В данной статье рассматриваются основные аспекты и возможность применения аналогии закона и права в уголовном и уголовно-процессуальном производстве. Обозначаются пробелы в правовом регулировании и практике применения закона по аналогии в уголовном процессе. Рассматривается проблематика различного понимания абстрактной терминологии, необходимость раскрытия некоторых основных понятий для единообразного понимания базовых правовых принципов. Рассматривается фактический пример необоснованного применения аналогии закона в уголовном процессе, при наличии норм, прямо регулирующих правоотношения.
Ключевые слова: аналогия закона, аналогия права, отсутствие прямого правового регулирования, уголовный процесс, источник уголовного права.
Принимая во внимание практическую невозможность законодательного регулирования всех возможных аспектов правоотношений, актуальным вопросом в современной правоприменительной практике является применение закона и права по аналогии. Применение аналогии права и закона в правоприменительной практике требует от правоприменителей обращения к общим правовым понятиям справедливости и морали и играет ключевую роль в обеспечении справедливости и законности в случаях, когда правоотношения прямо не урегулированы законом или соглашением сторон и отсутствует применимый к ним обычай. При этом должны быть учтены принципы отраслевого права, применение аналогии ограничивается исключительно случаями отсутствия прямого правового регулирования и основано на рациональных и логических аргументах.
Гражданское, арбитражное и административное законодательство четко регламентирует возможность применения аналогии закона [1, ст.6; 2, ст.2, ч.4]. В уголовном же праве ситуация сложилась иным образом, учитывая положения [3, ст.3, ч.2] применение уголовного закона по аналогии не допускается. Кроме того, уголовное законодательство Российской Федерации состоит исключительно из Уголовного кодекса Российской Федерации [3, ст.1, ч.1], законы, устанавливающие преступность деяния и ответственность за него подлежат включению в Уголовный кодекс Российской Федерации. Тем не менее, поскольку Уголовный кодекс Российской Федерации основывается на Конституции РФ и общепризнанных принципах и нормах международного права, утверждать однозначно, что уголовный закон является единственным источником уголовного права, не представляется возможным. Кроме того, в отечественной правоприменительной практике значимую роль занимают Постановления Пленумов Верховного Суда РФ.
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации не содержит каких-либо положений допускающих, либо разрешающих применение аналогии закона или права. Однако несмотря на то, что порядок уголовного судопроизводства устанавливается Уголовно-процессуальным кодексом РФ, в случаях, когда правила, установленные уголовно-процессуальным законом, противоречат правилам, установленным международным договором, применяются правила, установленные международным договором, при этом, не допускается применение международных правил в их истолковании, противоречащем Конституции РФ.
Таким образом, учитывая, что применение уголовного закона по аналогии не сводится исключительно к привлечению к ответственности за деяние, наказуемость за которое прямо не предусмотрена уголовным кодексом, вопрос применения закона по аналогии в уголовном праве остается открытым. Мнения ученых по этому поводу разделились. Так, Ю. В. Францифоров, Н. О. Овчинникова считают, что постановления КС РФ являются частными случаями применения закона по аналогии в уголовном праве, то есть, такой пробел как признание неконституционными ряда положений УПК, восполняется интерпретацией общих положений и принципов, которые содержатся в Конституции РФ и нормах международного права [4, с. 161].
В свою очередь, Т. Н. Добровольская, В. И. Каминская отмечают, что запрет применять нормы уголовного права по аналогии не может автоматически влечь за собой запрета применения по аналогии норм уголовно-процессуального права [5, с.157–158].
Напротив, А. В. Победкин считает, что поскольку законодатель прямо указал возможность применения аналогии закона и права в ГК, КАС и АПК, но не указал в УПК, это дает основания считать, что в уголовном праве она недопустима [6, с.69], однако, это далеко не очевидно, данная позиция, по меньшей мере, является спорной, следуя основополагающему правовому принципу ubi jus incertum, ibi nullum, вывод скорее напрашивается как раз обратный.
Кроме того, несмотря на категорический запрет применения уголовного закона по аналогии [3, ст.3, ч.2], ни нормы материального права, ни процессуального не содержат каких бы то ни было запретов на применение аналогии закона из других отраслей права, например, применение по аналогии отдельных норм гражданского, либо гражданско-процессуального закона при производстве по уголовному делу, что дает широкий простор для творчества, чем вполне пользуются правоприменители. Так, например, мировым судьей судебного участка № 270 г. Москвы была оставлена без движения апелляционная жалоба осужденной Ф. на приговор от 22.04.2024, ей был предоставлен срок для устранения недостатков [7]. При этом, уголовно-процессуальный закон не содержит положений, допускающих оставление апелляционной жалобы без движения.
Очевидно, что оставляя апелляционную жалобу без движения, судья, фактически, применяет по аналогии положения гражданско-процессуального закона в уголовном процессе.
Однако, по смыслу закона, необходимым условием для применения закона или права по аналогии является отсутствие положений, прямо регулирующих правоотношения. В данном случае, это условие не соблюдено, данные правоотношения недвусмысленно урегулированы уголовным законом, поскольку, если жалоба не соответствует требованиям, установленным ч. ч.1, 1.1, 2 ст. УПК, судья возвращает ее для пересоставления, предоставляя необходимый для этого срок [8, ст.389.6, ч.4], в случаях же оставления без движения сама жалоба остается в суде и возвращается заявителю только в случаях невыполнения указаний судьи в назначенный срок. В данном случае, поднимается вопрос о применении закона, не подлежащего применению. Применение аналогии закона и права подобным образом искажает саму суть правосудия.
При таких обстоятельствах, отсутствие в материальном и процессуальном праве прямых указаний на возможность применения закона и права по аналогии затрудняет обжалование неправосудных решений, поскольку, указание на то, что закон применяется по аналоги лишь в случаях отсутствия нормы, прямо регламентирующей правоотношения — также отсутствует. Соответственно, в определенных ситуациях правоприменитель может подпасть под соблазн довольно спорного вывода о том, что даже при наличии нормы, прямо регламентирующей правоотношения, ее допустимо проигнорировать и применить по аналогии закон из другой отрасли права, руководствуясь совестью и внутренним убеждением. Ввиду отсутствия прямой нормы, запрещающей, либо регламентирующей порядок применения аналогии закона и права в уголовном процессе, довольно сложно оспорить такой вывод без перехода на аргументы о компетентности спорящих, давления авторитетом и заслугами, что в любом случае существо спора не разрешает. Поскольку, аналогия затрагивает индивидуальные ассоциативные связи, иногда довольно сложно разграничить, какие правоотношения являются сходными, а какие таковыми не являются, учитывая специфику и особенности уголовного процесса, данный вопрос нуждается в детальной проработке.
Рассматривая порядок применения аналогии закона и права, А. В. Победкин также утверждает, что такие понятия как справедливость, истина, добросовестность, разумный срок, уважение чести и достоинства, милосердие, гуманизм и др. понимаются россиянами на генетическом уровне, точнее даже не понимаются, а ощущаются и никаким точным определениям вообще не поддаются. [6, с.71] С данным утверждением довольно сложно согласиться.
Несовпадение объема смысловых значений одних и тех же слов при их употреблении разными людьми заметно даже на бытовом уровне, что является одной из главных причин межличностного недопонимания, соответственно, нет никаких оснований утверждать, что подобные абстрактные понятия понимаются всеми россиянами одинаково.
Более того, сам факт наличия огромного количества культур и коренных народов, проживающих на территории Российской Федерации, позволяет с достаточной долей вероятности предполагать, что абстрактные понятия такого уровня носят различный смысл для представителей различных культур и этносов. Например, вопрос о справедливости кровной по-разному понимается представителями народов Кавказа и средней полосы России.
Потерпевший и обвиняемый зачастую по-разному смотрят на понятие справедливости, однако, при оправлении правосудия, понятие справедливости не может являться неким балансом между чувствами потерпевшего и обвиняемого. Также очевидно, что восприятие этих понятий будет варьироваться у людей с различной профессиональной подготовкой и различным образованием. Философы, юристы и теологи по-разному понимают концепцию справедливости, однако, в целом, в силу специфичности своей подготовки, воспринимают ее на более профессиональном уровне, нежели медработники, инженеры, слесаря и плотники.
При этом, давать определение каждому абстрактному понятию применяемому в юридической практике неразумно и, по сути, не имеет никакого смысла, поскольку судопроизводство ведется на русском языке. Кроме того, при необходимости, для разъяснения значений общеупотребительных лексических единиц русского языка, всегда есть возможность обратиться к экспертному мнению. Решая вопрос о необходимости дать определение тому или иному термину, следует дифференцировать общеупотребительную лексику от юридической терминологии, применяемой для целей отдельных отраслевых законов.
В. М. Баранов [9, с.78], указывает, что при наличии определенного профессионализма и некой гражданской смелости, зачастую решить дело можно нормами морали, обычаями, корпоративными и религиозными нормами. Нельзя не согласиться с технической стороной данного утверждения: в сложившейся правоприменительной практике правовые пробелы зачастую действительно устранимы аналогией закона и права. Тем не менее, данный способ далеко не является панацеей, поскольку, практически любые аналогичные ситуации почти никогда не являются полностью идентичными. Кроме того, нормы морали разительно отличаются у представителей различных религиозных и светских культур, затрагивая также широкий круг повседневных взаимоотношений, суровость наказаний, предусмотренных нормами большинства монотеистических религий, по современным меркам является несоразмерной характеру совершенных противоправных деяний. Также, обычаи многих народов нашей многонациональной родины вполне допускают кровную месть и такие пережитки как уплата «калыма» за невесту, вследствие чего, человек уплативший «калым» вправе считать своего брачного партнера своей собственностью. При таких обстоятельствах, сама возможность применения по аналогии обычаев и религиозных норм в уголовном праве светского государства требует детальной проработки и серьезного внимания законодателя.
Литература:
- «Гражданский кодекс Российской Федерации» от 30.11.1994 № 51-ФЗ.
- «Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации» от 08.03.2015 № 21-ФЗ.
- «Уголовный Кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ.
- Ю. В. Францифоров, Н. О. Овчинникова «Аналогия закона и аналогия права в Российском уголовном процессе как способ преодоления пробелов в уголовно-процессуальном праве» Вестник Волгоградского государственного университета Сер.5, Юриспруденция 2016 № 1(30).
- Т. Н. Добровольская, рецензия на книгу Элькинд П. С. «Толкование и применение норм уголовно-процессуального права»/ Т. Н. Добровольская, В. И. Каминская // Советское государство и право — 1969 — № 1.
- А. В. Победкин Критерии правомерности применения аналогии в уголовном судопроизводстве//Труды Академии управления МВД России 2020 № 4 (56).
- https://mos-sud.ru/270/cases/criminal/details/684053ea-f632- 4331–8a68–7eb81883b0c8?respondent= %D0 %A4 %D0 %B0 %D0 %B9 % D0 %B7 %D0 %BE %D D0 %B2 %D0 %B0
- «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 № 174-ФЗ.
- Баранов М. В. «Квалифицированное молчание законодателя» как общеправовой феномен (к вопросу о сущности и сфере функционирования пробелов в праве) // Пробелы в российском законодательстве. М., 2008.