Вопросы и уголовно-правовая квалификация вовлечения несовершеннолетних в совершение экстремистских преступлений



В данной работе осуществляется исчерпывающий анализ современных проблем уголовного законодательства и применения судебной практики в контексте борьбы с экстремизмом и возможными опасностями, связанными с вовлечением несовершеннолетних в экстремистскую деятельность.

Ключевые слова: экстремизм, противодействие экстремистской деятельности, Интернет, социальные сети, административная преюдиция, несовершеннолетние, вовлечение.

Защита общественных благ и интересов требует от законодателя введения уголовно-правовых мер, направленных на предотвращение распространения опасной деятельности. Определенные личности, через вовлечение других лиц, могут иметь серьезный антисоциальный потенциал, который нарушает общественные отношения, а также представляет угрозу для безопасности несовершеннолетних, общества и государства. Кроме того, данный аспект может стать фактором, способствующим росту преступности в будущем.

История наглядно демонстрирует, что когда общество отказывается от заботы о детях, они становятся особенно уязвимыми для проникновения преступной сферы. Защита несовершеннолетних от влияния взрослых и вовлечения в противоправные действия является важным аспектом будущего нашей страны. Поэтому качество нормативно-правовой базы и практика ее применения должны быть логичными, последовательными и единообразными. В свете существующих негативных тенденций в социальной среде становятся особенно актуальными вопросы вовлечения подростков в преступную или антиобщественную деятельность.

В рамках форума «Современные системы безопасности — Антитеррор», который состоялся весной 2018 года в Красноярске, Александр Иванович Ковалев, заместитель руководителя аппарата Национального антитеррористического комитета, поделился важной информацией. Он отметил, что в прошлом году в России удалось предотвратить около 70 террористических преступлений. Эти результаты достигнуты благодаря усиленным мерам безопасности и оперативным действиям правоохранительных органов. [14]

В качестве примера можно привести случаи вовлечения детей в несанкционированные митинги, организованные с использованием молодежных сервисов, таких как TikTok и другие. Современные технологии позволяют широко распространять призывы и вызывать заинтересованность молодежи в противоправных действиях. В свете этого становится неотложной задачей совершенствование законодательства и применение эффективных мер, направленных на предотвращение вовлечения подростков в преступную сферу и защиту их гарантированных прав и интересов.

Отметим, что у некоторых индивидов существует значительный потенциал к антисоциальному поведению, который передаётся другим лицам через их причастность к совершению противоправных или антисоциальных действий. Это не только нарушает общественные отношения, связанные с защитой интересов несовершеннолетних и обеспечением безопасности общества и государства, но и представляет собой потенциальную угрозу развитию преступности в будущем.

Одной из основных целей наказания является исправление осуждённого, однако, когда речь идёт о несовершеннолетних, его продолжительность не должна быть слишком долгой. Ведь начало уголовной ответственности совпадает со становлением несовершеннолетнего как личности, его социализацией и нахождением места в обществе. Поэтому продолжительное пребывание в этой стадии может оказаться нецелесообразным, так как для несовершеннолетнего, освободившегося после отбывания наказания и стремящегося вернуться в общественную жизнь после длительной изоляции, будет крайне сложно вновь обрести своё место и стать полноправным гражданином своей страны. Вот почему существует высокий риск вовлечения несовершеннолетних в совершение экстремистских преступлений.

Анализируя особенности этой категории преступлений, следует отметить, что её динамика в последнее десятилетие характеризуется противоречивыми тенденциями. С 2010 по 2017 годы наблюдался устойчивый рост числа зарегистрированных экстремистских преступлений. В 2010 году было зарегистрировано 656 таких преступлений, в 2011 году — 622, в 2012 году — 696, в 2013 году — 896, в 2014 году — 1034, в 2015 году — 1329, в 2016 году — 1450, в 2017 году — 1521. Однако в 2018 году число преступлений снизилось до 1265, а в 2019 году дальше упало до 585 (-53,8 %). Однако в последние два года количество экстремистских преступлений снова начало расти, особенно значительно в 2020 году, когда зарегистрировано 833 таких преступления (+42,4 %). В период с января по июль 2021 года было зарегистрировано 687 экстремистских преступлений (+31,1 %). Ситуация с преступлениями, совершенными несовершеннолетними, требует внимательного рассмотрения. В текущем году мы наблюдаем увеличение их доли на 2,8 %, а в 2019 году это число составляло 3,9 %, а в 2020 году — 3,7 % [11]. Что может скрываться за этими цифрами? Возможно, экстремистская преступность не снижается? Или изменения в уголовном законодательстве или особенности правоприменительной практики влияют на статистику преступного экстремизма?

Оказалось, что отсутствие достаточного количества доказательств умысла на возбуждение вражды, ненависти или унижения человеческого достоинства по экстремистским мотивам стало основанием для ошибочной практики со стороны следствия и суда. В результате этого Пленум Верховного Суда РФ внес ряд изменений в постановление от 28 июня 2011 года № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» [12] (далее — Постановление № 11 Пленума), прежде всего, в отношении оценки экстремистских проявлений, которые совершаются с использованием информационно-коммуникационных сетей, включая «Интернет» [6, с. 24–25].

Пленум указал, что сам факт репоста (размещения в сети изображений, аудио или видеофайлов, содержащих признаки возбуждения вражды и ненависти, унижения достоинства человека или группы лиц) не является достаточной основой для возбуждения уголовного дела по статье 282 Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 года № 63-ФЗ (далее — УК РФ). Это означает, что для привлечения к ответственности должны присутствовать дополнительные обстоятельства и доказательства, подтверждающие умысел и целевую направленность действий.

Таким образом, изменения в правоприменительной практике и законодательстве могут влиять на статистическую картину преступной экстремистской активности. Однако, необходимо тщательно изучать каждый случай, чтобы не допускать ошибок в оценке и справедливом привлечении к ответственности за экстремистские преступления.

Пункт 6 Постановления № 11 Пленума содержит перечень факторов, которые суд должен учитывать при разрешении вопросов о наличии состава преступления. Среди них:

1. Форма и содержание размещенной информации, ее контекст. Это означает, что суд должен анализировать саму информацию, ее формат, а также контекст, в котором она была размещена.
2. Наличие и содержание комментариев данного лица или иного выражения отношения к ней. Важным фактором является наличие комментариев или выражений, связанных с материалом, размещенным лицом.
3. Факт личного создания либо заимствования лицом соответствующих аудио и (или) видеофайлов, текста или изображения. Здесь оценивается вопрос о том, были ли материалы созданы самим лицом или были ли они заимствованы.
4. Содержание всей страницы данного лица. Суд должен рассматривать содержание не только конкретного материала, но и всей страницы или профиля, на котором он размещен.
5. Сведения о деятельности лица до и после размещения информации, включая совершенные действия для увеличения просмотров и аудитории. Здесь суд может учитывать деятельность лица до и после размещения материала, включая действия, которые могут быть направлены на увеличение его популярности.
6. Данные о личности лица, такие как принадлежность к радикальной идеологии, участие в экстремистских объединениях, ранее привлечение к ответственности за экстремистские правонарушения и преступления. При рассмотрении дела суд может принимать во внимание такие данные о личности.
7. Объем информации, частота и продолжительность ее размещения, интенсивность обновлений. Суд также учитывает объем и характер размещаемой информации, а также частоту и продолжительность ее обновления.

Важно отметить, что существует различие в мнениях научной общественности относительно административной преюдиции в уголовном судопроизводстве. Некоторые правоведы относятся к этому вопросу негативно, в то время как другие судебные инстанции разделяют это мнение. Некоторые специалисты отмечают, что в контексте Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года Европейский Суд по правам человека толкует статью 4 Протокола № 7 таким образом, что она запрещает преследование или предание суду за второе преступление, если оно вытекает из идентичных фактов или фактов, которые в значительной степени являются теми же [7, с. 119–120; 8, с. 65; 10, с. 100].

На основании тех же принципов следует оценивать и разъяснения Конституционного Суда Российской Федерации относительно того, что фактические обстоятельства, установленные вступившими в законную силу судебными актами по делам об административных правонарушениях, не могут самостоятельно определять выводы суда о виновности лица в совершении преступления с административной преюдицией [1, с. 47]. В данном случае суд должен провести свою процедуру уголовного процесса на основе всей совокупности доказательств, включая не исследованные при рассмотрении дел о совершенных этим лицом административных правонарушениях.

Кроме того, стоит отметить, что для привлечения к уголовной ответственности за более серьезное преступное поведение также требуется наличие административной преюдиции. Для этого необходимо, чтобы административная преюдиция предшествовала уголовной ответственности в делах, когда совершенное деяние не представляет серьезной опасности для основ конституционного строя и безопасности государства, а также в обратных случаях.

В качестве иллюстрации можно привести следующий пример. В 2014 году лицо Г. было признано виновным по части 3 статьи 30 и части 1 статьи 282 УК РФ. Осужденный, будучи членом «Партии исламского освобождения», которая признана террористической организацией решением Верховного Суда Российской Федерации, использовал свой персональный компьютер для публичного распространения националистических, политических и религиозных идей, направленных на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства лиц, принадлежащих к определенной религиозной группе [2, с. 384–385]. Он размещал данную информацию в социальной сети «ВКонтакте», пропагандируя необходимость геноцида, массовых беспорядков, вражды и применения насилия в отношении представителей других религий.

Учитывая недавние судебные решения, мы приходим к выводу о том, что действия Г. не могут рассматриваться как преступление, предусмотренное статьей 282 УК РФ. Это обусловлено отсутствием привлечения Г. к административной ответственности за аналогичное правонарушение в прошлом.

Тем не менее, важным является вопрос о возможности уголовного привлечения за покушение на преступление с административной предыдущностью. Наше мнение состоит в том, что стадия покушения не может быть признана в данном случае. Если лицо, привлеченное к административной ответственности за указанное административное правонарушение в УК РФ, не доводит его до конца по независящим от него обстоятельствам, то состав преступления отсутствует. Законодательство ясно указывает, что несовершенство административного правонарушения не делает его уголовным преступлением.

Наши сомнения относительно правильности внесенных изменений в статью 282 УК РФ вызывает заявление В. И. Гладких о том, что введение административной предыдущности существенно ослабляет превентивный потенциал уголовно-правовых норм, а разгрузка судебно-следственной системы не должна происходить за счет безопасности граждан [14].

Мы считаем, что следовало бы ограничиться последними изменениями, внесенными Пленумом Верховного Суда РФ в отношении Постановления № 11. Но важно отметить, что Верховный Суд не может и не должен исправлять недостатки закона — это является обязанностью законодателя.

Наши исследования показали, что на данный момент как в теории, так и в следственной и судебной практике существуют значительные трудности в квалификации экстремистских проявлений, особенно в случаях их обнаружения в виртуальном пространстве, в частности, в социальных сетях. Законодательство и Верховный Суд Российской Федерации, стремясь помочь органам правоприменения, корректируют закон или толкуют его положения, устанавливая определенные ориентиры.

С одной стороны, нужно приветствовать последние разъяснения Верховного Суда Российской Федерации, данные в 2018 году в отношении экстремистских преступлений в виртуальном пространстве. Эти разъяснения нацелены на отказ от формального подхода к квалификации таких преступлений. Теперь важно оценивать совокупность обстоятельств и только после этого делать вывод о преступности или непреступности содеянного, уделяя особое внимание выявлению экстремистских мотивов. С другой стороны, виртуальный экстремизм имеет свою специфику, что вызывает необходимость введения специальной нормы в УК РФ, чтобы регулировать эту разновидность преступного экстремизма [4, с. 179].

Реформа статьи 282 УК РФ также может быть рассмотрена двояко, законодатель превратил ее в норму с административной преюдицией. С одной стороны, это создает барьер для привлечения к уголовной ответственности за экстремистские действия, не представляющие повышенной общественной опасности. Однако, с другой стороны, это решение законодателя не способствует предотвращению более опасных проявлений экстремизма, что нельзя оценить положительно [9, с. 67–68].

В литературе можно встретить предложения о признании действий в форме пропаганды преступного образа жизни, «романтики» преступного мира, публичным путем подготовки к преступному образу жизни несовершеннолетних как составляющей объективной стороны статьи 150 УК РФ [5, с. 82]. Хотя такой подход может быть привлекательным, его нельзя поддерживать, поскольку вовлечение представляет собой адресное и целенаправленное воздействие. Несмотря на то, что имеются тенденции к установлению уголовной ответственности за приобщение несовершеннолетних к преступной субкультуре, согласиться с этим нельзя. Например, Верховный Суд РФ признал Арестантский уклад единственным (далее — АУЕ) молодежным движением экстремистской направленности.

По мнению А. И. Морозова, вовлечение следует рассматривать как совершение действий, влекущих побуждение несовершеннолетнего принимать участие в преступном акте в качестве соисполнителя или пособника [5, с. 57].

В настоящее время количество административных исков прокуратуры, связанных с запретом распространения информации о АУЕ, достаточно значительно. При рассмотрении таких исков судебные органы указывают на то, что на указанных сайтах содержится информация, которая может быть толкована как пропаганда противоправного поведения, распространение которого активно осуществляется в рамках молодежной субкультуры, ориентированной на внедрение в повседневную жизнь стиля общения и «законов» криминального мира. Именно эта информация в своей основе пропагандирует идеологию так называемого неформального молодежного криминализованного движения под названием АУЕ.

Однако стоит отметить, что в обществе решение высшей судебной инстанции, послужившей основанием для обращения надзорной инстанции с требованием о признании распространяемой информации незаконной, было встречено с некоторым скепсисом, а в некоторых случаях вызвало крайне негативную реакцию. Критики указывают, что АУЕ является скорее субкультурой, чем деятельностью, и что оно не обладает признаками экстремизма. Кроме того, следует учесть, что элементы, связанные с АУЕ, существовали и в советский период и не вызывали особых опасений среди властей. Некоторые считают, что решение суда в данном случае фактически дает возможность государству определять, что является «хорошим» и «плохим», особенно в отношении молодежи [13].

Необходимо подчеркнуть, что представленные взгляды критиков в научных трудах А. Л. Санташова и В. М. Асмандиярова на данную ситуацию несут своеобразную точку зрения и требуют дальнейшего обсуждения и анализа со стороны правоохранительных органов и органов государственной власти. Конечная оценка и решение по данному вопросу должны быть основаны на обоснованных аргументах и с учетом интересов общества в целом, а также принципов правового государства.

Любые неподдерживаемые властями движения имеют потенциал для радикализации и превращения в условную оппозицию. Это относится и к неправомерным действиям, связанным с пропагандой преступного образа жизни среди несовершеннолетних. Однако, вместо широкого понимания понятия «вовлечение» в соответствии с статьей 150 УК РФ, правоприменительная практика пошла неожиданным путём, квалифицируя такие действия как экстремистские и привлекая к ответственности по статье 282 УК РФ. Возникает вопрос об оправданности такого подхода [15, с. 241].

Далее следует обратить внимание на вовлечение несовершеннолетних в совершение указанных преступлений. Современные коммуникации приводят к тому, что несовершеннолетние реже участвуют в реальных социальных группах и менее взаимодействуют со сверстниками за пределами школы. С одной стороны, они проводят больше времени дома, а с другой стороны, они становятся более замкнутыми и наивными. Это свидетельствует о важной роли взрослых в формировании общественно-опасного поведения несовершеннолетних. Родители или опекуны могут оказывать значительное влияние на ребенка, используя это для направления его к преступлению. Неизвестным для ребенка людям легче завоевать его доверие, поскольку у него нет опыта общения и он не может надежно распознать ложь. Поэтому в механизме совершения преступлений, совершаемых несовершеннолетними, важную роль играют взрослые.

Следует особое внимание уделять преступлениям, совершаемым по политическим, идеологическим, расовым, национальным или религиозным мотивам, а также по мотивам ненависти или вражды в отношении определенной социальной группы. В этом контексте особенно важно обратить внимание на подростков, которые часто прибегают к радикальным решениям при возникновении проблем и имеют тенденцию упрощать ситуацию, разделяя её на «хорошие» и «плохие» поступки, окрашивая мир в чёрно-белые тона.

Так, в недавних исследованиях Д. Е. Некрасова сделан акцент на то, что в большинстве регионов Российской Федерации несовершеннолетние совершают преступления террористической направленности на почве отрицания взаимоуважения, многообразия человеческой культивирований, разнообразных социальных групп, из побуждений стремления к доминированию и насилию.

Современный технический прогресс в сфере коммуникаций оказывает значительное влияние на формирование суждений подростков и становится одним из факторов, определяющих возникновение определенного вида преступлений. Особенно актуальной становится проблема, связанная с анонимным общением через коммуникационные средства с несовершеннолетними с целью их склонения к незаконным действиям. Во-первых, интернет является гигантским ресурсом для обмена информацией, включая и тот, который связан с рассматриваемой темой. Во-вторых, преступления, совершаемые таким образом, трудно раскрыть.

Еще одной проблемой является отсутствие возможности привлечения лиц в возрасте 14–15 лет к уголовной ответственности за определенные виды преступлений, такие как участие в банде, контрабанда, сбыт наркотиков, истязание и другие. Даже такие преступления, как кражи ценных предметов, преступления в сфере компьютерной информации и другие, не могут быть наказаны несовершеннолетними. Это способствует формированию чувства безнаказанности у подростков, что не только создает условия для совершения преступлений из собственной мотивации, но и стимулирует взрослых преступников привлекать подростков в качестве исполнителей именно этих преступлений, за которые обычно несовершеннолетними не несут уголовной ответственности.

Термин «вовлечение», используемый законодателем при определении отдельных составов преступлений, давно является предметом обсуждения в научной литературе. Однако до сих пор не сформирован единый подход к его пониманию и определению объективных и субъективных признаков. В каждом конкретном уголовном деле понятие «вовлечение» может иметь свое толкование и оценочные характеристики в практике расследования.

В своем исследовании Виктор Михайлович Германов глубоко анализирует интеллектуальный и волевой аспекты субъективной стороны. Автор правильно подчеркивает, что интеллектуальный момент требует осознания общественной опасности совершаемых действий. Здесь особенно важным является понимание возраста лица, которое причастно к экстремистскому преступлению, будь то предположительное или точное сознание этого факта [4, c. 83].

С другой стороны, волевой момент выражается в желании преступника вовлечь несовершеннолетнего лица в акт экстремизма. Это свидетельствует о наличии намерения и активного стремления к использованию несовершеннолетних в экстремистских преступлениях.

Настоящее исследование Германова представляет собой значимый вклад в понимание психологических механизмов и факторов, определяющих субъективный аспект экстремистской деятельности. Оно позволяет более глубоко понять и интерпретировать причины, по которым лица втягивают несовершеннолетних в опасные и незаконные действия, а также расширяет базу знаний в области противодействия экстремизму и предотвращения его распространения.

Таким образом, исследование В. М. Германова позволяет лучше понять и оценить сложность и разнообразие факторов, влияющих на субъективную сторону экстремистского преступления. Это дает основание для разработки эффективных мер по предупреждению экстремизма среди несовершеннолетних и защите их прав и безопасности.

В настоящее время вопрос о вовлечении других лиц в преступную деятельность приобретает все большую важность в рамках уголовного права, отражая современные вызовы и требования общества. Если рассмотреть статьи, связанные с понятием «вовлечение» в УК РФ, то можно отметить, что изначально только четыре состава преступления были предусмотрены: вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления (статья 150 УК РФ), вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий (статья 151 УК РФ), вовлечение в занятие проституцией (статья 240 УК РФ) и вовлечение несовершеннолетнего в оборот порнографической продукции (часть 2 статьи 242 УК РФ). В ходе последующих изменений в законодательстве России были ужесточены меры ответственности за вовлечение несовершеннолетних в преступную группу (часть 4 статьи 150 УК РФ) и уточнены случаи, когда вовлечение несовершеннолетнего в антисоциальную деятельность не является преступным (примечание к статье 150 УК РФ).

Однако, учитывая современные вызовы и экстремистские тенденции, возникает необходимость пересмотреть нормативные акты, связанные с этим вопросом. Часть 4 статьи 150 УК РФ уже предусматривает повышенную уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетних в экстремистские преступления. Однако, на мой взгляд, необходимо перевести рассматриваемое преступление в категорию особо тяжких, посредством усиления санкций. Следует учесть, что появление у несовершеннолетнего экстремистской мотивации может иметь глубокое влияние на его мировоззрение и определить дальнейшее поведение, отклоняющееся от законов общества.

Таким образом, актуализация проблемы вовлечения других лиц в преступную деятельность требует регулирования на законодательном уровне с целью пресечения и предотвращения угрозы общественной безопасности и нормального функционирования общества [3].

Следует согласиться и с мнением И. Л. Раскина, что «в совершенствовании нуждаются ведомственные нормативные акты, обеспечивающие организацию деятельности Министерства внутренних дел по выявлению, предупреждению и пресечению преступлений террористической направленности».

Вопросы, связанные с вовлечением несовершеннолетних в совершение экстремистских преступлений, и их уголовно-правовая квалификация, представляют собой важный аспект современного уголовного права. Разбираясь в этом вопросе, необходимо учитывать, что уголовно-правовая квалификация вовлечения несовершеннолетних в экстремистскую деятельность направлена на борьбу с проявлениями экстремизма и предотвращение его распространения среди молодежи.

В Российской Федерации имеются законодательные акты, которые регулируют вопросы вовлечения подростков в экстремистскую деятельность. Статья 150 УК РФ предусматривает ответственность за вовлечение несовершеннолетних лиц в преступную группу, а также в экстремистскую или террористическую деятельность. Уголовно-правовая квалификация данных преступлений может быть повышенной, в зависимости от степени опасности, масштабов и последствий преступных действий.

Следует отметить, что уголовно-правовая квалификация вовлечения несовершеннолетних в экстремистские преступления может иметь серьезные последствия для этих лиц. Рассматривая квалификацию данных преступлений, необходимо учесть возраст, степень осознания молодыми людьми последствий своих действий, а также влияние окружающей среды.

С учетом сложности проблемы и возможности негативного воздействия экстремистической идеологии на несовершеннолетних, на мой взгляд, необходимо разрабатывать меры и программы, направленные на просвещение, профилактику и реабилитацию подростков, а также сотрудничество между государственными органами, общественными организациями и родителями для раннего выявления и предупреждения подобных случаев.

Таким образом, уголовно-правовая квалификация вовлечения несовершеннолетних в совершение экстремистских преступлений является важной составляющей борьбы с экстремизмом и требует надлежащего внимания и разработки соответствующих мер и политик.

Литература:

1. Бобрович, П. П. Административная преюдиция в уголовном праве / П. П. Бобрович // Библиотека криминалиста. Научный журнал. — 2013. — № 2(7). — С. 46–50. — EDN PXWNAV.
2. Бойко, М. А. Квалификация преступлений экстремистской направленности / М. А. Бойко // Синергия Наук. — 2020. — № 47. — С. 383–386. — EDN ICMZSV.
3. Гаухман, Л. Д. Уголовная ответственность за организацию преступного сообщества / Л. Д. Гаухман, С. В. Максимов. — Москва: Учебно-консультационный центр «ЮрИнфоР», 1997. — 259 с. — EDN ZCNZBX.
4. Генов, Е. В. Проблема разграничения понятий «организованная группа» и «преступное сообщество» / Е. В. Генов // Вестник Саратовской государственной юридической академии. — 2017. — № 4(117). — С. 176–183. — EDN ZGFKNZ.
5. Дудина, В. В. Отличие преступного сообщества от иных форм соучастия / В. В. Дудина // Право: история, теория, практика: Материалы IV Международной научной конференции, Санкт-Петербург, 20–23 июля 2016 года. — Санкт-Петербург: Свое издательство, 2016. — С. 80–83. — EDN WFFCFP.
6. Зателепин, О. К. Новые позиции Пленума Верховного Суда РФ по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности / О. К. Зателепин, С. В. Борисов // Уголовный процесс. — 2018. — № 11(167). — С. 24–33. — EDN LUCFDP.
7. Кибальник, А. Г. Недопустимость административной преюдиции в уголовном законодательстве / А. Г. Кибальник // Библиотека криминалиста. Научный журнал. — 2013. — № 2(7). — С. 119–125. — EDN PXWNDX.
8. Криштопов, С. В. Критерий общественной опасности и публичности при квалификации преступлений экстремистской направленности / С. В. Криштопов // Расследование преступлений: проблемы и пути их решения. — 2020. — № 3(29). — С. 131–135. — EDN HWJJWV.
9. Лопашенко, Н. А. Административной преюдиции в уголовном праве — нет! / Н. А. Лопашенко // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. — 2011. — № 3(23). — С. 64–71. — EDN HBYJBR.
10. Мамхягов, З. З. Об административной преюдиции в уголовном законодательстве / З. З. Мамхягов // Общество и право. — 2016. — № 1(55). — С. 100–102. — EDN VSDREB.
11. Официальный сайт Министерства внутренних дел в Российской Федерации. URL: https://мвд.рф/Deljatelnost/statistics (дата обращения: 10.12.2023).
12. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» // Верховный Суд Российской Федерации: официальный сайт. URL: https://www.vsrf.ru/documents/own/8255/ (дата обращения: 10.12.2023).
13. Семакова, А. Д. Спорные вопросы квалификации преступлений экстремистской направленности / А. Д. Семакова // Интернаука. — 2022. — № 14–5(237). — С. 10–12. — EDN AMJGEM.
14. Справка обобщения судебной практики по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 280, 282, 282.1, 282.2 УК РФ, а также об иных преступлениях, совершенных по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды, либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы за 2010 год // Верховный Суд Удмуртской Республики: официальный сайт. URL: http://vs.udm.sudrf.ru/modules.php?id=499&name=docum_sud (дата обращения: 10.12.2023).
15. Тадеева, М. И. Проблемные вопросы квалификации преступлений экстремисткой направленности / М. И. Тадеева // Молодой ученый. — 2017. — № 18(152). — С. 240–242. — EDN YMXZHN.