Возможные соотношения «Гамлета» с обстоятельствами жизни и эпохой Шекспира

Ключевые слова: биографические и исторические факты, параллели с пьесой, Гамнет.

“Гамлет” — одно из тех сложных и разноплановыхпроизведений, содержание которых не может рассматриваться только как основанное на эпизодах жизни автора или конкретных исторических событиях. По глубине и богатстве содержания подобные шедевры обычно представляют собой гораздо большее, чем художественную обработку, или, тем более, лишь отражение отдельных реальных фактов. Кроме того давно прошли те времена, когда был распространен метод воссоздания биографии Шекспира на основе его произведений и непременного поиска в них отголосков его жизни и личного опыта. Сегодня в научных кругах такой подход принимается лишь с большими оговорками[1]. Наиболее ярким примером этого метода является объeмистый труд Георга Брандеса “Уильям Шекспир. Критичское исследование” [5]. Брандес отождествлял автора с созданными им персонажами, пытался выявлять в пьесах Шекспира автобиографические элементы и таким образом художественно плести историю его жизни. Он видит его в обличии то Кориолана, то Гамлета, то Тимона, то Просперо и находит, например, что хотя внешне некоторые обстоятельства жизни Гамлета и Шекспира кажутся разными, однако драматург на самом деле “пережил все то, что несет в себе Гамлет, все”. При этом Брандес не различает считающиеся достоверными факты жизни Шекспира от предположений и легенд. По его мнению, Шекспир, подобно Гамлету, “полностью утратил свою веселость” (II.2.296)[2], так как женщина, которую он любил и считал возвышенным существом, вдруг оказалась “бессердечной, неверной распутницей”, а друг, которого он обожал, посмеялся над ним из ее объятий и т. д. [5, т. 2, с. 26–27]. На самом деле трудно по примеру Брандеса усмотреть сходство между этими предположениями, сделанными на основе шекспировских сонетов, и образом Гамлета. Разумеется, такой искусственный метод не мог привести к убедительным выводам. Не случайно, в современном шекспироведении Брандес упоминается редко.

Тем не менее, следы биографии Шекспира и английской действительности конца XVI–начала XVII веков в его произведениях и, в частности, в “Гамлете”, отмечаются также в сравнительно новых и новейших исследованиях.

Шекспир и его жена, Энн Хэтауей, имели троих детей. Первой родилась девочка по имени Сюзанна, двое других, мальчик и девочка, были близнецами. Их назвали Гамнет и Джудит по имени стратфордских друзей семьи, супругов Сэдлер. Мальчик умер по неизвестной причине в одиннадцать с половиной лет. Информация о его похоронах сохранилась в приходской книге стратфордской церкви Святой Троицы. Запись от 11 августа 1596 г. гласит: “Гамнет, сын Уильяма Шекспира” [см., например, 2, с. 224 и 7, с. 235][3].

Его имя является вариантом имени “Гамлет”; существовали и другие местные разновидности того же имени: Amblet, Hamolet и даже Hamletti. В завещании Шекспира его друг Гамнет Сэдлер упоминается как Гамлет Сэдлер [7, с. 90]. Таким образом невольно возникает ассоциация между именем сына Шекспира и заглавием его пьесы, а также между печальными смертями Гамнета и трагического героя Гамлета. Однако насколько существенную (или несущественную) роль сыграла эта ассоциация для автора, когда он через три-четыре года после потери сына замышлял и писал трагедию, судить трудно[4].

Отец драматурга, Джон Шекспир умер видимо после длительной болезни. Он был похоронен на кладбище церкви Святой троицы в Стратфорде 8 сентября 1601 г. [ср. 2, с. 240 и 7, с. 288]. Так как поводом к развертываемым в “Гамлете” действиям является смерть отца принца, некоторые специалисты считают это отголоском смерти Джона. Однако маловероятно, что пьеса была написана после сентября 1601 г., так что она скорее не отражает, а предвещает кончину тяжело больного Джона Шекспира[5].

Касающиеся его намеки, кажется, содержатся и в сцене кладбища, в беседе двоих простолюдинов и разговоре Гамлета с одним из них. Могильщик упоминает Адама как первого копателя и одновременно “благородного человека”(gentleman), у которого есть герб или который носит оружие (слово аrms имеет оба значения), так как без “оружия” он не мог копать (V.1.29–37). Предполагают, что в основе этих строк может быть следующий факт: ремесленник Джон периодически обращался в “Геральдическую палату” для получения статуса и герба джентльмена. В конце концов он добился своей цели через посредничество достигшего благосостояния сына, в октябре 1596 г., к сожалению, через два месяца после смерти Гамнета (если бы он остался жить, то стал бы наследником герба[6]).

Другой намек, который связывают с Джоном Шекспиром, слова могильщика о том, что тело кожевника не станет гнить в земле в течение девяти лет, “так как его кожа настолько задубела от его ремесла, что долгое время не пропустит воды” (V.1.162–166). Джон, как известно, был дубильщиком и перчаточником. Если могильщик действительно намекает на него, то это свидетельство ироничного отношения сына к ремеслу Шекспира-отца.

Переходя к исторической эпохе, отметим, что “Гамлет” рассматривался как выражение насторений, господствующих в общественно-политической жизни Англии в конце XVI–начале XVII вв. Долгое правление последнего Тюдора, Елизаветы I (занимавшей трон в 1558–1603 гг.) подходило к концу, еще не было ясным, кто придет ей на смену и вообще что ожидает Англию. По этой причине в стране царило беспокойство и неопределенность. Один из новейших исследователей, считающих трагедию “Гамлет” отражением этой ситуации, отмечает: “Шекспир написал пьесу, герой которой сокрушается, что ‘время вышло из колеи’”. Это, по мнению автора, выражение сомнений относительно традиционного “потерянного мира” католицизма и пришедшего ему на смену “нового мира” англиканства. Так как хотя Гамлет и задает вечные вопросы, однако “пьеса создавалась в определенное время и в определенном месте, и ее темы по существу связаны с Возрождением и Реформацией” [11, с. 364].

Другой специалист задался в своей статье целью доказать, что вопрос следующего правителя Англии, “в частности, ожидание того, что пожилую Елизавету может сменить Яков VI Шотландский, играет в ‘Гамлете’ важную роль”. Зритель Шекспира, настаивает автор, вряд ли, подобно некоторым читателям нашего времени, видел в истории Гамлета лишь личную трагедию и воспринимал воцарение в Дании норвежца Фортинбраса как “установление желанного порядка, без каких-либо осложнений”. Этот зритель должен был ожидать еще неопределенного воцарения Якова с некоторой тревогой [12, с. 279, 291].

Другие исследователи говорят о связи между Елизаветой I и Гертрудой и этим объясняют важную роль в пьесе образа последней. Например, Леонард Тенненхауз пишет, что в елизаветинскую эпоху тело королевы сравнивали со страной, и она поощряла представление о том, что здоровье ее тела — залог благоденствия государства. В конце 1590-х физическое состояние стареющей и бездетной королевы, от которого, в соответствии с таким подходом, зависела политическая мощь Англии, заставляло задуматься. Поэтому чтобы заверить своих подданых, что ее тело все еще полно энергии, во время рождественского праздника 1600 г. Елизавета задорно плясала с одним придворным. Соответственно в пьесе, по мнению Тенненхауза, владеть телом Гертруды равнозначно владению Данией. Ее тело настолько могущественно, что побеждает закон, по которому трон должен перейти по наследству от отца к сыну, и предоставляет Клавдию право царствования. Следовательно автор статьи объясняет зацикленность принца на идее осквернения тела матери этой теорией. Когда принц запрещает Гертруде идти в постель к Клавдию (III.4.161), его слова основаны на этом представлении. Так как власть — неотъемлемая часть тела королевы, отдаваясь Клавдию, она наделяет его королевской властью [13, с. 79, 84–86].

Процитировав это и другие мнения, отмечающие связь между стареющим телом Елизаветы I и Гертрудой, Энн Томпсон и Нил Тейлор, подготовившие новое критическое издание “Гамлета”, по праву задаются вопросом: “Неужели зрители елизаветинского времени действительно могли в Гертуде Шекспира, роль которой играл актер-мальчик и которая, во всяком случае, согласно Гамлету, обладает вызывающей тревогу сексуальной активностью, усматривать стареющее тело своей Девственной Королевы≤” [9, с. 41].

Более интересное сходство замечено между образом Гамлета и Эссексом — Робертом Деверо, вторым графом Эссекса (1567–1601). В одной статье говорится о сумасбродстве и меланхоличности Эссекса как о последствии его неосуществленных властных амбиций,– этими качествами он напоминает принца датского. Подобная неосуществленная амбиция проявляется и в следующих словах Гамлета: “Мне нужно продвижение” (III.2.331), а сумасбродство обоих — “инструмент социально-политического беспорядка” [14, с. 62].

Эссекс был одним из протеже Елизаветы I и занимал высокие государственные посты. 27 марта 1599 г. королева отправила войско во главе с ним в Ирландию для подавления вспыхнувшего там восстания. В начале пятого акта историчекой драмы Шекспира “Генри V” полный энтузиазма хор выражает надежду на то, что англичане вскоре будут приветствовать военачальника, возвращающегося с победой из страны мятежных ирландцев. Это пожалуй единственный случай явного упоминания современного политического события в произведениях Шекспира. Однако поход не удался, и Эссекс, заключив невыгодное соглашение с ирландцами, поспешил покинуть поле боя и вернуться в Лондон, чтобы оправдаться перед королевой. Он неожиданно ворвался в ее покои в неподходящий момент (когда дама была не причесана), и королева, рассерженная поражением и этой бестактностью Эссекса, лишила его государственных должностей. Потерявший надежду на политическую карьеру и осужденный на домашний арест Эссекс впал в меланхолию и находися в подавленном состоянии. 8 февраля 1601 г. он, вместе с 200–300 единомышленниками (одним из которых был бывший покровитель Шекспира Генри Райтсли, третий граф Саутгемптона) совершил неудавшуюся попытку государственного переворота. Непосредственно перед мятежом единомышленники Эссекса заплатили труппе Шекспира и уговорили их поставить пьесу “Ричард II”, где монарха лишают власти. Их целью было показать народу, что королеву возможно свергнуть с престола. Это первая засвидетельствованная попытка использования Шекспира в политических целях [ср. 15, с. 219]. Главу мятежников графа арестовали, судили, обвинили в измене и 25 февраля 1601 г. казнили.

Параллели между Эссексом и Гамлетом проводились и раньше. Довер Уилсон уподоблял Гамлета “блистательному, меланхоличному и несчастному графу Эссексу”, который был казнен “за шесть или двенадцать месяцев” до первой постановки “Гамлета”. И тем не менее Довер Уилсон пришел к заключению, что “Гамлет не Эссекс, даже не Эссекс, отраженный в голове Шекспира; он — это отражение, достаточно правдоподобное, чтобы быть узнаваемым современниками Шекспира, однако преобразованное, воссозданное и прилаженное в соответствии с задачами драматического искусства” [16, с. 228–229].

Еще в 1921 г. на соотношении Эссекс–Гамлет подробно остановилась Лилиан Уинстенли, отметив ряд паралеллей [17, с. 139–148]. Эссекс, согласно источникам того времени, был, как и Гамлет, жадным до знаний, задумчивым и склонным к одиночеству. Он был скорее студентом, чем придворным, а при дворе, в конечном итоге в роковой для себя среде, оказался случайно. В последние годы жизни его постоянно мучила меланхолия, а в одном месте о нем написано: “Граф помешан, но трудно сказать, более в мыслях или телом”. Эссекс претерпевал такие душевные муки, что сказал на своем суде: “Я не... стану говорить, чтобы спасти свою жизнь, ибо те, кто меня обвиняет, сделают доброе дело, избавив меня от больших страданий, а себя от страха.” Это желание умереть, по мнению Уинстенли, сравнимо со следующим отрывком монолога “Быть или не быть≤ (III.1.60–64): “Умереть, уснуть — / И только; и сказать, что сном кончаешь / Тоску и тысячу природных мук, / Наследье плоти, — как такой развязки / Не жаждать≤” (перевод М. Лозинского).

Когда Эссекса приговорили к смерти, он вновь сказал: “Я ни во что не ставлю собственную жизнь”, но попросил пожалеть Саутгемптона. Подобно Эссексу, Гамлет провозглашает: “Мне жизнь моя ничтожнее булавки!” (I.4.65). Перед попыткой государственного переворота Эссекс организовал с труппой Шекспира постановку “Ричарда II”, а Гамлет поставил во дворце Клавдия “Убийство Гонзаго”. Оба, и Эссекс, и Гамлет, заставляют театр и актеров служить своим “политическим целям” и т. д. Для подтверждения своего мнения Уинстенли приводит и другие примеры, которые нет нужды перечислять. В своей книге она сравнивает Гамлета также с королем Яковом I.

Упомянутые нами и многие другие параллели, на которые указываeтся в море посвященной “Гамлету” литературы, могут считаться более или менее правдоподобными или неправдоподобными. В этом произведении Шекспира нет, подобно хоровому пассажу в “Генрихе V”, конкретного отклика на современное событие. Что же касается фактов его жизни, несоменным является пожалуй лишь связь Гамнет–Гамлет, характер которой, однако, кроме сходства имени, не возможно уяснить. А иные биографические или исторические факты, которые, может, и проникли в разные слои содержания “Гамлета”, видоизменены настолько, что граница реального и воображаемого стала неопределимой.

Литература:

1.         Shapiro J. Contested Will: Who Wrote Shakespeare≤. — New York, 2010

2.         Schoenbaum S. William Shakespeare: A Compact Documentary Life. — New York, 1987 (first published 1977)

3.         Bate J. Soul of the Age: A Biography of the Mind of William Shakespeare. — New York, 2009

4.         Greenblatt S. Will in the World: How Shakespeare Became Shakespeare. — New York, 2004

5.         Brandes G. William Shakespeare: A Critical Study, 2 vols., London, 1898

6.         Hamlet / Ed. Harold Jenkins // The Arden Shakespeare. — London, 1982

7.         Honan P. Shakespeare: A Life. — Oxford, 1998

8.         Chambers E. К. William Shakespeare: A Study of Facts and Problems, 2 vols. — Oxford, 1930

9.         Hamlet / Еd. Ann Thompson and Neil Taylor // The Arden Shakespeare. — London, 2006

10.     Duncan-Jones K. Ungentle Shakespeare: Scenes from His Life. — London, 2001

11.     Brigden S. New Worlds, Lost Worlds: The Rule of the Tudors, 1485–1603. — New York, London, 2002 (first published 2000)

12.     Kurland S. M. “Hamlet and the Scottish Succession≤”, Studies in English Literature, 1500–1900 34.2 (1994)

13.     Tennenhouse L. “Violence done to women on the Renaissance stage,” in The Violence of Representation, ed. N. Armstrong and L. Tennenhouse. — London, New York, 1989

14.     Coddon К. С. ‘‘Suche strange desygns’: madness, subjectivity and treason in Hamlet and Elizabethan culture,’ Renaissance Drama 20 (1989)

15.     Bate J. The Genius of Shakespeare, second edition with a new afterword. — London, Basingstoke and London, 2008 (first edition 1997)

16.     Dover Wilson J. What Happens in Hamlet. — Cambridge, 2003 (first published 1935)

17.     Winstanley L. Hamlet and the Scottish Succession: Being an Examination of the Relations of the Play of Hamlet to the Scottish Succession and the Essex Conspiracy. — Cambridge, 1921