В статье рассматриваются проблемы разграничения преступлений мошенничества, присвоения и растраты в уголовном праве. Основное внимание уделено анализу различий между этими деяниями, основанных на субъективной стороне преступления, намерениях преступников и фактических обстоятельствах. Ошибки в квалификации таких преступлений могут привести к несправедливым приговорам и нарушению прав потерпевших, что подчеркивает важность точного разграничения этих составов в правоприменении. Статья направлена на улучшение правосудия и обеспечение справедливости наказания через уточнение норм уголовного законодательства.
Ключевые слова : мошенничество, присвоение, растрата, правоприменение, уголовное право.
Вопрос разграничения преступлений, таких как мошенничество, присвоение и растрата, является важным аспектом в правоприменительной практике. Несмотря на схожесть этих деяний, каждое из них обладает специфическими признаками, которые определяют их правовую квалификацию и последствия для виновных. Ошибки в разграничении этих составов могут повлечь за собой неправильное определение меры ответственности, что, в свою очередь, может привести к несправедливым приговорам или, наоборот, к освобождению виновных от наказания.
Актуальность темы разграничения мошенничества, присвоения и растраты обусловлена их частым пересечением в практике уголовного судопроизводства, что создает сложности при квалификации деяний.
Цель настоящей статьи — рассмотреть основные составляющие составов мошенничества, присвоения и растраты.
Мошенничество является преступлением, описанным в статье 159 Уголовного кодекса Российской Федерации [1], и заключается в обмане или злоупотреблении доверием с целью незаконного получения чужого имущества или денежных средств. Основными признаками состава мошенничества являются обман, то есть преднамеренное введение потерпевшего в заблуждение, и корыстная цель — извлечение материальной выгоды. Завладение чужим имуществом или денежными средствами путем обмана или использования доверия всегда приводит к ущербу для потерпевшего и является ключевым элементом состава данного преступления [4, c. 119].
В отличие от растраты, присвоение предполагает, что лицо, имеющее доступ к чужому имуществу (например, должностное лицо), использует его в своих интересах, нарушая доверие владельца. Присвоение влечет за собой ответственность за нарушение доверия и незаконное завладение чужим имуществом с намерением сохранить его в своей собственности, что чаще всего имеет место в контексте должностных преступлений. Растрата состоит в том, что лицо, имеющее чужое имущество, использует его в ущерб владельцу, но без намерения присвоить. Состав включает действия, при которых имущество расходуется ненадлежащим образом, например, в личных целях или без разрешения владельца, что наносит ущерб. В отличие от присвоения, растрата не подразумевает намерения завладеть имуществом на постоянной основе. Преступник, совершая растрату, может действовать по неосторожности или злоупотребить доверием, что все равно влечет ущерб для потерпевшего.
Разграничение преступлений присвоения и растраты в уголовном праве связано с рядом трудностей, особенно в случаях, когда действия субъекта касаются имущества, которое он временно удерживает на основании доверительных отношений. Основной проблемой является определение формы преступления, поскольку не всегда легко установить, когда произошел перерасход, а когда действия лица следует квалифицировать как присвоение. В ситуации с перерасходом или ненадлежащим использованием имущества часто возникает вопрос: является ли это простым нарушением условий использования имущества, или же имеется умысел на его присвоение? Это отличие играет важную роль в правоприменении, так как зависит от того, будет ли лицо квалифицировано как присвоившее имущество или совершившее растрату. В частности, если лицо злоупотребляет доверием или распоряжается чужим имуществом в личных целях, но не намерено его присвоить, то такие действия могут квалифицироваться как растрата. Однако, если лицо, например, не собирается возвращать имущество и использует его исключительно в личных целях, это уже может быть квалифицировано как присвоение [5, c. 154].
В судебной практике возникают случаи, когда установление точных границ между этими преступлениями становится затруднительным. В одном из разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации [2] уточняется, что если лицо получает имущество, не имея намерения выполнить обязательства, связанные с его использованием, то такие действия квалифицируются как мошенничество. Вывод влияет на различие между присвоением и растратой, поскольку суды часто сталкиваются с ситуациями, когда лицо получает имущество или деньги, имея намерение их использовать, но без конкретного намерения вернуть. Если злоупотребление доверием приводит к незаконному использованию имущества, это может быть трактовано как растрата, если же лицо изначально не собирается возвращать полученное имущество, то это уже может быть расценено как присвоение.
Роль субъективной стороны, включая намерения и цели действий лица, является ключевым моментом при разграничении этих преступлений. При растрате преступник действует без намерения завладеть имуществом на постоянной основе, а его действия могут быть связаны с нецелевым использованием имущества. В случае присвоения же лицо намеревается сохранить имущество в своей собственности, что является характерным отличием от растраты.
Проблемы в правоприменении возникают из-за различий в наказаниях и последствиях для виновных. Присвоение и растрата могут иметь разные степени ответственности в зависимости от тяжести преступления и объема ущерба. Мошенничество как более тяжкое преступление может влечь за собой более серьезные наказания, чем растрата, что подчеркивает важность правильной квалификации деяния. Судебная практика указывает на необходимость более точного разграничения этих преступлений, так как ошибки в квалификации могут привести к несправедливым приговорам и несоразмерным наказаниям для виновных [3, c. 204].
В заключении, разграничение преступлений мошенничества, присвоения и растраты представляет собой сложную задачу, требующую внимательного анализа как фактических обстоятельств, так и субъективной стороны деяний. Трудности в правоприменении возникают из-за схожести элементов составов этих преступлений, особенно когда речь идет о временном удержании имущества, обмане или злоупотреблении доверием. Проблемы квалификации таких деяний, как перерасход средств или использование чужого имущества в личных целях, могут существенно повлиять на правовую оценку и наказание.
Практическая значимость правильного разграничения преступлений заключается в обеспечении справедливости наказания и соблюдении прав потерпевших. Важно, чтобы суды, опираясь на четкие критерии, различали действия, направленные на присвоение имущества, и те, что связаны с ненадлежащим использованием, но без намерения его присвоить. Учет субъективной стороны преступления, в частности, намерений и целей преступника, служит ключевым элементом для правильной квалификации деяния. В будущем необходимо продолжать совершенствование правоприменительной практики и уточнение норм уголовного законодательства, чтобы избежать ошибок при квалификации преступлений, что предоставит возможность улучшить правосудие и повысить доверие граждан к судебной системе, гарантируя адекватность наказания в зависимости от тяжести преступления и намерений преступника.
Литература:
- Уголовный кодекс Российской Федерации [Текст]: от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 07.04.2020) // Собрание законодательства РФ. — 17.06.1996.
- Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 N 48 (ред. от 15.12.2022) «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // СПС КонсультантПлюс
- Кудрявцева Н. А. Проблемы и вопросы разграничения мошенничества от смежных составов преступлений // Вестник науки. — 2024. — № 10(79). — С. 204–213.
- Упоров И. В. Отграничение присвоения и растраты от иных деяний: вопросы уголовно-правовой квалификации // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. — 2021. — № 2(3). — С. 119–123.
- Шаназарова Е. В. Проблемы квалификации мошенничества // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. — 2023. — № 1. — С. 154–157.
