник транслирует во время исполнения своей трудовой функции и в нерабочее время.
Рассуждая об этом, следует обратиться к Постановлению ЕСПЧ от 12 июня 2014 г. по делу «Фернандес Мартинес против Испании» (жалоба N 56030/07). Заявитель являлся католическим священником и работал преподавателем религии и морали в средней школе. В его трудовом договоре была установлена обязанность преподавать «без создания угрозы скандала». Однако заявитель нарушил данную обязанность: получив от Ватикана освобождение от безбрачия, он выступил на собрании «Движения за необязательное безбрачие», где выразил своё мнение, позднее опубликованное в газете.
За нарушение названной выше обязанности заявитель был уволен. По его мнению, в данном случае имело место нарушение ст. 8 Европейской конвенции прав человека и основных свобод.
Однако ЕСПЧ не усмотрел нарушения ст. 8, поскольку расхождение между идеями заявителя (заявитель не только высказывался о том, что безбрачие должно быть необязательным, но и фактически на момент выступления на собрании имел семью) и идеями, которые он должен был преподавать, вызывает вопрос о достоверности транслируемой им информации.
Следует обратить внимание, что данное решение было вынесено девятью голосами «за» и восемью — «против». Правомерно ли, если убеждения работника-преподавателя противоречат общепринятым, лишать его права иметь эти убеждения и выражать их в публичном пространстве? Вероятно, правомерность подобных действий необходимо оценивать, ориентируясь на характеристики учащихся. Учащиеся способны произвести различие между личными убеждениями преподавателя и общепринятыми лишь при определенном уровне психофизического развития, в определенном возрасте.
Но это лишь предложение возможного критерия для установления пределов вмешательства — далеко не совершенного, поскольку уровень психофизического развития связан с возрастом часто, но не всегда, и при использовании данного критерия присутствует риск дискриминации по возрасту.
В российской практике вопрос пределов вмешательства в частную жизнь педагогического работника в области выражения им своего мнения в публичном пространстве не имеет конкретного решения. Вмешиваясь в частную жизнь работника, работодатель оценивает не только мнения, но и любую другую информацию, которую работник размещает в сети (о самом себе или о других людях, событиях). При увольнении работника за совершение аморального проступка, несовместимого с продолжением работы, пределы вмешательства в частную жизнь не оцениваются: в соответствии с п. 46 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. N 2, аморальный проступок может быть совершен как по месту работы, так и в быту.
Например, в 2019 году в СМИ была освещена история увольнения школьного учителя Татьяны Кувшинниковой. Татьяна Кувшинникова уволилась по собственному желанию после публикации в социальной сети своей фотографии в купальнике, сделанной во время соревнований по плаванию, поскольку работница полагала, что в противном случае высок риск увольнения за совершение аморального проступка: администрация школы оказывала давление на работницу. Татьяна Кувшинникова не обратилась за защитой в суд, однако, оценивая данную ситуацию, нельзя не констатировать нарушение права на неприкосновенность частной жизни со стороны руководства школы.
Завершая, следует отметить, что любой мониторинг в отношении работника, в том числе мониторинг его социальных сетей, должен быть оправдан конкретными причинами. [5] КС РФ полагает, что п. 8 ч. 1 ст. 81 ТК РФ направлен на защиту прав и законных интересов несовершеннолетних и не нарушает баланса конституционных ценностей; предъявление к педагогическим работникам требований морально-нравственного уровня справедливо (Определение Конституционного Суда РФ от 24 декабря 2020 г. N 3009-О). Соглашаясь с данной позицией, нужно, однако, обратить внимание на то, что действие педагогического работника, рассматриваемое как потенциальный аморальный проступок, должно анализироваться с точки зрения влияния на конкретную группу учащихся , узнавших о совершении данного действия. Именно тогда будет реализована указанная КС РФ цель п.8 ч. 1 ст. 81 ТК РФ: защита прав и законных интересов учащихся.
Литература:
- Богданов Д. Е. Технодетерминизм в частном праве: влияние биопринтинга на развитие концепции защиты права на цифровой образ // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2020. N 4. С. 678–704.
- Ромашов П. А. К вопросу о праве на неприкосновенность частной жизни в цифровой век / под ред. О. А. Кузнецовой, В. Г. Голубцова, Г. Я. Борисевич, Л. В. Боровых, Ю. В. Васильевой, С. Г. Михайлова, С. Б. Полякова, А. С. Телегина, Т. В. Шершень // Пермский юридический альманах. Ежегодный научный журнал. 2019. N 1. С. 103–118.
- Лушникова М. В. Личные неимущественные трудовые права в XXI веке // Трудовое право в России и за рубежом. 2020. N 1. С. 17–20.
- Европейский суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1.- М.: Норма, 2000. С. 768–773.
- Фомина С. Е. Права человека в информационном обществе // Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2021. N 12. С. 154–163.
