В статье рассматриваются египетские мотивы в поэзии и прозе И. А. Бунина, анализируется влияние культуры африканской страны на творческое становление русского классика.
Ключевые слова: египтология, африканская цивилизация, древнеегипетская мифология, путевые очерки, мемуарная литература.
Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) был неутомимым путешественником. Поездки по России и миру служили для него неиссякаемым источником знаний, впечатлений, вдохновения. В интервью 1912 года И. А. Бунин отмечал: «Я хорошо знаю Турцию, не раз бывал в Софии, в Палестине, в Египте, в Нубии, в Сахаре, на Цейлоне, объехал северо-западное побережье Африки и, конечно, почти всюду бывал в Западной Европе. Путешествия играли в моей жизни огромную роль» [2, с. 541]. Свои поездки по миру Иван Алексеевич описал в дневниках, стихотворениях и книге путевых очерков «Тень птицы» (1907–1911), которую называл «прозаической поэмой своих странствований» [2, с. 541].
Одним из наиболее экзотических маршрутов И. А. Бунина стало посещение Египта весной 1907 года. В очерках «Дельта» (1907) и «Свет зодиака» (1907) Иван Алексеевич отразил свои впечатления: «Кругом пестрота людей и лодок, эти палевые кубики и пальмы, — и всё залито сухим, ослепительным светом… Африка!» [4, с. 344].
Выбор такого дальнего и сложного путешествия соответствовал веяниям эпохи: «В это время русская культура пережила настоящее «египетское возрождение». Несмотря на то, что русские не были первооткрывателями Египта, как французы, и не обладали старой школой египтологии, какие были в Англии, Германии, Франции, русское общество в период с 1870-х по 1920-е гг. также переживало всплеск интереса к Египту на волне зарождения отечественной египтологии» [5, с. 275]. Эта древняя африканская цивилизация интересовала представителей Серебряного века в научно-историческом, культурном и религиозном аспектах. Широкую известность в тот период приобрели труды Владимира Семёновича Голенищева (1856–1947), который перевёл и изучил множество египетских манускриптов. На основе этих старинных сюжетов стали создаваться литературные [1] , живописные [2] , архитектурные [3] и музыкальные [4] произведения. Не стало исключением творчество И. А. Бунина, который также был прекрасно знаком с научными исследованиями известных французских египтологов Огюста Мариета (1821–1881) [5] и Гастона Масперо (1846–1916) [6] .
В стихотворениях «Ра-Озирис» (1905) и «За гробом» (1906), написанных незадолго до посещения Египта, уже прослеживается интерес автора к истории и культуре этой страны. Обращение к сюжетам древнеегипетских мифов и легенд позволяет И. А. Бунину акцентировать внимание на вневременных истинах, найти ответы на вечные вопросы.
Один из ярких примеров — стихотворение «Ра-Озирис». Поэтический текст строится в форме монолога бога Сета — покровителя тьмы, олицетворяющего разрушительные силы бытия. Он обращается к «владыке дня и света» Ра и божеству природы Озирису, доказывая иллюзорность их победы над стихией мрака:
Ра-Озирис, владыка дня и света,
Хвала тебе! Я, бог пустыни, Сет,
Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,
В его стране царил пять тысяч лет.
Ты славен был, твоя ладья воспета
Была стократ. Но за ладьёй вослед
Шёл бог пустынь, бог древнего завета –
И вот, о Ра, плоды твоих побед:
Безносый сфинкс среди полей Гизеха,
Ленивый Нил да глыбы пирамид,
Руины Фив, где гулко бродит эхо,
Да письмена в куски разбитых плит,
Да обелиск в блестящей политуре,
Да пыль песков на пламенной лазури.
Используя образы древнеегипетских богов, автор прекрасно иллюстрирует мысль о тлетворности всего сущего, обречённого на разрушение и исчезновение.
Источником вдохновения для И. А. Бунина стала и древнеегипетская «Книга мёртвых». Так, в стихотворении «За гробом» он обращается к образам трёх главных богов потустороннего мира. В центре внимания автора сцена суда над умершим человеком, которого царь живых Гор приводит к царю мёртвых Осирису. Вынести приговор помогает бог мумификации Анубис, взвешивающий сердце покойного:
В подземный мир введёт на суд Отца
Сын, Ястреб-Гор. Шакал-Анубис будет
Класть на весы и взвешивать сердца:
Бог Озирис, бог мёртвых, строго судит.
Я погребён, как раб, в песке пустынь.
Пройдут века — и Сириус, над Нилом
Теперь огнём горящий, станет синь,
Да светит он спокойнее могилам.
И мир забудет, тёмного, меня.
И на весах потянет сердце мало.
Но я страдал. Я не тушил огня.
И я взгляну без страха в лик Шакала.
Обращаясь к ярким образам Осириса, Анубиса, Гора и Сета, И. А. Бунин подчёркивает хрупкость человека, указывает на мимолётность жизни, которая часто состоит из череды испытаний и страданий, ведущих к последующему очищению.
Такое увлечение древнеегипетской мифологией закономерно привело писателя к желанию увидеть воочию «каменные мощи древнего царства фараонов — пирамиды Гизе и Саккара» [4, с. 350], рядом с которыми «зодиакальный свет первобытной веры встаёт <…> во всём своём страшном величии» [4, с. 357].
Мечта И. А. Бунина осуществилась в 1907 году. Вместе с супругой Верой Николаевной Муромцевой (1881–1961) он побывал в Александрии, Каире, Гизе и Саккаре. Знакомство с Африкой супруги начали с Александрии. Они остановились в самом центре города, на площади Консулов (ныне площадь Ат-Тахрир). Большое впечатление на Буниных произвела также улица Шериф-Паша, гармонично сочетавшая черты европейского средиземноморья и арабского Востока. В. Н. Муромцева вспоминала, как приятно было бродить по ней, любуясь «переливающимися серебром шалями, шарфами, кружевами, страусовыми перьями необыкновенной величины» [6, с. 355]. Бунины побывали и в национальном ресторане на улице Шериф-Паша, где лакомились морской рыбой и кебабом. В очерке «Дельта» Иван Алексеевич описал все эти места.
Удивило Буниных и местное население. Русскому человеку начала ХХ века оно представлялось весьма экзотичным. Иван Алексеевич создал яркие портреты негров и арабов в книге «Тень птицы»: «Сидели два негра из Судана. Их чёрные скуластые лица и чёрные палки ног в огромных пыльных туфлях казались ещё чернее и страшнее от белых кидар; сверх рубашек на них были короткие халаты цвета полосатых гиен. С раздувающимися ноздрями раздавленных носов, с блестящими глазами, с нагло вывороченными губами негры радостно и удивлённо осматривали проходящих женщин» [4, с. 345]; «Идут бедуины — худые, огнеглазые, высокие, — и на их чугунных лицах — алый отблеск жаркого заката. Их тонкие, сухие, почти чёрные ноги голы от колен до больших жёстких башмаков. Лица грозны, головы женственны» [4, с. 348].
Однако более всего в Египте И. А. Бунина поразили величественные древние пирамиды Гизы, которые предстали в качестве символичного мостика, объединяющего эпохи, цивилизации, поколения: «Вот я стою и касаюсь камней, может быть, самых древних из тех, что вытесали люди! С тех пор, как их клали в такое же знойное утро, как и нынче, тысячи раз изменилось лицо земли. Только через двадцать веков после этого утра родился Моисей. Через сорок — пришёл на берег Тивериадского моря Иисус… Но исчезают века, тысячелетия, — и вот, братски соединяется моя рука с сизой рукой аравийского пленника, клавшего эти камни» [4, с. 355]. Находясь на этой «последней ступени истории» [4, с. 356], Иван Алексеевич ощутил настоящий исследовательский интерес к уникальным историческим объектам. В. Н. Муромцева вспоминала курьёзный случай: «Доходим до какого-то могильника. Ян устремляется в него, но очень быстро с криком вылетает оттуда, и я вижу, что весь его светлый костюм — в коричневых точках: это блохи, которые уже немилосердно кусают его. Он быстро скидывает куртку, и я трясу её что есть мочи, а он то же самое делает с брюками, потом бросается на песок и катается на нём, — хорошо, что никого нет поблизости!» [6, с. 350].
Каир тоже вдохновил Буниных. Столицу Египта прекрасно описал не только Иван Алексеевич, но и Вера Николаевна в своих мемуарах «Беседы с памятью»: «На Цитадель мы поднялись как раз вовремя, за четверть часа до заката. <…> Нас тянет к себе западная стена, оттуда открывается вид на весь Каир; сначала мы видим Старый Каир с лесом минаретов, затем Новый, далее Нил, пирамиды, пустыню… Солнце уже по-летнему садится правее пирамид, надо всем — пыльный золотистый туман. Долго не могу оторвать взора от всей этой до грусти прекрасной картины, от розоватой тесьмы Нила, теряющейся в песках… Подле нас английские солдаты в шлемах смотрят на закат с унылыми лицами. О чём думают они? Тоскуют ли по своей столь отличной от этой страны родине? Считают ли дни до возвращения домой? Когда солнце потонуло в золотистой дымке и жёлто-красным запылал небосвод, с тонкого минарета раздался вечерний призыв муэдзина. И ему, как эхо, начали отвечать снизу, с других мечетей. И от этого восточного вопля, от африканского заката повеяло такой чуждой, невыразимо прекрасной жизнью, что я почувствовала великую тоску…» [6, с. 353]. Тот же вечерний пейзаж воссоздан в стихотворении И. А. Бунина «Каир» (1907):
Английские солдаты с цитадели
Глядят на Нил, на запад. От Али
До пирамид, среди долин, в пыли,
Лежит Каир. Он сух и сер в апреле.
Бил барабан и плакал муэззин.
В шафранно-сизой мути, за пустыней,
Померк закат. И душен мутно-синий
Вечерний воздух. Близится хамсин.
Весёлыми несметными огнями
Горит Каир. А сфинкс от пирамид
Глядит в ночную бездну — на Апит
И темь веков. Бог Ра в могиле. В яме.
Запомнился И. А. Бунину и зоологический парк Каира. Он показался писателю «жутким и пышным» [4, с. 357]. С одной стороны, там Ивана Алексеевича восхитили своим великолепием огромные пальмы, роскошные мимозы и яркие клумбы. Эти экзотические растения превращали сад в настоящий «Эдем, заповедный приют блаженства и «незнания» [4, с. 358]. В то же время, И. А. Бунин увидел пугающих «свиноглазых крокодилов» [4, с. 357] и отвратительных «плетевидных гадов» [4, с. 357]. Однако он поборол свой вечный страх перед змеями, рассмотрел и впоследствии описал их всех в своём творчестве. Особое впечатление на Ивана Алексеевича произвели Гая, капская кобра, кошачья змея и ночные ужи.
Помимо достопримечательностей, внимание И. А. Бунина привлекали и многочисленные табачные лавки Каира. Супруга с трудом отрывала его от дегустации «разного рода папирос, сигар, табаку» [6, с. 334]. Впоследствии Иван Алексеевич хранил как сувенир одну из египетских сигаретных «зелёных железных коробок, на крышке которой изображены пирамиды, пальмы и красный закат» [6, с. 353].
Интересно, что именно эта первая краткая поездка в Египет нашла наибольшее отражение в творчестве И. А. Бунина. Возможно, решающую роль сыграла особая сила первого впечатления.
Более подробно супруги Бунины познакомились с Египтом в ходе путешествия 1910–1911 годов. Тогда они вторично побывали в Александрии, Каире и Гизе, а также впервые посетили Суэц, Хелуан, Луксор, Асуан, Фивы и Исмаилию.
И. А. Бунин хотел увидеть разные уголки страны, поскольку туристические центры не дают полного представления о ней. Свои впечатления Иван Алексеевич отразил в стихотворении 1915 года, где упомянул также о необычных сувенирах, приобретённых им в Египте:
В жарком золоте заката пирамиды,
Вдоль по Нилу, на утеху иностранцам,
Шёлком в воду светят парусные лодки
И бежит луксорский белый пароход.
Это час, когда за Нилом пальмы чётки,
И в Каире блещут стёкла алым глянцем,
И хедив в ландо катается, и гиды
По кофейням отдыхают от господ.
А сиреневые дали Нила к югу,
К дикой Нубии, к Порогам, смутны, зыбки
И всё так же миру чужды, заповедны,
Как при Хуфу, при Камбизе… Я привёз
Лук оттуда и колчан зелёно-медный,
Щит из кожи бегемота, дротик гибкий,
Мех пантеры и суданскую кольчугу,
Но на что всё это мне — вопрос.
Экзотичные места и колоритное население египетской глубинки И. А. Бунин описал в стихотворении «На нубийском базаре» (1916):
Она черна, и блещет скат
Её плечей, и блещут груди:
Так два тугих плода лежат
На крепко выкованном блюде.
Пылит песок, дымит котёл,
Кричат купцы, теснятся в давке
Верблюды, нищие, ослы –
Они с утра стоят у лавки.
Жуёт медлительно тростник,
Косясь на груды пёстрых тканей,
Зубами светит… А язык –
Лилово-бледный, обезьяний.
Ещё одним ярким впечатлением И. А. Бунина от второй поездки в Египет стало посещение знаменитого Булакского музея (современный Египетский национальный музей) в Каире. Свой визит туда он описал в небольшом рассказе «Скарабеи» (1924). Богатая коллекция музея натолкнула Ивана Алексеевича на философские размышления о бренности жизни и значении веры: «Долго ходил и опять долго смотрел на маленькие чёрные мощи Рамзеса Великого в его стеклянном ящике. Да, да, подумать только: вот я возле самого Великого Рамзеса, его подлинного тела, пусть иссохшего, почерневшего, превратившегося в одни кости, но всё же его, его! А рядом — скарабеи <…> Да, пять тысяч лет жизни и славы, а в итоге — игрушечная коллекция камешков! И камешки эти — символ вечной жизни, символ воскресения! Горько усмехаться или радоваться? А всё-таки радоваться. Всё-таки быть в том вовеки неистребимом и самом дивном, что до сих пор кровно связывает моё сердце с сердцем, остывшем несколько тысячелетий тому назад, с сердцем, на коем тысячелетия покоился этот воистину божественный кусочек ляпис-лазури, — с человеческим сердцем, которое в те легендарные дни так же твёрдо, как и в наши, отказывалось верить в смерть, а верило только в жизнь. Всё пройдёт — не пройдёт только эта вера» [3, с. 124–125].
Поездки в Египет, изучение истории и культуры этой древнейшей цивилизации внесли бесценный вклад в творческое и личностное становление И. А. Бунина. Он ощущал особую, отчасти мистическую связь с этой африканской страной. Уже в детстве будущий писатель силой воображения представлял экзотические пейзажи, которые казались ему очень близкими и знакомыми. Впоследствии И. А. Бунин признавался: «С такой необыкновенной силой вспомнил я всё, что я видел, чем жил когда-то, в своих прежних, незапамятных существованьях, что впоследствии, в Египте, в Нубии, в тропиках мне оставалось только говорить себе: да, да, всё это именно так, как я впервые «вспомнил» тридцать лет тому назад!» [1, с. 37].
Литература:
- Бунин И. А. Жизнь Арсеньева // Собрание сочинений: в 9-ти томах. Т. 6. — М.: Художественная литература, 1966. — 340 с.
- Бунин И. А. Интервью // Собрание сочинений: в 9-ти томах. Т. 9. — М.: Художественная литература, 1967. — С. 532–551.
- Бунин И. А. Скарабеи // Солнечный удар: сборник. — М.: АСТ, 2019. — С. 123–125.
- Бунин И. А. Тень птицы // Собрание сочинений: в 9-ти томах. Т. 3. — М.: Художественная литература, 1965. — С. 313–415.
- Груздева Е. Ю. Изучение культуры Древнего Египта в России на рубеже XIX — XX века // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. — 2009. — № 4. — С. 275–278.
- Муромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. — М.: Советский писатель, 1989. — 512 с.
[1] Книга очерков К.Д. Бальмонта «Край Озириса» (1914); поэма В.Я. Брюсова «Египетские ночи» (1916); романы Д.С. Мережковского «Рождение богов (Тутанкамон на Крите)» (1924), «Тайна трёх: Египет и Вавилон» (1925), «Мессия» (1926-1927).
[2] Картины К.Е. Маковского «Улица в Каире» (1873), «Детская школа в Каире» (1873), «Перенесение священного ковра в Каире» (1876), «Араб на верблюде» (1877), «Каир» (1881); костюмы Л.С. Бакста к балету «Египетские ночи» («Клеопатра») (1906); цикл «музыкальных картин» М.К. Чюрлёниса «Соната пирамид» (1908-1909): «Аданте», «Аллегро», «Скерцо».
[3] Доходный дом А.М. Михайлова в Москве (1903, архитектор А.Э. Эрихсон); Доходный дом А.И. Нежинской (1911-1913, архитектор М.А. Сонгайло) и Доходный дом А.В. Виноградова (1912-1913, архитектор А.Ф. Барановский) в Санкт-Петербурге.
[4] Балет А.С. Аренского «Египетские ночи» («Клеопатра»), 1908.
[5] Упоминание об этом есть в рассказе «Скарабеи» (1924): 3, с. 124.
[6] Об этом упоминает В.Н. Муромцева-Бунина в мемуарах «Беседы с памятью»: 6, с. 357.
