В данной статье рассматривается развитие исследований по тематике казачества юга России в 1930-е гг. в начальный период исследований. Работы этого времени отличались сравнительно малыми размерами и основывались преимущественно на наблюдениях и впечатлениях авторов, материалах специальных обследований и официальных документах. Эти недостатки были обусловлены объективными обстоятельствами, в частности, хронологическим совпадением коллективизации казачьих станиц и начальных этапов научного осмысления этого процесса. Учитывая, что исследователи являлись современниками событий, они не имели достаточного времени и возможностей для глубокого анализа и формирования полноценной базы источников.
Ключевые слова: Северо-Кавказский край, советское казачество, Кубань, юг России, авторский анализ, позитивная тональность, советская власть, казачество, коллективизация, колхоз.
Как правило, первые работы по интересующей нас тематике не отличались внушительными параметрами и, чаще всего, представляли собой брошюры. Основывались они на довольно скудном и однообразном круге источников, включавшем в себя в основном наблюдения и впечатления самих авторов, материалы специальных обследований (систематически проводившихся во время коллективизации в различных колхозах, деревнях, селах, станицах), опубликованные постановления партийно-советских органов, материалы выступлений и публикации представителей руководства, и т. п.
Указанные недостатки, впрочем, были неизбежны и возникали под влиянием объективных обстоятельств, прежде всего, из-за хронологического совпадения проводившейся в казачьих станицах коллективизации и начальных этапов научного осмысления ее влияния на жизнь кубанских, донских, терских казаков. Исследователи 1930-х гг., будучи современниками событий (или же описывая их «по горячим следам»), не имели, разумеется, времени и возможностей для формирования как можно более обширного круга источников, ибо их накопление, собирание, обработка представляют собой длительный процесс.
Следующее, на что необходимо обратить внимание, это степень и характер отражения научной и научно-популярной литературе конца 1920-х — начала 1940-х гг. вопросов жизни, деятельности, умонастроений казачьих сообществ Юга России в период «колхозного строительства». Здесь стоит сказать, что в содержательном плане эти работы характеризовались крайней слабостью авторского анализа, описательностью, ограниченностью рассмотренных аспектов проблемы жизнедеятельности казачества Юга России в ходе коллективизации и в условиях победившей колхозной системы. Дефицит времени, вкупе с жесткими политико-идеологическими ограничениями, препятствовал и детальному освещению (а уж тем более, — осмыслению и анализу) изменений, происходивших в казачьих станицах во время «колхозного строительства». Помимо того, что в литературе первой половины 1930-х гг. о казаках содержался минимум упоминаний, так эти сведения, как правило, носили негативный характер.
В отмеченный период времени казаки фигурировали лишь в связи с вопросами коллективизации южнороссийской деревни, а специальных исследований по интересующей нас проблематике практически не создавалось (если не считать газетных и журнальных публикаций). В литературе внимание акцентировалось на том, что социальные верхи казачьих сообществ («кулаки», зажиточные, бывшие офицеры, и пр.) играли важную роль в подготовке и осуществлении антиколхозных акций протеста, вовлекая в них неустойчивую часть казаков-середняков. При этом указывалось на широкое распространение среди казачества (особенно на Кубани и Дону) надежд на иностранную интервенцию, в рамках которой должны были вернуться «свои», то есть казаки-эмигранты, покинувшие Россию в составе Белой армии [1, с. 22].
Положительные описания и оценки деятельности казаков Юга России по организации и укреплению коллективных хозяйств встречались в литературе первой половины третьего десятилетия XX века гораздо реже. Зачастую те или иные авторы ограничивались всего лишь доброжелательными упоминаниями о казаках, обязательно при этом подчеркивая их верность советской власти. В частности, в 1933 г. в Ростове-на-Дону был издан сборник статей о начальных этапах деятельности политотделов 34 машинно-тракторных станций Северо-Кавказского края. Статьи целенаправленно готовились начальниками политотделов или же их помощниками и заместителями; кроме того, в сборник вошло несколько публикаций, уже помещенных в прессе, и среди них, — статья начальника Политсектора МТС Северо-Кавказского края A. M. Штейнгарта. Хотя целый ряд МТС располагался в казачьих районах (Атаманская, Каневская, Кисляковская, Лимановская, Некрасовская, Новодеревянковская, Усть-Лабинская, и др.), в публикациях начальников политотделов данных машинно-тракторных станций слово «казак» почти не встречалось. Одним из немногих исключений оказалась статья начальника политотдела Усть-Лабинской МТС М. Каравая, который отозвался об одном из лучших механизаторов этой машинно-тракторной станции Иване Белоусове, выполнявшем и перевыполнявшем нормы выработки, следующим образом: «крепко сложенный, природный казачок». Далее же подчеркивалось, что этот «казачок» еще и «верный сын великого комсомола» [2, с. 22].
Пространные же описания казачьей жизни периода «великого перелома», выдержанные в позитивной тональности, встречались в литературе первой половины 1930-х гг. гораздо реже. Одним из немногочисленных примеров является брошюра Ю. Давыдова «Красный терец», изданная в 1931 г. и посвященная одноименному колхозу станицы Новопавловской Георгиевского района Северо-Кавказского края. Автор сосредоточил свои усилия на рассмотрении процесса создания и организационно-хозяйственного укрепления колхоза, дав характеристику его производственному потенциалу и органам управления. Помимо прочего, Ю. Давыдов описал также усилия станичной бедноты и казаков-середняков по созданию и укреплению данного коллективного хозяйства, сказав немало хороших слов о казаках-активистах. В то же время, наряду с положительными оценками проколхозной активности бедняцко-середняцких слоев казачества станицы Новопавловской, Ю. Давыдов отдал дань обличению и осуждению местных казаков-«кулаков» и «контрреволюционеров», пытавшихся противостоять коллективизации и, якобы, «развалить» уже созданный колхоз [3, с. 77].
Кампания «за советское казачество», подготовительная работа к которой началась с лета 1935 г., а официальный старт был дан в феврале 1936 г., самым существенным образом повлияла на изменение тенденций историографии. Поскольку во второй половине 1930-х гг. казачество было признано властью как уникальная группа в составе колхозного крестьянства, жизнь и производственные достижения кубанских, донских и терских казаков-колхозников впервые становятся предметом специального исследования на Юге России.
Анализ историографии дает основания утверждать, что первой работой, специально посвященной рассмотрению процесса и результатов коллективизации в казачьих станицах Юга России, может считаться небольшая статья первого секретаря Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) Б. П. Шеболдаева «Казачество в колхозах», опубликованная в конце 1935 г. в газете «Правда» и южно-российских периодических изданиях, а в 1936 г. изданная отдельной брошюрой [4, с. 12]. Шеболдаев дал обзор «колхозного строительства» в казачьих районах Кубани и Дона, причем акцентировал внимание не на антиколхозной и антисоветской деятельности казаков (хотя в статье отнюдь не были пропущены сюжеты такого рода), а на организационно-хозяйственном укреплении казачьих коллективных хозяйств и постепенном превращении казачества в верную опору советской власти. Иными словами, в статье Шеболдаева при освещении социально-политических настроений и производственной деятельности «колхозного казачества» позитивная тональность явно преобладала над негативной, что было нехарактерно для первой половины 1930-х гг. Перечисляя производственные достижения казаков-колхозников и указывая на укрепление коллективных хозяйств Дона и Кубани, Шеболдаев тем самым подводил теоретическую основу под развернутую в скором времени кампанию «за советское казачество».
Во второй половине 1930-х гг. появился еще ряд работ, практически аналогичных статье Шеболдаева по характеру освещения жизни и деятельности казаков-колхозников. Во всех этих работах, отличавшихся описательностью и минимумом авторского анализа, приводились многочисленные примеры активной производственной деятельности членов казачьих колхозов и всячески обосновывалось утверждение, что коллективизация изменила жизнь казачества Юга России к лучшему. Антиколхозные казачьи акции протеста начала 1930-х гг., организационно-хозяйственная неустроенность поспешно созданных колхозов и даже голод 1932–1933 гг. объяснялись злонамеренными происками кулацко-зажиточной верхушки казачества, которой, якобы, удалось увлечь за собой неустойчивую часть казаков-середняков. Колхозное же казачество Кубани, Дона, и Ставрополья рассматривалось как часть колхозного крестьянства, неотделимая от него, хотя и отличающаяся определенной спецификой.
Как видим, в работах 1930-х гг. первостепенное внимание уделялось социально-политическим процессам в казачьих станицах во время «колхозного строительства», а вопросы трансформации хозяйственного уклада, повседневной жизни, менталитета казаков освещались в гораздо меньшей мере. Социальная ситуация в казачьих станицах Дона, Кубани, Терека в период коллективизации раскрывалась по классической схеме: отмечались изначальная и непримиримая враждебность казачьей верхушки мероприятиям советской власти, колебания казаков-середняков и просоветская активность беднейших слоев казачества (беспристрастный же анализ источников позволяет утверждать, что подобная схема серьезно упрощает историческую действительность). При этом в первой половине 1930-х гг. в отношении казачества, подвергнутого коллективизации, превалировали негативные оценки, либо же участие казаков в «колхозном строительстве» попросту замалчивалось. Напротив, во второй половине десятилетия жизнедеятельность «колхозного казачества» подавалась в исключительно розовых тонах.
В целом же, содержание работ 1930-х гг. по интересующей нас теме (вне зависимости от того, когда именно их написали — в первой или второй половине указанного десятилетия) лишь в слабой степени соответствовало принципу объективности. Данные работы выполняли определенный социально- политический заказ: им предписывалось не освещать события во всей их сложности и противоречивости, а подавать их в таком виде, в каком это было выгодно и необходимо советско-партийному руководству. Только если в первой половине 1930-х гг. научная и научно-популярная литература отражала господствующие ожидания о предстоящем казакам растворении среди колхозников (отсюда и негативные оценки деятельности казаков либо замалчивание роли казачества в коллективизации), то во второй половине ее задачей являлось содействие кампании «за советское казачество», что и привело к радикальной смене оценок и выводов с негативных на положительные.
Литература:
- Тодрес, В. Колхозная стройка на Тереке / В. Тодрес. — Пятигорск, 1930. — 47 c. — Текст: непосредственный; Лихницкий, Н. Т. Классовая борьба и кулачество на Кубани / Н. Т. Лихницкий. — Ростов н/Д:, 1931. — 69 c. — Текст: непосредственный; Радин, А. За что жители станицы Полтавской выселяются с Кубани в северные края? / А. Радин, Л. Шаумян. — Ростов н/Д:, 1932. — 25 c. — Текст: непосредственный.
- Каравай, М. Сегодня политотдел — сила / М. Каравай. — Текст: непосредственный // Политотделы Северного Кавказа за работой. — Ростов н/Д, 1933. — С. 22–23.
- Давыдов, Ю. «Красный терец» / Ю. Давыдов. — Ростов н/Д, 1931. — 110 c. — Текст: непосредственный.
- Шеболдаев, Б. П. Казачество в колхозах / Б. П. Шеболдаев. — Ростов н/Д:, 1936. — 32 c. — Текст: непосредственный.; Колхозный путь // Правда. — 1935. 5 декабря. — № 11. — С. 3–7.
