Многонациональный народ Российской Федерации, принимая Конституцию 1993 г., закрепил ряд основополагающих и фундаментальных положений, определяющих направление развития всего государства. Основной целью данных положений является обеспечение благополучия и процветания России, а соответственно и всего российского народа. Следовательно, любой анализ нормативного текста должен исходить с учетом примата вышеопределенной цели.
Монополизация государством основных институтов обеспечения «справедливости» объясняется необходимостью содержания наиболее важных сфер социального воздействия под контролем объективного субъекта, коем не может являться человек, так как обладает субъективной заинтересованностью. В отличие от человека, социально-политическая фикция, которой фактически является государство, обладает столь необходимым признаком объективности, что определяет возможность незаинтересованного распоряжения вышеуказанными институтами.
В соответствии с ст. 10 Конституции, непосредственная государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Указанные ветви власти разделяют между собой вышеуказанные социальные институты (издание нормативных актов, отправление правосудия и применения мер государственного принуждения), таким образом обеспечивается нормальное функционирование всей системы, что соответствует основной цели государства.
118 ст. Конституции закрепляет положение, в соответствии с которым правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом. Целью придания основной функции «отправления справедливости» исключительному органу власти является установление социальной стабильности, авторитет которой должен обеспечиваться наиболее эффективными мерами.
Одной из таковых мер является создания нормативной базы, гарантирующей привлечения субъекта к ответственности в случае игнорирования указаний, содержащихся в судебных актах.
Значимость регламентации ответственности за неисполнение судебных актов заключается в системности работы института «справедливости». Покушение на авторитет его положений свидетельствует о нарушении нормального функционирования всей государственной системы. Одним из компонентов нормативной базы, обеспечивающих деятельность органов правосудия, являются административный состав правонарушения и уголовный состав преступления, устанавливающих ответственность за неисполнение требований, содержащихся в судебных актах: ст. 17.15 КоАП РФ и ст. 315 УК РФ соответственно.
До октября 2018 г. российским законодательством предусматривалась исключительно административная ответственность за неисполнение вышеуказанных требований. 2 октября 2018 г. вступает в силу Федеральный закон № 348-ФЗ [1], в соответствии с которым в ст. 315 УК РФ добавляется новый состав преступления следующего содержания: «Злостное неисполнение вступивших в законную силу приговора суда, решения суда или иного судебного акта, а равно воспрепятствование их исполнению лицом, подвергнутым административному наказанию за деяние, предусмотренное частью 4 статьи 17.15 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, совершенное в отношении того же судебного акта, — наказывается …».
По мнению законодателя, причиной столь кардинальных изменений мер ответственности и криминализации деяния является невозможность абсолютной защиты положений законодательства административной санкцией. Более того, в связи с тем, что отказом от исполнения судебного решения по прекращению распространения незаконной информации нарушаются основные Конституционные гарантии личности, которые являются наиболее важными общественными отношениями, а следовательно, должны обеспечиваться наиболее строгими способами государственного принуждения в виде мер уголовной ответственности.
Выделяя высокую степень общественной опасности, остается спорным способ создания конструкции рассматриваемого состава преступления, который предусматривает первоначальное привлечение субъекта к административной ответственности, а в случае повторного совершения деяния к уголовной ответственности. Спорность рассматриваемой категории является актуальным спором среди научного сообщества, например, В. В. Волженкин утверждал, что наличие административной преюдиции противоречит принципу non bis in idem [2], согласно которому не должно быть двух санкций за одно деяние. В свою очередь, А. Н. Тарбагаев утверждал, что административная преюдиция усиливает репрессивность уголовного законодательства [3]. А. Н. Иванчин, защищая конструкцию административной преюдиции, указывал, что в преступлениях с административной преюдицией опасность личности субъекта возрастает, следовательно, возрастает и общественная опасность его поведения, которое и берет в учет законодатель [4].
В данном случае институт административной преюдиции вызывает сомнения не только в призме личности субъекта и несправедливости двойной ответственности, но и со стороны создания административного барьера, позволяющего нарушителю избежать уголовной ответственности и при этом нарушить наиболее значимые общественные отношения.
Анализ сложившейся проблемы приводит к следующим справедливым вопросам: а не позволяет ли конструкция административной преюдиции субъекту дополнительный способ уклонения от уголовной ответственности? Стоит ли отказаться от данной конструкции в общем и убрать данный признак из состава ч. 1 ст. 315 УК РФ в частности? Используется ли конструкция административной преюдиции в зарубежном законодательстве? И существует ли аналогия ч. 1 ст. 315 УК РФ в зарубежном законодательстве?
Сравнительно-правовой анализ современного российского и зарубежного законодательства при его корректном использовании, способен дать ответы на актуальные вопросы о необходимых изменениях в российском праве, предугадать тенденции его развития, и что самое главное, показать практичность тех или иных способов воздействия на нарушителя.
Характерным является сравнение российской правовой нормы и конструкции административной преюдиции с правовыми предписаниями постсоветских стран, так как фундамент правовой системы данных государств закладывался советским законодателем, а после 1991 года реформировался в соответствии с индивидуальным развитием общества каждого из государств.
Законодательство Республики Казахстан (ст. 430 Уголовного Кодекса Республики Казахстан) предусматривает уголовную ответственность за неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта либо исполнительного документа. Диспозиция ст. 430 вышеуказанного кодекса содержит следующую конструкцию состава: «неисполнение вступивших в законную силу приговора, решения суда или иного судебного акта или исполнительного документа более шести месяцев, а равно воспрепятствование их исполнению» [5].
Отличия от рассматриваемой Российской уголовной нормы заключается в том, что Казахстанский законодатель указал срок неисполнения судебного акта «более шести месяцев», после превышения которого образуется состав преступления, а также избавился от «неопределенного» признака злостности, содержащейся в ч. 1 ст. 315 УК РФ. В аналогичной норме Республики Казахстан отсутствует конструкция административной преюдиции несмотря на то, что в соответствии с указом Президента Республики Казахстан от 17.08.2010 г. «О мерах по повышению эффективности правоохранительной деятельности и судебной системы Республики Казахстан» Правительству Республики было предложено до конца 2010 г. разработать и внести на рассмотрение Парламента проекты законов, направленные на либерализацию уголовного законодательства, в том числе путем введения административной преюдиции [6]. Более того, в уголовном кодексе Республики Казахстан нет норм, содержащих в себе административную преюдицию, что свидетельствует о возможности либерализации законодательства без применения рассматриваемой конструкции.
Ч. 1 ст. 382 Уголовного кодекса Украины предусматривает ответственность за: «преднамеренное невыполнение приговора, решения, постановления, определения суда, которые вступили в законную силу, или препятствие их выполнению» [7]. В отличие от аналогичной российской уголовной нормы ч. 1 ст. 382 УК Украины содержит меньшее количество квалифицируемых признаков и для привлечения к ответственности необходим лишь сам факт невыполнения, что свидетельствует о большой жесткости украинской уголовно-правовой нормы. Сама конструкция административной преюдиции применяется в других составах украинских уголовно-правовых норм и реализуется с помощью признака «злостности», например, ст. 389–2. УК Украины предусматривает ответственность за злостное уклонение лица от отбывания административного взыскания в виде общественно полезных работ.
УК Республики Таджикистана не содержит аналога уголовной норме, предусмотренной ч. 1 ст. 315 УК РФ, но при этом в ст. 363 предусматривает ответственность за злостное неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта служащим государственного учреждения, коммерческой или иной организации [8].
На фоне других постсоветских республик выделяется Белоруссия, уголовный кодекс который содержит в себя легальную дефиницию конструкции административной преюдиции, так в соответствии с ст. 32 УК Республики Беларусь: «в случаях, предусмотренных особенной частью настоящего Кодекса, уголовная ответственность за преступление, не представляющее большой общественной опасности, наступает, если деяние совершено в течение года после наложения административного или дисциплинарного взыскания за такое же нарушение» [9].
Основная проблема сравнительного анализа конструкции административной преюдиции заключается в ее исключительной распространенности на постсоветском пространстве и отсутствии в законодательствах других стран. При этом, определенная схожесть усматривается в уголовном законодательстве Испании, ст. 314 которого предусматривает ответственность за серьезную дискриминацию в государственной или частной работе по мотивам его идеологии … и не восстановит положения равенства по закону, по требованию, или после административной санкции [10].
Один из альтернативных признаков рассматриваемого состава уголовного законодательства Испании «после административной санкции» свидетельствует о косвенной схожести с отечественной конструкцией административной преюдиции. При этом основное отличие с рассматриваемой конструкцией заключается в том, что российское административное состояние «подвергнутого административному наказанию» является обязательным признаком соответствующих составов преступлений, а не альтернативно возможным.
Законодательство европейских стран, как правило, не содержит ответственности за неисполнение судебных актов, схожих по своему составу с ч. 1 ст. 315 УК РФ, при этом, и институт «преступлений против правосудия» в зарубежных странах обладает малым количеством уголовных составах и в превалирующем большинстве случаев связан с деяниями оказывающее непосредственное воздействий на сам процесс реализации правосудия, например, девятый раздел уголовного уложения ФРГ предусматривает ответственность за дачу ложных показаний без принесения присяги и осуществление лжеприсяги [11]. Поэтому заимствовать способы оказания воздействия на субъекта, не исполняющего судебные акты, является мало возможным в связи с отсутствием аналогичных составов преступлений.
При этом, стоит сделать общий вывод о конструкции административной преюдиции и частично ответить на выше поставленные вопросы. Административная преюдиция как институт специфической связи между несколькими аналогичными правонарушениями является сугубо постсоветской категорией, что не свидетельствует о негативности ее воздействия на общественные отношения.
Российский законодатель справедливо указывает на исключительность мер уголовной ответственности и невозможности ее применения к правонарушениям, не обладающим признаками общественной опасности.
При этом ряд составов преступлений предусматривают ответственность за деяния, направленные на наиболее важные и значимые общественные отношения, действия лица в рамках определенных составов априори обладают признаком общественной опасности и добавления в их конструкции признака административной неоднократности фактически позволяет субъекту «безнаказанно» посягнуть на общегосударственные и народные интересы.
Постсоветские страны, использующие конструкцию административной преюдиции (Беларусь и Украина), также предусматривают меры уголовной ответственности за посягательство на общественные отношения, аналогичные ч. 1 ст. 315 УК РФ, при этом не добавляя в данный состав административную преюдицию, что свидетельствует о возможности применения мер уголовного принуждения без использования административного барьера.
Литература:
- Федеральный закон "О внесении изменения в статью 315 Уголовного кодекса Российской Федерации" от 02.10.2018 N 348-ФЗ (последняя редакция) [Электронный ресурс] // СПС «Консультант плюс».
- Волженкин Б. В., Принцип справедливости и проблемы множественности преступлений по УК РФ / Б. В. Волженкин // Законность. — М., — 1998 — № 12 — С. 2–7.
- Тарбагаев А. Н., Административная ответственность в уголовном праве / А. Н. Тарбагаев // Правоведение. — 1992 — № 2. — С. 65.
- Иванчин А. В., О целесообразности построения составов преступлений с административной преюдицией / А. В. Иванчин // Библиотека криминалиста. — 2013 — № 2 — С. 101.
- Уголовный кодекс Республики Казахстан от 3 июля 2014 года № 226-V [Электронный ресурс]. URL: https://online.zakon.kz/document/?doc_id=31575252&pos=6505;-46#pos=6505;-46 (дата обращения: 19.05.2024).
- Антонов Евгений Владимирович, Антонов Владимир Ильич Административная преюдиция в зарубежном уголовном законодательстве: история и современность // Вестник Удмуртского университета. Серия «Экономика и право». 2019. №5. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/administrativnaya-preyuditsiya-v-zarubezhnom-ugolovnom-zakonodatelstve-istoriya-i-sovremennost (дата обращения: 19.05.2024).
- Уголовный кодекс Украины от 5 апреля 2001 года № 2341-III (с изменениями и дополнениями по состоянию на 13.12.2022 г.) [Электронный ресурс]. URL: https://clck.ru/3AikBC (дата обращения: 19.05.2024).
- Уголовный кодекс Республики Таджикистан от 21 мая 1998 года № 574 (с изменениями и дополнениями по состоянию на 13.11.2023 г.) [Электронный ресурс]. URL: https://clck.ru/3AikRZ (дата обращения: 19.05.2024 г.).
- Уголовный кодекс Республики Беларусь от 9 июля 1999 года № 275-З (с изменениями и дополнениями по состоянию на 01.10.2023 г.) [Электронный ресурс]. URL: https://clck.ru/3AikbH (дата обращения: 19.05.2024 г.).
- Уголовный кодекс Испании / под ред. и с предисл. Н.Ф. Кузнецовой, Ф.М. Решетникова. М., 2012. С. 76.
- Головенков П.В. Уголовное уложение Федеративной Республики Германия. Strafgesetzbuch (StGB). Научные труды в области немецкого и российского уголовного права. – Potsdam: Universitätsverlag Potsdam, 2021. С. 268.
