Специфика права на манифестацию и проблематика его реализации

Ключевые слова: Конституция РФ, право на манифестацию, волеизъявление, митинги, шествия, пикетирования, собрания, механизм реализации права.

Исторически сложившееся, политическое право граждан на свободу мирного собрания, санкционирование и организация митинга и демонстрации, шествия и пикетирования, сопровождало развитие доктринальной мысли и течения политических процессов любого суверена, в тот или иной формационной период своего становления. Именно своею значимостью, проблематикой легального толкования и реализации на практике «право манифестации» , отразилось в действующей Конституции Российской Федерации, как незыблемая ценность в рамках высшего нормативно-правового акта нашего государства. Однако какого положение настоящего права в столь многогранной иерархии конституционных свобод и оснований в практической действительности?

Фундаментальной, законодательно закрепленной, аксиомой, не подвергающейся сомнению, представляется формулировка, предложенная законодателем в 31 статье Конституции РФ , а именно: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» [1, ст. 11].

Истина содержания абсолютной воли человека, порожденной его чистым духом заключена в цитате Георга Фридриха Гегеля и никак кстати раскрывает специфику достижения любого права: «В отношении тех, кто остается рабами, не совершается никакой абсолютной несправедливости; ибо, кто не обладает мужеством рискнуть жизнью для достижения своей свободы, тот заслуживает быть рабом» [9].

Действительно, прибегая к развитию данного политического права, основополагающей либерально-демократической ценности, вошедшей в Конституции большинства европейских государств, мы прибегаем к исторической ретроспективе становления подобного конституционного явления в отечественной практике.

Первое упоминание датируются знаменательным событием в российской истории Манифестом 17 октября 1905 года «об усовершенствовании государственного порядка» и положение в нём: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов» [2]. Вследствие политической междоусобицы и неопределенности 1905–1917-хх гг., аналогично был принят ряд актов политического характера регулирующий вопрос проведения собраний: Именной высочайший Указ Правительствующему Сенату от 4 марта 1906 г. «О временных правилах и собраниях» ; Постановлении Временного правительства от 12 апреля 1917 г. «О собраниях и союзах».

Важным шагом, на пути совершенствования общей тенденции нормативного закрепления демократических свобод и прав, стало принятие «Сталинской», одной из самых передовых аналогов в своё время, конституции 1936 года, ставящая высшей ценностью охрана государственной конъектуры и раскрывающей права и обязанности граждан лишь в 10 главе. «В соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя гражданам СССР гарантируется законом: свобода собраний и митингов, свобода уличных шествий и демонстраций » , повествует 125 статья Конституции 1936 г. в своем прозаичном тексте [3, ст. 125], В 1977 году в Конституции «развитого социализма», данная формулировка укоренилась и стала предтечей для формирования действующего положения статьи 31 Конституции Российской Федерации.

Важное значение, в особенности на рубеже тысячелетия и образования нового государства, дискурс которого направлен на демократические ценности и воззрения, приобретает международная практика и зарубежное законодательство, имплементируемое в современное право России на стыке 1990-х годов. Особое внимание стоит уделить историческим источникам права, детализирующее положение о свободе мирного собрания, к таковым приписывают — Всеобщую декларацию прав человека от 1948 года в статье 20: «Каждый человек имеет право на свободу мирных собраний и ассоциаций» [8, п. 1, ст. 20] и Международный пакт о гражданских и политических правах в положении статьи 21: «признается право на мирные собрания».

Обращаясь к действующему законодательству и позиции правотворца в своей юридической работе, выразившейся в Федеральном законе № 54-ФЗ, важное значение приобретает соотношение терминологии, предложенной им в статье 2, раскрывающий конкретное содержание ряда определений, вошедших в название Закона: собрания, митинги, демонстрации, шествия и пикетирования. Сопоставление приведённых выше видовых понятий в рамках родового «права манифестации», проводится в исследовании законодательства профессором Авакьяном. В первую очередь это выражается в характере и повестки выражения воли участников, их статус по отношению друг к другу и место дислокации манифестации, которая в зависимости от вида дифференцируется. Поэтому собрание — акт выражения воли нескольких субъектов, зачастую представляющих единое мышление и идеологическое пространство в рамках коллективного образования, местонахождение которого не зависит от характера повестки и может проводиться где угодно . Зеркальным противопоставлением является митинг — публичная акция, проводимая в большинстве случаев на открытом пространстве, аналогично имеющая повестку вращающаяся в проблеме и причине действий субъектов, зачастую носящие политический характер . Отличие вышеуказанной дефиниции выражается своею статикой от понятия шествия — динамичного движения участников ритуальной или иной идеологической акции, образующего колону затрудняющая работу общественного транспорта. Именно специфичной целью отличается шествие от демонстрации , которая в большинстве случаев носит исключительно политический аспект проведения, инкрементами которой представляются лозунги и социально-политические призывы. Уникальным явлением представляется пикетирование — единоличному акту выражения собственной воли, санкционирование которого не необходимо органами власти [10]. Именно по причине законодательной неопределенности и неправомерное толкование закона правоприменителем осложняют. Резюмируя данный информационный блок можно констатировать наличие сложной, видовой конъектуры в рамках родового права манифестации и особенность механизма его реализации, зависящей от субъектного эквивалента, которая выражается в синтезе коллективного и личного воплощения политической свободы.

Разновидность публичного мероприятия, вынесенная за пределы действующего Федерального закона, представляет уникальную форму реализации конституционно-политической свободы, а именно право на забастовку, прописанная в статье ч. 4, ст. 37 Конституции РФ и детализированная в трудовом законодательстве, как способ, основанный на доброй воле, разрешения коллективного спора, в случаи невыполнения представителями работодателя условий трудового соглашения с работниками. Разумеется, не исключается перерастание производственный стачки, приобретающей протестный характер, черты политического волнения с присущими ей требованиями и призывами [6, ст. 409].

Отдельного внимания стоит политика, преследуемая законодателем с начала 2012 года, по ужесточению положений данного блока регулируемых отношений в сфере политической деятельности субъектов. Первостепенным оценочным показателем, демонстрирующим централизацию аппарата и его укрепление является расширение оценочных требований к организаторам публичного мероприятия. Препятствием представляется факт неполной дееспособности, наличие судимости лица за преступления в сфере государственной и общественной безопасности и основ конституционного строя, запрещенная или ликвидированная политическая партии и нововведение законодательного реформирования 2022 года — лицо, признанное иностранным агентом [7, ст. 5].

Уникальным явлением, которое в последнее время приобретает более характерные черты и порождает необходимость в законодательном урегулировании данного пробела, выражается в «онлайн-митинге», некой виртуальной модификации выражения гражданской позиции в цифровой сети [11]. Посредством унификации платформ пригодных для проведения дистанционной манифестации, обладающей черты протестного и не санкционированного мероприятия, законодателю предстоит сложная задача по выработке единой концепции регулирования «неестественной акции». Подобный, во многом прогрессивный в своём содержании, тезис — представляется потребностью в реформировании цифрового блока прав, касающихся реализации гражданами, присущего им комплекта конституционных свобод. Дискуссионность и неоднозначность заключается в определении предмета регулирования «цифрового митинга» и места его проведения.

Право манифестации — сложный, функционирующий механизм реализации конституционного права, всесторонне контролируемый государственным аппаратом, в следствие априори вытекает институт ответственности за нарушение должного осуществления политической свободы. Предмет регулирования представляется уголовное и административное законодательства, положение статей которых конкретизируют характер девиантного поведения субъектов конкретного правоотношения. В Кодексе «об административных правоотношениях», а именно в начале 20 главы, предложен широкий спектр правонарушений в сфере организации публичных мероприятий. В зависимости от сложившейся, детерминированной по своей природе, ситуации, в настоящем правовом блоке могут появляться элементарным нормы, отражающие динамику ограничения права на манифестацию. Закономерным примером является, во многом оправданное внесение положения о запрещении публичных мероприятий и иных видовых вариаций данного явления, направленные на дискредитацию ВС РФ и воспрепятствование использования вооруженных формирований РФ в интересах государства и его граждан [4], в диспозиции статьи 20.3.3.

Уголовное законодательство, ставящее своей первостепенной задачей защиту иерархичность ценностей, установленных законодателем во 2 статье УК РФ, регулирует отношения, возникающие в результате реализации конституционного права на манифестацию, в крайней степени их общественной опасности. Условиями наличия признаков состава преступления в большинстве случаев будет являться элемент рецидива административного правонарушения и неоднократность нарушения порядка организации, либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования [5].

Реакционное мнение принадлежит, уже вышеупомянутого, профессору Авакьяну, который, вводя дефиницию «права на манифестацию», проводит классификацию причин и их последствий для общественных отношений: глобалистские и рутинные. Аналогично, автор называет «надуманным поводом» касательно запрета проведения мероприятий возле объектов, затрагивающие обеспечительную и коммуникационную функцию с целью поддержания общественного благосостояния. На первый план выносится проблематика ложного толкования правоприменителем и судебный произвол, наличие в законе формальной неопределённости, явлению, противоречащему принципам нормативной законности [12].

На данном этапе работы, изучав многие тезисы и их тонкости в рамках данного исследования, мы можем сформулировать общую проблематику данного правового явления в нашем законодательстве. Опираясь на теоретические материалы, первостепенным нормативным казусом представляется наличие, фактически сложившейся на практике, разрешительного порядка организации мероприятия, возникшего на почве оспариваемой юридической нормы и положения о формальном — уведомительной процедуры, которая не является действительной в настоящее время. Венецианская комиссия, в частности после весомых изменений посредством поправок 2012 года № 65-ФЗ, обосновала пагубность данного реформирования для дальнейшего механизма реализации конституционного права, превращения процедуру уведомления в прошение о разрешении и предоставлении исполнительным органам столь широкого спектра действий в ограничении политической свободы [13].

Следующим препятствием для прогрессивного развития данного права на манифестацию, представляется априорная проблематика неверное толкования законодательной нормы правоприменителем и отсутствие практики в должном разграничении категорий обыденных мероприятий от протестных волнений — поддерживающие или нейтрально настроенные к политике государства и девиантных по отношению к ней. На фоне настоящей проблемы меркнет любая доктринальная аксиома о презумпции проведения собраний без ограничительного барьера, в силу размытого в законе принципа законности данного права [14]. Спектр полномочий «административных наблюдателей» чрезмерно широк и оправдан одновременно с позиции законодателя, преследуемой политикой ужесточения с 2012 ода по настоящее время, что вытекает в проблематику правоприменения, неверия граждан в «букву закона» и порождение развитого в России правового нигилизма.

В заключении, подводя итог проделанной изучения доктринальных позиций и теоретических аспектов в рамках научно-исследовательской работы, стоит выделить основные критерии умозаключения. В первую очередь это быстрая динамика развития нормативно-правовой базы касательно механизма реализации права на манифестацию, а именно модернизация и дополнение к законодательству положений ужесточающих и ограничивающих в действии граждан.

Вторым, не менее важным аспектом представляется общая проблематика в толковании и осуществления на практике данной политической, закрепленной конституционным путём, свободы. Нельзя умолять препятствия, коим является фактически — разрешительный порядок организации публичных мероприятий, как инструмент борьбы с реакционной оппозиции.

Третьим фактором представляется широким спектром полномочий и компетенции, в ограничении и предотвращении реализации права на манифестацию, в лице исполнительных органов. При этом множественность действий, принятых законодателем, можно объяснить детерминированными обстоятельствами, нуждающиеся в жестком урегулировании властными инструментами, но нельзя принижать значение того, что в силу данного умаления страдают ценности, закрепленные в Конституции, принятые Россией на рубеже тысячелетия — фундаментальные, демократические идеи.

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Рос. газ. — 1993. — 25 декабря.
2. Высочайший манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» от 17 октября // Прав. вестник. № 222, — 18 октября 1905 г.
3. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик // Утверждена Чрезвычайным VIII съездом Советов Союза ССР от 5 декабря 1936 года (с последующими изменениями и дополнениями).
4. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» от 30.12.2001 № 195-ФЗ (ред. от 25.12.2023) СЗ РФ. — 2002. — № 1 (ч. 1). — Ст. 1. ст. 20.3.3.
5. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 25.12.2023) // СЗ РФ. — 1996. — № 25. — Ст. 2954. ст. 212.1.
6. Трудовой кодекс Российской Федерации» от 30.12.2001 № 197-ФЗ (ред. от 25.12.2023) // СЗ РФ. — 2002. — № 1 (ч. 1). — Ст. 3.
7. «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» Федеральный закон от 19.06.2004 № 54-ФЗ (ред. от 05.12.2022) // СЗ РФ. — 2004. — № 25. — Ст. 2485.
8. Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10.12.1948) // Рос. газ. — № 67. — 1995.
9. Феноменология духа. Серия «Памятники философской мысли» // М.: Наука, — 2000. — 495 с.
10. Конституционное право России. Учебный курс: учеб. пособие: в 2 т. / С. А. Авакьян. — 5-е изд., перераб и доп. — М.: Норма: ИНФРА-М, — 2014. — С. 363.
11. Максимов А. А. «Онлайн-митинг как способ реализации политических прав человека». // Актуальные проблемы российского права. — №. 2 (123). — 2021. — С. 30–38.
12. Авакьян С. А. (2017). Проблемы обеспечения конституционных публично-политических прав и свобод граждан Российской Федерации: новые реальности. Вестник Московского университета. Серия 11. Право, (1), 3–34.
13. Гошуляк В. В., Синцов Г. В. Свобода мирных собраний в оценках и выводах венецианской комиссии и российское законодательство. // Lex Russica. — 2022. — № 10 (191). — С. 68–81.
14. Храмова Т. М. Свобода собраний в России: проблема правового регулирования на современном этапе // Научный фонд НИУ ВШЭ. 2013. (грант № 12–05–0006) — С. 8.