Права и законные интересы бенефициара корпорации



В статье автор исследует такие элементы правового статуса бенефициара корпорации в Российской Федерации как права и законные интересы.

Ключевые слова: бенефициар корпорации, субъективное право, законный интерес, контроль, правовая защита.

Постепенное внедрение доктрины бенефициарной собственности в российское гражданское право стало закономерным результатом развития экономических отношений. Политика деоффшоризации и желание вернуть компании в отечественную юрисдикцию привели, с одной стороны, к необходимости создания благоприятного правового климата, а с другой стороны, попыткам внедрить правовые механизмы противодействия злоупотреблениям со стороны фактического бенефициара корпорации.

Приобретение бенефициарным собственником правового статуса вполне естественный, насколько это можно сказать о правовых явлениях, процесс, когда законодательство и судебная практика следуют уже за сложившимися отношениями. Тем не менее, законодательство не содержит понятие бенефициара, перечня его прав и обязанностей.

Вопрос об ограниченном действии принципа самостоятельной ответственности юридического лица обсуждался при разработке Концепции развития гражданского законодательства РФ, одобренной Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 г. [2]. В качестве исключительных обстоятельств нарушения общего принципа самостоятельности юридического лица предлагалось закрепить установление отношений зависимости или контроля, при которых один субъект приобретает право (возможность) определять решения, принимаемые другим.

В частности, авторы Концепции предлагали дополнить п. 3 ст. 56 ГК РФ правилом о субсидиарной виновной имущественной ответственности лиц, имеющих возможность определять решения о совершении сделок, принимаемые юридическим лицом, перед его контрагентами по сделке (п. 1.8 разд. III Концепции). Похожая идея содержалась в п. 4.1.8 разд. III Концепции применительно к так называемым компаниям одного лица. Нормы об ответственности хозяйственных обществ, контролирующих дочерние общества, по долгам последних предполагалось унифицировать с ориентировкой на соответствующие положения ГК РФ.

Предложения Концепции были изложены в проекте Федерального закона № 47538–6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую ГК РФ, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», который так и не был окончательно принят в этом виде и разделен на 12 отдельных законопроектов, в которые вносилось множество поправок на протяжении 2012–2023 года [11]. Как итог, среди забытых положений оказались правила о контролирующих лицах, которыми признавались субъекты, прямо или косвенно, самостоятельно или совместно со своими аффилированными лицами имеющие возможность определять действия подконтрольного юридического лица (п. 1 ст. 53.3 Проекта), о лицах, находящихся под общим контролем одного лица (абз. 2 п. 2 ст. 53.3 Проекта) и многие другие. Следовательно, законодатель полностью отошел от первоначальной идеи систематизировать нормы о фактически контролирующих корпорации лицах. Но это не остановило развитие отношений фактического контроля в гражданском обороте [3].

Поскольку зачастую контроль бенефициара имеет опосредованный или вовсе неформализованный характер, то в правовом поле его положение опосредуется законными интересами и, в отдельных случаях, субъективными правами. При этом правовое регулирование явно имеет дисбаланс на стороне норм об обязанностях и ответственности бенефициара.

Что субъективное право, что законный интерес являются формами правового опосредования определенных интересов и их охраны. Они имеют диспозитивный характер, не могут быть противоправными и связаны с такой формой реализации права как использование. Не урегулированные сферы общественных отношений зачастую «наполнены» законными интересами, определяющими меры дозволенного поведения.

В российской юридической практике главным отличием прав и законных интересов является степень их правовой защиты. Права всегда обеспечены средствами правовой защиты; защита законного интереса, не выраженного в уполномачивающей норме, только лишь в отдельных случаях может быть осуществлена имеющимися правовыми средствами.

Именно в этом и заключается такая характеристика складывающейся практики отношений бенефициарной собственности как их многосложность. Использование договорных и корпоративных конструкций, которые носят, в таком случае, вспомогательный характер, оправдано защищенностью, как минимум, субъективных прав, приобретаемых в силу закрепления их в нормах тех или иных институтов гражданского законодательства.

В. М. Хвостов отмечал, что интересы могут существовать и удовлетворяться вне всякого права, но «во многих случаях право может оказать свою помощь в удовлетворении интересов» [15, c. 461].

Реализация законных интересов лишь в общем виде гарантирована государством, что не предполагает обязанности соответствующих структур устранять препятствия, стоящие на пути удовлетворения субъектом своих законных интересов. Для бенефициарной собственности — это очень верное утверждение, в том смысле, что инструменты защиты интересов бенефициара крайне ограничены, что является обратной стороной выбора в пользу сокрытия реального субъекта корпоративного контроля.

Законный интерес нормой права, в отличие от субъективного права, конкретно не закрепляется. Он ей лишь соответствует. Норма права может охранять и закреплять существование самих законных интересов в целом, но не каждый законный интерес в отдельности. Отсюда вытекает и разная степень их гарантированности. К тому же, влияет на это и отсутствие юридически обязанного лица по отношению к «носителю» законного интереса.

Как писал Н. В. Витрук, особенности содержания законного интереса, в отличие от права, заключается в том, что пределы правомочий интереса четко не сформулированы в конкретных правовых нормах, а вытекают из совокупности правовых норм, действующих правовых принципов, правовых дефиниций [9, c. 109].

Отличают законные интересы и форма их реализации — «доказательственная», что предполагает необходимость для бенефициара всякий раз обосновывать правомерность их реализации.

Бенефициарный собственник как субъект относительно новый для российской правовой реальности действительно находится пока (и нет никаких гарантий, что это положение не сохранится) в той плоскости отношений, где торжествует общий «дух закона», но не формализованные нормы. Существование бенефициарной собственности — очевидный факт, признанный и законодателем, и правоприменителем. При этом, поведение участников корпоративных отношений с элементами бенефициарной собственности не является противоправным само по себе и не запрещено законодательством. Соответственно, очевиден характер правового дозволения, тем более, что злоупотребление им может повлечь вполне реальные и законодательно предусмотренные риски в виде, например, субсидиарной ответственности.

Как указывает Е. П. Губин, фактический контроль не противоправен. Недопустима абсолютизация фактического контроля, связанная с отождествлением такого контроля и противоправного поведения [10].

Следовательно, базовым элементом диспозитивной стороны правового статуса бенефициара являются законные интересы (обладание скрытым контролем над корпоративными решениями, получение экономической выгоды из факта контроля). Субъективные права имеют вспомогательный характер и призваны компенсировать недостаток в средствах правовой защиты законных интересов бенефициара. Этим обусловлена своеобразная «инверсия» правоприменения, обусловленная свойствами и традицией российской правовой системы: практика может «видеть» субъективные права, но не предоставлять правовой защиты интересам бенефициара.

В то же время, выбор сложной корпоративной структуры может быть обусловлен целью избежания юридической ответственности по долгам юридического лица. Например, чтобы обезопасить действительных бенефициаров от негативных последствий принимаемых по их воле недобросовестных управленческих решений, влекущих несостоятельность организации, может быть назначено номинальное контролирующее лицо [5]. Однако принятие норм о субсидиарной ответственности контролирующего должника лица в деле о банкротстве как раз было призвано устранить подобные злоупотребления принципом ограниченной ответственности юридического лица [6]. По сути, законодатель тем самым согласился с существованием бенефициарной собственности, но обозначил рамки правомерного поведения бенефициаров. В целом же, законность бенефициарной модели управления бизнесом не оспаривается, хотя и оказывает значительное влияние на транспарентность российской экономики [12, с. 64].

Основной интерес бенефициара — получение экономической выгоды. Правовая природа интереса бенефициара в получении выгоды заключается в юридической дозволенности стремления обладать экономическим благом и определенного поведения, направленного на получение и владение таковым. Интерес бенефициара в получении выгоды как законный интерес должен соответствовать ряду признаков:

правомерность самого стремления к благу и способов реализации интереса в виде соответствия действующему законодательству и правовым принципам;

законность самого блага, на получение которого направлен интерес;

принадлежность определенному лицу и отсутствие абстрактного характера, присущего субъективному праву;

предполагает достижение разумно ожидаемых выгодных имущественных последствий [13, с. 90];

возможность обратиться в компетентные органы с использованием разумных и применимых средств защиты при отсутствии гарантий защищенности.

Сущность субъективных прав бенефициара укладывается в «теорию интереса», сторонники которой придерживаются мнения о субъективных правах как мере возможного поведения, предназначенной для удовлетворения интересов лица. «Теория интереса» раскрывает субъективное право с точки зрения субъективных потребностей либо «выгод» лица [14, с. 157].

Субъективное право бенефициара, в отличие от его интереса, соответствует следующим признакам:

воплощает в себе дозволенность, обеспеченную юридической обязанностью;

имеет установленные правовой нормой границы;

четко закреплено в законодательстве, в то время, как законные интересы могут логически следовать из смысла закона;

конкретно (определен субъект, обязанное лицо, мера поведения);

юридически обеспечено и гарантировано;

воплощает юридическую возможность реализации выраженного в нем интереса [4, с. 63, 67–68].

Исходя из названных признаков, понятно, почему обладание скрытым контролем над корпоративными решениями и получение конечной экономической выгоды из факта контроля относится к законным интересам, но не признается субъективными правами бенефициара. Помимо данных признаков, к специфичным свойствам субъективных прав бенефициара корпорации можно отнести:

второстепенность, поскольку они не определяют сущность отношений бенефициара и корпорации, например, когда контроль основан на родственных отношениях [7];

вспомогательный характер, поскольку способствуют обеспечению скрытого контроля и получению выгоды, вуалируя отношения бенефициарной собственности законодательно предусмотренными конструкциями, например, взаимное участие подконтрольных лиц в уставном капитале [8];

вариативность, проявляющаяся в том, что набор субъективных прав зависит от выбранной модели управления и не может быть универсально определен для всех случаев, например, бенефициар может обладать правами акционера, члена совета директоров, стороны договора простого товарищества или доверительного управления и др. Нужно учесть, что вовне, если статус бенефициара не раскрывается, лицо воспринимается как носитель тех прав, чьим формальным статусом оно обладает. Однако внутри корпоративных отношений права, присущие формальному статусу, являются только инструментами обеспечения контроля и перенаправления финансовых потоков в пользу бенефициара;

реализовать право может как сам бенефициар, так и подконтрольное лицо в его пользу и в его интересе.

Бенефициар приобретает субъективные права, соответствующие системе его контроля. Например, реализуя корпоративную правоспособность и получая корпоративные права в рамках материнской компании, бенефициар создает цепочку подконтрольных ему лиц, дочерних организаций, создает группу. Здесь корпоративные отношения будут обуславливать движение «сверху-вниз», обеспечивать инструменты контроля, наделяя бенефициара корпоративными правами. Движение активов «снизу-вверх», к бенефициару, может обеспечиваться правами, приобретенными в рамках обязательственных отношений. Однако бенефициар несет определенные риски, корреспондирующие его желанию сохранять анонимность: вероятность нарушения публичного порядка, мнимость и притворность сделок, налоговая ответственность и иные последствия, которые могут наступить при злоупотреблении им своим статусом. Желание придать сложившимся экономическим отношениям правовую форму иногда приводит к ее использованию не в соответствии с действительным содержанием этой формы [1].

Таким образом, бенефициар, имея основополагающие для его статуса законные интересы, в зависимости от модели корпоративного управления, может обладать теми или иными субъективными правами, относящимися к разным частноправовым институтам. Прикладной, инструментальный характер данных прав обусловлен целями бенефициарной собственности и гарантирует их достижение законным способом.

Литература:

1. Каменков, Н. В. Проблемы инверсивного держания / Н. В. Каменков. — Текст: электронный // СПС «Консультант Плюс»: [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/ (дата обращения: 04.10.2023).
2. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации: одобрена Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 г. // Вестник ВАС РФ. — 2009. — № 11.
3. Ломакин, Д. В. Принцип самостоятельной ответственности юридического лица: правило и исключения / Д. В. Ломакин. — Текст: электронный // СПС «Консультант Плюс»: [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/ (дата обращения: 04.10.2023).
4. Малько, А. В. Субъективное право и законный интерес / А. В. Малько // Известия высших учебных заведений. Правоведение. — 1998. — № 4. — С. 58–70.
5. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 23 января 2023 г. по делу № А40–303933/2018. — URL: https://kad.arbitr.ru/Card/182cc950–0d5c-4139–9d89–60ac814c9e6c (дата обращения: 28.08.2023).
6. Попов, М. Г. Основания привлечения контролирующих должника лиц к ответственности / М. Г. Попов. — Текст: электронный // СПС «Консультант Плюс»: [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/ (дата обращения: 04.10.2023).
7. Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 18 марта 2022 г. по делу № Ф08–1962/2022. — URL: https://kad.arbitr.ru/Card/4e81c709–6956–4cf0–8168–6ab15a64194a (дата обращения: 28.08.2023).
8. Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 21 апреля 2022 г. по делу № А60–27174/2019. — URL: https://kad.arbitr.ru/Card/2cffd5dd-d447–49e6–9b3a-bfadcf70d262 (дата обращения: 28.08.2023).
9. Права личности в социалистическом обществе / Н. В. Витрук, В. А. Карташкин, И. А. Ледях, Г. В. Мальцев [и др.]; Отв. ред.: В. Н. Кудрявцев, М. С. Строгович. — М.: Наука, 1981. — 272 c.
10. Предпринимательское право России: итоги, тенденции и пути развития: монография / Е. Г. Афанасьева, А. В. Белицкая, В. А. Вайпан и др.; Отв. ред. Е. П. Губин. — Текст: электронный // СПС «Консультант Плюс»: [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/ (дата обращения: 04.10.2023).
11. Проект федерального закона № 47538–6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации». — Текст: электронный // Система обеспечения законодательной деятельности Государственной автоматизированной системы «Законотворчество»: [сайт]. — URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/47538–6 (дата обращения: 28.08.2023).
12. Сычев, П. Г. Проблемы транспарентности российской экономики и их отражение в уголовном судопроизводстве / П. Г. Сычев // Имущественные отношения в Российской Федерации. — 2013. — № 12 (147). — С. 56–75.
13. Ульянов, А. В. О гражданско-правовой охране интересов субъекта правоожиданий / А. В. Ульянов // Актуальные проблемы российского права. — 2017. — № 8 (81). — С. 87–98.
14. Филипсон, К. Ю. Общая характеристика и особенности субъективного права / К. Ю. Филипсон // Вестник Сибирского юридического института МВД России. — 2019. — № 3 (36). — С. 154–163.
15. Хропанюк, В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия: учебное пособие / В. Н. Хропанюк. — М., 1998. — 944 с.