Формы и роль авторитаризма в процессах структурных изменений



Истоки изучения политической структуры государства, определявшейся в терминах демократий, деспотий, диктатур, тираний и пр. уходят корнями в древнюю философскую мысль. Аристотель выделял два главных критерия, определявших политическую структуру управления в государстве. К ним относились критерий того, в чьих руках сосредоточена власть и критерий, использования этой власти. В соответствии с этими принципами государства делились на «правильные» и неправильные. К последним, к слову, относились и тирании, и демократии [1].

В дальнейшем изучение политических режимов развивалось в рамках политической мысли, и, затем, науки. Стоит отметить, что начиная с Аристотеля и заканчивая М. Вебером и многими другими представителями социальных наук, работавших в ХХ в., детерминантами политической структуры и процессов в ней определялись культурные и религиозные нормы и ценности. Особый вклад в развитие этих исследований внесли Г. Алмонд и С. Верба, непосредственно связавшие ценности общества и политический режим [6]. Таким образом начало формироваться понимание взаимосвязи политического режима и структурных трансформаций в политической системе и взаимодействии власти и общества.

Параллельно с этими исследованиями, в ХХ в. начинает формироваться интерес к изучению не только демократических, но и авторитарных режимов. Появляется понимание многообразия их форм и наличия своей самостоятельной роли, отличной от категории «переходной» системы в дуальной логике «тоталитаризма — демократии». Так, в своих работах известный французский ученый Ж. Блондель писал о либерально-демократических, популистских, традиционно-авторитарных, эгалитарно-авторитарных и авторитарно-инэгалитарных режимах [2]. А один из наиболее известных исследователей политических режимов Х. Линц выделял расовую или этническую квазидемократию, постколониальный авторитаризм, а также дототалитарный, посттоталитарный, военно-бюрократический, корпоративный и султанистский режимы [3].

Очевидно, что столь различные авторитарные режимы основывались на разных факторах трансформации политической структуры. Еще один известный исследователь автократий ХХ в. Г. О'Доннелл, сформулировавший понятие бюрократического авторитаризма писал о том, что ключевыми основаниями формирования таких режимов являются социально-экономические процессы и модернизация [13].

На современном этапе список этих факторов расширен и включает в себя политические, военные и ряд других социальных процессов. Так, по мнению исследователей, порядка 35 % авторитарных режимов претерпели изменения в результате военных переворотов; еще 17 % было основаны «ненасильственных» социальных протестах; 13 % произошли по итогам выборов (проигранных лидером); 8 % были инициированы «сверху» или обусловлены вооруженным конфликтом; 5 % связаны с действиями внешних субъектов и 2 % обусловлены распадом государства [4, с. 383].

Независимо от иерархии этих факторов, очевидно, что авторитаризм и структурные политические изменения непосредственно взаимосвязаны между собой. Способность авторитарного режима трансформировать политическую структуру может быть обусловлена его характерными чертами. К. Фукс в своей работе выделяет такие его признаки как авторитарное руководство, дуальная система отношений «друг-враг», национализм, милитаризм и патриархат [9, р. 783].

На практике, имплементация этих составляющих авторитаризма и доминирование одного (или нескольких из них) предполагает введение новых форм политического взаимодействия, трансформирующих его систему. Известная исследовательница авторитаризма Б. Геддес выделяет три такие формы:

— однопартийную;

— военную;

— персоналистскую [10, 11].

Представленное разделение является далеко не единственным, однако одним из наиболее популярных в современном осмыслении авторитаризма. Очевидно, что каждая из указанных форм предполагает различную основу и разным образом меняет политическую структуру. Так, по мнению исследовательницы, однопартийный формат предполагает формирование системы в которой есть лидер, действия которого подотчетны партийной элите. Элита при такой форме стремится к единству и состоянию эквилибриума, так как не зависимо от убеждений и взглядов, целью всех ее членов является власть. Оппозиция вовлекается в управленческую деятельность путем кооптации. С населением отношения строятся путем мобилизации (насильственной и, напротив, через получение лояльности).

Военная форма отличается по своему содержанию, соответственно играет иную роль в политической трансформации. Главными ценностями в ней выступают дисциплина, порядок, иерархия, сплоченность и пр. Руководство в такой системе становится коллективным, а отношения с обществом вторичны для носителей власти и реализуются, преимущественно, путем репрессий. В первую очередь они ориентированы на сохранение цельности и эффективности армии.

Последняя персоналистская форма настолько распространена, что определяется рядом исследователей в качестве общей характеристики авторитарных режимов [12]. В ее рамках отношения лидера и его ближайшего круга с обществом осуществляются путем селективного распределения благ. Их получателями становятся отдельные группы, обеспечивающие лояльность к лидеру. Между группами отношения строятся по принципу эквилибриума, необходимого для поддержания власти руководителя.

Каждая из указанных форм важна для понимания роли авторитарных режимов в процессах структурных изменений. Однако не зависимо от того, какая из них реализуется в определенной системе, формирование новой модели власти в любом случае сопряжено со значительными изменениями в политической структуре. Переход государства к авторитарному режиму правления неминуемо создаёт новые властные отношения. Такие режимы прибегают к нескольким способам введения новых властных отношений. Все они неформальны, поскольку иные формы коммуникации и взаимодействия еще не выработаны или в них нет необходимости. Сюда относятся: клановость, клиентелизм и патронаж.

Кланы группируются на принципе схожести определенных черт представителей элиты: этнос, родственные связи, кумовство, общие экономические и политические интересы. Однако наиболее распространенная модель формирования клана родственная [7].

Клановая система, с одной стороны, позволяет развести элиту в разные стороны, не давая ей консолидироваться на базе единых интересов. С другой — расставляя членов клана на посты, лидер рискует подвергнуть их опасности в случае политической нестабильности или протестов, пример чего дан в следующей главе.

Самой важной оборотной стороной клана является невозможность опереться на кого-то из элиты, поскольку основополагающий принцип клановых внутривластных отношений — соблюдение баланса и паритет всех группировок. Последним недостатком этой стратегии следует указать неэффективность управления, обусловленную назначением на посты людей близкого круга в ущерб компетенции.

Клиентелизм — система межличностных отношений, создающая четкую линию связи или зависимости «даритель — дароприемник».

Основное преимущество клиентелизма перед клановостью — полная независимость политических связей от родственных уз или землячества. На управленческом уровне клиентелизм позволяет свободно проводить ротацию кадров и удалять неблагонадежных из властной системы. Это обеспечивает и сильную позицию режиму при политических потрясениях [8].

Патронаж — форма неформальных политических отношений. Это система обмена ресурсами, политическими, социальными и экономическими, между лидером (патроном) и широкой группой клиентов. В качестве последних выступают как партии, политические и социальные организации, компании, так и широкие слои населения в целом [5].

Система патронажа позволяет конвертировать один ресурс в другой или инициировать определенные события. Например, подкуп избирателей за социальные блага; проведение кандидата в парламент через партию; заручение лояльностью крупной бизнес-структуры через предоставление преференций и квот.

Особенность этой системы неформальных отношений — необходимость крупных денежных средств. Следовательно, прибегнуть к патронажной модели могут лишь режимы с большой экономической базой. Среди перечисленных практик формирования неформальных отношений внутри власти и между властью и обществом каждая обладает своей спецификой. Однако максимальную пользу с минимальными политическими потерями авторитарный режим может извлечь только из патронажа. С его помощью можно манипулировать широкими группами политического процесса, в то же время проводя тонкую отладку состояния дел в общественных, экономических и политических институтах. Но, как или любое эффективное средство, система патронажа требует внушительных затрат — финансовых.

Говоря о теоретико-методологических основах исследований авторитарных режимов, следует заключить, что существуют разные подходы их детерминации и типологии, применение которых зависит от позиции исследователя. В то же время они могут совпадать по значительным аспектам. Несмотря на методологическую неоднозначность, необходимо подчеркнуть, что от использования того или иного подхода зависит как классификация автократий, так и то, будет ли определенный режим определён как авторитарный.

Что касается роли и формы авторитаризма в процессах структурных изменений, — в первую очередь, это использование неформальных практик, что в области внутри-властных отношений и взаимодействия власти и общества коренным образом отличает авторитарные режимы от демократических, построенных на четко прописанных законе и праве.

Литература:

1. Аристотель. Политика // Собр. соч. в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. 444 c.
2. Блондель, Ж. Политическое лидерство: путь к всеобъемлющему анализу М.: Российская академия управления, 1992. — 135 с.
3. Линц Х. Тоталитарные и авторитарные режимы URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_36407134_39679238.pdf (дата обращения: 16.11.2023).
4. Харитонова О. Г. Политические режимы и режимные изменения в зеркале научного дискурса // Вестник РУДН. — Серия: Политология. — 2017. — Vol. 19. — No. 4. — 379–391.
5. Шкель С. Н. Неопатримониальные практики и устойчивость авторитарных режимов Евразии // Полития. — 2016. — № 4 (83). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/neopatrimonialnye-praktikii-ustoychivost-avtoritarnyh-rezhimov-evrazii (дата обращения: 16.06.2023).
6. Almond G. A., Verha S. The Civic Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Nations. London, 1989. 576 р.
7. Collins K. Clan politics and regime transition in Central Asia. — Cambridge University Press, 2006. 376 р.
8. Erdmann G., Engel U. Neopatrimonialism revisited: beyond a catch-all concept, 2006. 39 р.
9. Fuchs C. Authoritarian capitalism, authoritarian movements and authoritarian communication // Media, Culture & Society. — 2018. — № 40 (5). — Р. 779–791.
10. Geddes B. Paradigms and sand castles: Theory building and research design in comparative politics. — Ann Arbor: Univ. of Michigan press, 2003. — 314 p.
11. Geddes B. What do we know about democratization after twenty years? // Annual review in political science. — Palo Alto, CA, 1999. — N 2. — P. 115–144.
12. Hadenius A., Teorell J. Authoritarian Regimes: Stability, Change and Pathways to Democracy, 1972–2003. Kellogg InstituteWorking Paper, Notre Dame University. 2006. 24 р.
13. O'Donnell G. Modernization and Bureaucratic Authoritarianism. Studies in South American Politics. Berkeley: University of California Press, 1979. 243 р.