В философской полемике не прекращается обсуждение вопроса о путях развития русской государственности, о поисках эффективного механизма государственной политики. Многоголосье в этой проблеме, острые споры о стиле государственной власти не являются только прерогативой современности, этот вопрос был актуален и в девятнадцатом веке. А так как с тех пор не потерял своей остроты и не нашел всего окончательного решения, мы вновь и вновь обращаемся к изучению наследия российских мыслителей, для которых обсуждение этой проблемы связывалось с исторической судьбой нашей страны. Современное российское общество, явно разочаровавшись в либеральных идеях, вновь с большим интересом обращается к консервативным взглядам мыслителей девятнадцатого века. Потому позиция К. Н. Леонтьева, которого Н.Бердяев называл «философом реакционной романтики» [1], представляет интерес для современного исследователя не только как наследие русской консервативной мысли, но и как программы устроения русской государственности. В своей работе «Чем и как либерализм наш вреден» Леонтьев пишет: « Я желаю, чтобы отчизна моя достойна была моего уважения, и Россию всякую … я могу, разве по принуждению, выносить» [3, с.173].
Хотя отношение к консерватизму Леонтьева было сложным и запутанным, современники однозначно относили мыслителя к принципиальным и идейным консерваторам [5, с. 415]. Отвергая всякого рода либерализм за его стремление к развитию всемирного равенства и распространение всемирной свободы [3. с.147], философ указывал на естественные, изначально предопределенные природой различия между людьми, апеллировал к человеческой природе в индивидуальных и коллективных проявлениях, подчеркивая ее удивительную сложность и разнообразие. Отмечая, что «самое общество человеческое, долженствующее быть организацией сложной» [3, с. 129], К. Леонтьев утверждал, что эта природность и предопределяет социальное неравенство. Более того, утверждал мыслитель, русская нация специально для свободы не создана, а европейский либерализм не менее революционного демократизма разрушителен для общества и государства в России.
«Хорошо ли нам там близко подходить к Европе и прививать себе поспешно все ее худосочные начала?.. Что-нибудь одно – или космополитизм, т.е. падение отдельных государств и слияние их воедино. Есть благая цель; или этот исход – есть зло и опасность?..» [3, с. 171] – задается вопросом философ. Своеобразный консерватизм взглядов К.Леонтьева заключается в том, что гибнущая, с его точки зрения, Европа вовлекает в процесс своего «вторичного смесительного упрощения»[3, с.119] все новые нации и народности, в том числе и Россию. Россия сможет продлить на одно-два столетия свое существование в качестве самобытного государства, если отдалится от Европы, сблизится с Востоком, сохранив традиционные социально-политические институты и поддерживая религиозную настроенность граждан. Особую роль в консолидации государственности К. Леонтьев отводил религии. Он не закреплял за православием исключительную роль единственной религии, способной сохранить самобытность России. Общественно-скрепляющей была для него любая государственная религия, возвращающая членам общества мистический настрой. Укрепление государственности и ее централизации – вот первичный объединяющий принцип для России, разнообразной по социокультурным основаниям. Проблема сохранения и укрепления государства прямо высказывается мыслителем в «Письмах о восточных» делах, где Леонтьев характеризует Россию как своеобразное государственное образование, не обретшее еще своеобразного стиля культурной государственности [4, С. 380].
Здание российского общества и государственности необходимо сохранять, поэтому Леонтьев не допускал и мысли о возможности ломки государственных порядков в России, считая это занятие и самую идею его преддверием национальной катастрофы. Выход в сохранении самобытной культуры и государственности он видел только один - сильная, всеподавляющая власть. « Ни централизация власти гибельна для страны, сама по себе, она спасительна, напротив, до тех пор, пока почва под этой властью разнообразна; ибо бессознательное или полусознательное: «Divide et impera» есть закон природы, а не иезуитизм и вредная низость» [3, с.95]. Идея государственного деспотизма, утверждал Леонтьев, связана с тем, что все фундаментальные принципы России были заимствованы у Византии, которая дала России также национальный характер и культурную идею. Если все разговоры о русском национальном характере не лишены действительных оснований, то, без сомнений, византийский православный дух с его разочарованием в земной жизни определенно отразился в пассивно-трагическом миросозерцании русского народа. Леонтьев предлагает повернуться к Западу спиной и взглянуть на византизм как на естественное историческое начало России, а затем начать возрождение византийских основ: самодержавия, православия и народного быта. Византизм для Леонтьева есть реальный исторический символ принудительного начала в гражданской жизни, возведенный в принцип самодержавной охранительной политики. В XV-XVII веках европейская цивилизация достигает полного расцвета, в то время Византия в XV веке гибнет, и её культура отчасти в превращенном виде сохраняется в России, переживающей период подъёма. То, что составляло византийские начала, укрепилось в русском самодержавии, русской национальных нравах и привычках. Византийское самодержавие на русской почве из диктаторского превратилось вначале в великокняжеский патриархальный легитизм, а позже, сохранив эту особенность, в отеческую родовую монархию. Со временем именно родовое чувство (а отнюдь не грубая сила) выразилось в идее русской монархии и приняло государственное направление. Россия, развивал свои взгляды Леонтьев, всегда держалась исключительно византийским чувством и порядком. Византизму свобода не только не знакома, но и совершенно чужда. Вместо неё византизм содержит идею деспотизма. Всё великое и прочное жизни русского народа, считал Леонтьев, было сделано почти искусственно и более или менее принудительно, по почину правительства. Европейские государства сложились раньше российской государственности, расцвет которой приходится на правление императрицы Екатерины II, когда в стране утвердился абсолютизм, дворянство окончательно сложилось как сословие, и начался расцвет искусств. «До Петра было больше однообразия в социальной, бытовой картине нашей, больше сходства в частях; с Петра началось более ясное, резкое расслоение нашего общества, явилось то разнообразие, без которого нет творчества у народов... Осталось только явиться Екатерине II, чтобы обнаружились и досуг, и вкус, и умственное творчество, и более идеальные чувства в общественной жизни. Деспотизм Петра был прогрессивный и аристократический. Либерализм Екатерины имел решительно тот же характер. Она вела Россию к цвету, к творчеству и росту. Она усиливала неравенство. Вот в чем главная её заслуга. Она давала льготы дворянству, уменьшала в нем служебный смысл и потому возвышала собственно аристократические его свойства — род и личность» [3,с.32]. Укрепление исторических византийских устоев России, централизованной власти, православия и нравственного идеала разочарованности во всем земном, а так же изоляция от гибельных европейских процессов разложения – таковы, утверждает К.Леонтьев, средства задержать Россию по возможности на более долгое время на стадии культурно-исторического созидания. Вообще XIX век, считает мыслитель, это период, не имеющий аналога в истории из-за глобального влияния народов друг на друга. Разные народы под влиянием Европы отуманены «прогрессом», внешне манящим техническими совершенствованиями и материальными благами, а по сути стремящимися еще быстрее все уравнять, смешать, соединить всех в образе безбожного и безличного «среднего буржуа» - орудия всеобщего разрушения. Либеральное будущее России он представлял как исключительно опасное, указывая на единственный возможный выход для страны в возрождении идеи византизма как высшей национально-государственной ценности. Другого пути нет – только гибель страны и национального своеобразия. Свободы нет, и никогда не будет в государстве, потому что государство – это идея, неизбежно подчиняющая себе людей с помощью насилия. Конечно, оттого, что в государстве господствует необходимость, такая идея не обязательно должна приобретать принудительный характер. В своей полемике с либерализмом К.Леонтьев замечал: «Государство держится не одной свободой и не одними стеснениями и строгостью, а неуловимой … гармонией между дисциплиной веры, власти, законов, преданий и обычаев, с одной стороны, а с другой, той реальной свободой лица, которая возможна даже и в Китае» [3, с.178].
Леонтьев же настаивает на централизации, как единственном способе существования России, и объясняет своё упорство следующими причинами. Во-первых, так исторически сложилось. Во-вторых, в государстве может господствовать лишь одна воля; сложение многих воль как следствие свободы и демократии разрушает государство, ведёт прямо к анархии, стихии и беспорядкам. С данной точкой зрения можно спорить, что, впрочем, и делали его многочисленные оппоненты, но у неё существовало и существует большое число сторонников. Леонтьев называет ещё и третью причину - это народ, его национальные особенности и характер. Он предупреждает, что народ, тысячелетие живший деспотизмом, поколениями впитывающий в плоть и кровь, страх и ненависть, такой народ без принудительного начала опасен для всех, в том числе и для самого себя. Возрождение будущей России на основе реставрации византийских начал волновало Леонтьева. Он видел два пути, по которым может отныне идти Россия: один ведёт её к подчинению западной культуре и неизбежному «растворению» в ней, другой связан с сохранением самостоятельности России, обособленностью от Запада и восстановлением принципов византизма. Для сохранения государства и нации, считал философ, нужна сила, мощь внутренней организованности и возрождение строгой дисциплины. Идеальная схема российского «стиля культурной государственности» выглядит, по Леонтьеву, так:
1) Государство должно быть сложно, крепко и сурово, иногда до свирепости.
2) Церковь должна смягчать государственность.
3) Быт должен быть разнообразен в национальном, обособленном от Запада, единстве.
4) Наука должна развиваться из презрения к пользе [6, с. 267-268].
Таким образом, отстаивая независимость и самостоятельность исторического пути России, К. Леонтьев видит его в возрождении византизма, в первую очередь, связанного с государственной силой и централизмом. Демократизм и национализм в его системе взглядов оказываются полностью несовместимыми с российскими государственными интересами, лежащими исключительно в плоскости византийского начала. К тому же, национализм и демократизм имеют антиправославный характер и в большинстве случаев равносильны атеизму. Внутренняя жизнь страны слишком богата и противоречива в своих свойствах и проявлениях, так что, убеждал К. Леонтьев, кроме государственной силы и централизации, других объединяющих принципов в ней не найти.
- Литература:
Н.Бердяев Типы религиозной мысли в России. Собрание сочинений. Т. III Париж: YMCA-Press, 1989. 714 с.
Бердяев Н. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли». Париж: YMCA-Press, 1926. 269 с.
Леонтьев К.Н. Избранное. – М.: Рарогъ.1993. 400 с.
Леонтьев К. Собрание сочинений в 9 томах. Т. V. - М.: Издательство Саблина, 1912. 468 с
Соловьев Вл.С. Леонтьев К.Н. // Соловьев Вл.С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Правда.,1989. 735 с.
Фудель И. Культурный идеал К.Н. Леонтьева // Русское обозрение. 1895. № 1.