В статье рассматривается влияние языка на мышление через призму гипотезы лингвистической относительности. Важным является актуализация вопросов границ этого влияния: в каких случаях язык влияет на мышление и культуру, а в каких — мышление и культура влияют на язык. Представленные языковые примеры подтверждают существование языковых представлений о действительности в процессе формирования картины мира в разных культурах.
Ключевые слова: гипотеза лингвистической относительности, релятивистская и универсалистская концепция, мышление, язык, картина мира.
The article examines the influence of language on thinking through the prism of the hypothesis of linguistic relativity. It is important to update the issues of the boundaries of this influence; in what cases does language influence thinking and culture, and in what cases does thinking and culture influence language. The presented language examples confirm the existence of linguistic ideas about reality in the process of forming a picture of the world in different cultures.
Keywords: hypothesis of linguistic relativity, relativistic and universalistic concept, thinking, language, picture of the world.
Рассмотрение проблемы взаимодействия мышления и языка имеет важное значение, прежде всего, для определения степени влияния языка на наше восприятие действительности и на формирование языковой картины мира. Эксплицитно проблема получила свое отражение в известной гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа.
Сепир Эдвард — крупнейший американский лингвист, этнограф, считал, что язык не только по-разному фиксирует содержание культурного опыта, но и предоставляют различные пути осмысления действительности и способы ее восприятия. «Люди живут не только в материальном мире, — пишет Э. Сепир, — и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, — это всего лишь иллюзия. В действительности же «реальный мир» в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности» [1, с. 261].
Несмотря на признанный научный потенциал гипотезы лингвистической относительности, основные ее понятия продолжают активно обсуждаться. Прежде всего, это касается мнения по поводу таких базовых концептов как «язык» и «мышление», не ясно каким образом нужно представлять влияние языка на мышление, каковы границы этого влияния; в каких случаях язык влияет на мышление и культуры, а в каких — мышление и культура влияют на язык.
Последователь Э. Сепира — Бенджамин Ли Уорф — американский лингвист, специалист по языкам американских индейцев испытал сильное влияние работ Сепира. «Считается, — писал Уорф, — что речь, т. е. использование языка, лишь «выражает» то, что уже в основных чертах сложилось без помощи языка. Формирование мысли — это якобы самостоятельный процесс, называемый мышлением или мыслью и никак не связанный с природой отдельных конкретных языков. Грамматика языка — это лишь совокупность общепринятых традиционных правил, но использование языка подчиняется якобы не столько им, сколько правильному, рациональному, или логическому, мышлению» [2, с. 169]. В данном высказывании Уорф Б. Л. противопоставляет свою позицию, постулирующую прямую зависимость категорий мышления от категорий языка , оппозиционной универсалистской концепции, утверждавшей приоритет мышления в процессе взаимодействия с языком.
Основоположником универсалисткой концепции является американский лингвист Ноам Хомский. Он —основоположник генеративной грамматики, определившей направление развития лингвистики в ХХ веке. Хомский утверждает, что у всех языков мира на глубинном уровне есть нечто общее, и знание общего является врождённым для человека, что и даёт ему возможность овладевать любым языком.
Таким образом, теория универсальной грамматики оказалась противоположной гипотезе лингвистической относительности, потому что в соответствии с ней языковые способности и мышление оказались не только не связаны друг с другом и в определенной степени независимы [3, с. 71].
Теоретические работы Уорфа вызывали значительную критику специалистов. В частности, один из лингвистов писал: «Когда Уорф утверждает, что все видят созвездие Большой Медведицы одинаково, он как бы допускает, что язык иногда адекватен действительности, но… он подобно многим другим, поддался распространенному заблуждению, что функция речи заключается в воссоздании реальности» [4, с. 199]. Тем не менее, его парадоксальная и радикальная гипотеза, оказала воздействие на развитие таких дисциплин, как этнолингвистика, психолингвистика, общая семантика и грамматическая типология. Уорфу также принадлежит термин «языки среднеевропейского стандарта» (Standard Average European), широко используемый в настоящее время.
По Уорфу, грамматические и семантические категории языка служат не только инструментами для передачи мыслей говорящего, они также формируют его идеи и управляют его мыслительной деятельностью. Тем самым люди, говорящие на разных языках, будут иметь разные представления о мире, а в случае значительных структурных расхождений между их языками при обсуждении некоторых тем у них могут возникать трудности с пониманием.
Эта гипотеза также предполагает, что люди, владеющие более чем одним языком, могут в действительности руководствоваться разными структурами мышления, когда говорят на разных языках.
Можем ли мы сделать вывод, что люди, говорящие на двух языках, посредством этих двух своих языков имеют доступ к двум различным культурным моделям мышления? Исследования показали, что двуязычные индивиды демонстрируют различные свойства личности, в зависимости оттого, на каком языке они разговаривают. И это является естественным проявлением двуязычного, двух культурного опыта, а не результатом влияния структуры языка, как это утверждается в гипотезе Сепира-Уорфа .
В многочисленных работах Уорфа Б. Л. приводятся примеры, формально подтверждающие влияние языка на восприятие действительности. В культуре индейцев хопи нет представления о времени в нашем понимании: определение промежутков времени «час», «день» или «год», а есть лишь представление «раньше-позже». Хопи вместо «прошло два дня» скажет приблизительно так «Третий день светает». Согласно их представлениям дни не могут передвигаться как предметы [5, с. 140].
Различия между языками наиболее заметно проявляются и в том, что в каждом из них есть так называемая безэквивалентная лексика, т. е. слова, которые не переводятся на другие языки, одним словом. Например, в русском языке слова «гармонь», «народоволец», «воскресник» не переводятся однословно , требуются дополнительные слова для пояснения.
В английском языке наряду со словом «lawyer» (юрист, адвокат) есть несколько слов для обозначения разновидностей адвокатской профессии, которым в русском языке нет соответствующего однословного эквивалента: «barrister» (имеющий право выступать в судах), «solicitor» (подготавливающий дела для барристера), «counsel» (консультирует клиентов), «counselor» (советник по разным юридическим вопросам), «advocate» (адвокат высшей квалификации).
В казахском языке существуют названия лошади по возрастам, которым в других языках вполне возможно отсутствует однословный эквивалент: құлын — жеребенок до 6 месяцев, жабағы — 6–7 месячный толстенький жеребенок, тай — жеребенок старше года, құнан — молодой самец 2–2,5 года, приучаемый к седлу, дөнен — молодой самец 3–4 лет, байтал — кобыла, бесті — 4–5 летняя лошадь, ат — мерин, саяқ — мерин, участвующий в скачках, қысырақ — яловая кобылица, бедеу бие — бесплодная кобыла, сәйгүлік — скакун для скачек, жорға — иноходец, тұлпар — мегаскакун батыра, то есть боевой конь [6, с. 28].
Причина отсутствия эквивалентных слов в одной культуре связана с отсутствием аналогичных реалий, которые имеются в другой культуре.
Хорошо известно, что в западноевропейских языках русскому слову «рука» соответствуют два слова: «кисть руки» и часть руки от кисти до плеча (по-английски «hand» и «arm», по-немецки «dieHand»и «derArm»). Поэтому немец или англичанин не могут сказать: «я поранил руку». Ему обязательно надо указать какую часть руки он поранил .
На вопрос: «Сколько цветов в радуге?» человек, говорящий на русском ответит, не задумываясь: «Семь». Но англичане и немцы ответят: «Шесть». Синий и голубой цвета обозначаются одним: по-немецки словом «blau», а по-английски «blue». Следует подчеркнуть, что суждения о достоверности гипотезы Сепира-Уорфа на базе исследований, касающихся восприятия цветов, должны учитывать тот факт, что способы восприятия нами цветов в значительной степени предопределены нашей биологической структурой, в особенности биологическим строением нашей зрительной системы. Эта система одинакова у людей всех культур. Тем не менее, в русском языке для различения голубого и синего цветов более важным оказывается не физиологическая способность к восприятию соответствующей длины световой волны, а апелляция к двум прототипам: небо и речная вода [7, с. 72].
В разных языках понятие «истина» имеет некоторые отличия по смыслу:
- Русский язык от праслав. -istъ- «тот же», «тоже самый», «действительный». Близко к современному слову «есть». По смыслу — указание на то, что «есть», имеется.
- Романские языки (фр., исп., итал., португ. и др.) от veritas от лат. — «ver» — верить, почитать. Истина — во что верят.
- Греческий язык от «алетэйа» в значении «несокрытость», «обнаружение», «открытость» — то есть знание, которое открывается человеку.
Почти во всех языках существительные имеют грамматический род — мужской, женский, а также средний. Но деление по родам в каждом языке делается по-своему, и это откладывает отпечаток на наши представления о вещах и процессах, обозначаемых ими. Например, слово «солнце»: в немецком — женского рода, в русском — среднего, во французском — мужского.
Подобные различия нередко порождают и разницу, связанных с данным предметом представлений.
Приведенные выше примеры на самом деле не столь однозначно свидетельствуют о влиянии языка на мышление, как это может показаться. Их можно истолковывать и наоборот: отмеченные в этих примерах особенности разных языков возникли в ходе исторического развития той или иной культуры и обусловлены характерным для неё представлениями о мире. То есть в конечном счете, не язык определил мышление, а мышление определило свойство, лексику и грамматику языка.
- Содержание наших мыслей и представлений определяется их предметом, а не языком. Если бы это было наоборот, то мы бы неправильно воспринимали условия, в которых живем. Мы способны развивать научные знания о мире лишь, поскольку их истинность проверяется практикой, а не тем, соответствуют ли они нормам языка.
- Языки, конечно, отличаются друг от друга, но не настолько сильно, как предполагает гипотеза. Даже если они по-разному структурируют действительность, то это не значит, что на них создаются несопоставимые и непереводимые описания действительности. Это означает лишь одно, что на одном языке легче выразить одни свойства и отношения вещей, а на другом — другие.
- Сепир Э. и Уорф Б. Л. правы в том, что язык способен воздействовать на наше мышление и восприятие действительности. Но они не правы, когда полагают, что это воздействие носит определяющий характер и происходит всегда. Если гипотезу ограничить тезисом о том, что язык лишь оказывает влияние на наше мышление, то в таком виде она оказывается оправданной. Такая «ослабленная» формулировка нацеливает науку на дальнейшее исследование следующих аспектов:
— когда и в чем проявляется влияние языка на мыслительные процессы и на развитие культуры;
— от каких условий зависит степень этого влияния.
Концепция лингвистической относительности Сепира-Уорфа показала, что языковые различия связаны с важными различиями в обычаях и общепринятых манерах поведения в тех культурах, где эти языки развиваются. И, несмотря на некоторый скептицизм, остающийся в отношении силы гипотезы Сепира-Уорфа, внимательное изучение кросс-культурных научных исследований, посвященных ее проверке, дает подтверждение, по крайней мере, части ее версий.
Глобализация приводит к пониманию того, что знание более чем одного языка становится жизненно важным инструментом для взаимного понимания и общения с людьми других культур, не только в других странах, но также и внутри плюралистических, мультикультурных обществ.
Гипотеза Сепира-Уорфа помогает лучше понять, насколько язык, и культура тесно переплетены, и чем межкультурное общение отличается от тех процессов общения, в которых участвуют только представители одной культуры.
Литература:
1. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ./Общ. ред. и вступ. Ст. А. Е. Кибрика. -М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993.-656 с.
2. Уорф Б. Л. Наука и языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на мышление). Перевод с английского Е. С. Кубряковой и В. П. Мурат. — В кн.: Новое в лингвистике. Текст: Сб. статей: Пер. с англ. и фр. Вып. 1.- М.: 1960.– С.169–183.
3. Бурас М., Кронгауз М. Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности // «Наука и жизнь» № 8, 2011. — С. 66–76. https://www.nkj.ru/archive/articles/19812
4. Блэк Макс. Лингвистическая относительность (Теоретические воззрения Бенджамена Л. Уорфа). Перевод с английского Е. С. Кубряковой и В. П. Мурат– В кн.: Новое в лингвистике. Текст: Сб. статей: Пер. с англ. и фр. Вып. 1.- М.: 1960.- С 199–215.
5. Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку. Периодизация времени в SAE и хопи.-– В кн.: Новое в лингвистике. Текст: Сб. статей: Пер. с англ. и фр. Вып. 1.- М.: 1960. — С.135–169.
6. Котлярова И. В. Лексические репрезентации концепта «Лошадь» в казахской культуре//Bulletin KazNU. Filology series. № 5–6(139–140). 2012.-С.24–28.
7. Бурас М., Кронгауз М. Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности // «Наука и жизнь» № 8, 2011. — С. 66–76. https://www.nkj.ru/archive/articles/19812
8. Бородай С. Ю. Современное понимание проблемы лингвистической относительности: работы по пространственной концептуализации // Вопросы языкознания 2013 (4), С. 17–54.
9. Звегинцев В. А. Гипотеза Сепира — Уорфа // Новое в лингвистике. — М., 1960. — Вып. 1. — С. 111–212.
