Цель настоящей статьи — исследовать правовую природу субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц (КДЛ) в контексте её соотношения с деликтной ответственностью, определение её места в системе гражданско-правовой ответственности, а также анализ спорных аспектов применения норм о субсидиарной ответственности с учётом доктринальных подходов и судебной практики.
Ключевые слова: субсидиарная ответственность, деликтная ответственность, контролирующие лица, банкротство, прокалывание корпоративной вуали, вред, вина.
The purpose of this article is to investigate the legal nature of subsidiary liability of persons controlling the debtor (CDL) in the context of its relationship with tort liability, to determine its place in the system of civil liability, as well as to analyze controversial aspects of the application of rules on subsidiary liability, taking into account doctrinal approaches and judicial practice.
Keywords: subsidiary liability, tort liability, controlling persons, bankruptcy, piercing the corporate veil, harm, guilt.
Правоприменитель подтверждает тезис о том, что субсидиарная ответственность является разновидностью деликтной ответственности, — данное положение следует из аннотации п.2 Постановления Пленума ВС РФ № 53. Такую позицию доносит ВС РФ и в Обзоре судебной практики, указывая на то, что субсидиарная ответственность контролирующего должника лица (по тексту — КДЛ) является ответственностью по обязательству из причинения вреда имущественным правам кредиторов вследствие неправомерных действий за пределами делового риска, которые привели к невозможности удовлетворения требований кредиторов и стали причиной банкротства должника, отчего следует, что правовым основанием иска о привлечении КДЛ к ответственности выступают в т. ч. правила о деликте, в т. ч. закреплённые в ст. 1064 ГК РФ, — ссылаясь на пп. 2, 6 и 22 вышеуказанного Пленума [3]. Однако, в связи с этим, возникают вопросы относительно соотношения институтов субсидиарной и деликтной ответственности, касающиеся субъектов ответственности, правовых источников субсидиарной ответственности и смежных аспектов рассматриваемым правовых объектов.
Касательно определения субъектов перед нами предстают нормы ст. 1064 ГК РФ, 53.1 ГК РФ и ст. 61.10 Закона о несостоятельности (банкротстве) (по тексту — Закон) ответственности, согласно которых мы можем наблюдать следующую картину. Согласно ст. 1064 ГК РФ, исходя из общего смысла содержания данной нормы, субъектом может выступать любое лицо, которое причинило вред. Данная статья регулирует общую деликтную ответственность, поскольку она применяется ко всем случаям, когда руководитель или организация могут быть привлечены к ответственности за причинённый вред. Что касается ст. 53.1 ГК РФ, то, как указывает Алекперов Д. С. оглы: «по статье 53.1 субъектом ответственности является лицо, осуществляющее функции единоличного члена коллегиального органа хозяйственного общества, а также лица, имеющие фактическую возможность определять действия юридического лица (п. 3 ст. 53.1 ГК РФ)» [6, с. 150–168]. В контексте определения роли руководителей в управлении банкротящейся организацией, а также природы их ответственности, возникшей вследствие нарушения трудовых договоров, гражданских соглашений между руководителем и компанией и/или нарушения законов и нормативных актов, мы видим, так или иначе, взаимосвязь возможных убытков с вероятными неправомерными действиями КДЛ [5, с. 28]. Отсюда следует, что ответственность по данной статье является квазиделиктной, поскольку связана с нарушением установленных законом обязанностей, а не только причинением ущерба. Наконец, рассматривая возможность определения КДЛ по ст. 61.10 Закона, мы обнаруживаем, что его определение в полной мере соотносимо по содержанию со ст. 53.1 ГК РФ, поскольку и там говорится о «праве давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий» [1] — с той отличительной особенностью, что лицо, во-первых, могло определять деятельность организации в течение трёх лет, предшествующих возникновению объективных причин банкротства, до принятия судом заявления о банкротстве должника. Соответственно, субъект ответственности по ст. 61.10 является специальным, поскольку, в отличие от общих норм и их широкого толкования, мы наблюдаем конкретные временные рамки и возможность наличия фактического контроля над деятельностью компании.
Следующий аспект — это источники рассматриваемой ответственности. Так, основными «предтечами» субсидиарной ответственности являются понятие «пронизывающей ответственности» в немецком праве (Durchgriffshaftung) [4] и «прокалывание корпоративной вуали» в англо-американской системе права (piersing the corporate veil) [4]. В концепции «пронизывающей ответственности» в немецком праве также, как и при субсидиарной ответственности в российском праве, возможно привлечение к ответственности за долги юридического лица, несмотря на принцип ограниченной ответственности, тогда как отличия касаются акцентов: в немецком праве — на структурные нарушения (недостаток капитала, смешение активов), а в российском праве — на виновность и причинно-следственную связь (доказывание вины и ущерба). Что же касается доктрины «прокалывания корпоративной вуали», то здесь также возможно, в исключительных случаях, игнорировать принцип ограниченной ответственности акционеров и привлекать их к личной ответственности по долгам компании, если установлено злоупотребление корпоративной формой (например, через смешение активов, мошенничество или полное доминирование одного акционера). Как отмечает Рыков И. Ю.: «в отечественном праве законодатель допускает выход за пределы ограниченной ответственности юридического лица по двум основным направлениям: первое — ответственность основного общества по обязательствам дочернего, и второе — ответственность лиц, фактически определяющих действия организации» [10, с. 9]. К слову, нынешнюю субсидиарную ответственность в российском праве можно вполне ассоциировать именно с упомянутой английской доктриной, считать её правопреемницей, поскольку о необходимости внедрения оной говорил Председатель ВАС РФ Иванов А. А. на итоговом совещании председателей арбитражных судов России [7, с. 5], а первым судебным актом, где данная доктрина была упомянута и применена, является дело о признании представительств латвийских юридических лиц — представительствами латвийского банка [2]. Всё это, в основном, согласуется с положениями статьи 53.1 ГК РФ.
Наконец, из вышесказанного следует вывод о том, что «условия наступления субсидиарной ответственности по статье 61.11 Закона о банкротстве и деликтной ответственности являются аналогичными, так как между ними присутствует ряд смежных аспектов: наличие вреда, вины, противоправное поведение, причинно-следственная связь между фактом противоправного поведения и вредом» [6, с. 150–168], — на что справедливо обратил внимание Алекперов Д. С. оглы, обозначая и подытоживая родство субсидиарной ответственности и деликтной, или деликтную природу оной. Таким образом, субсидиарная ответственность представляет собой специальный деликт, поскольку мы наблюдаем вполне конкретизированного субъекта, объективируемого в качестве КДЛ, а также наличие презумпций — определения КДЛ, размера ответственности и причинно-следственной связи между действиями и вредом.
Данный деликт предусмотрен Законом к соответствующим отношениям и является, в некотором смысле, отступлением от общего правила, принципа генерального деликта, отражённом в ст. 1064 ГК РФ, поэтому деликтная и субсидиарная ответственности соотносятся между собой как общее и специальное. Как уже отмечено выше, между данными правовыми объектами соотносятся условия наступления ответственности, являются аналогичными, из чего следует, что основания наступления ответственность также являются одинаковыми; используются одни и те же доказательства наступления той и другой ответственности; также, в обоих случаях предусмотрена возможность уменьшения размера ответственности, а исходя из правоприменительной практики следует, что совокупный размер ответственности должен быть ограничен максимальным размером причинённых убытков.
К слову, что касается объёма ответственности, то в пункте 11 статьи 61.11 Закона о несостоятельности (банкротстве) определяется порядок расчёта субсидиарной ответственности как разницы между требованиями кредиторов, включёнными в реестр, и размером конкурсной массы. Это означает, что размер ответственности субсидиарного должника не превышает размер ответственности основного должника и должен соответствовать совокупному размеру требований кредиторов.
Существует мнение [8, с. 40–41], что такая схема вызывает сомнения в контексте деликтного права, где формализм в виде простого арифметического вычитания активов и пассивов может оказаться несправедливым, ведь размер вреда не ограничивается лишь разницей между удовлетворенными и неудовлетворенными требованиями к должнику и стоимостью реализованного имущества.
Более того, как указывают авторы, субсидиарная ответственность схожа с деликтной ответственностью: в обоих случаях уменьшенные убытки учитываются при расчете общего ущерба — либо через возврат средств в конкурсную массу, либо посредством уменьшения размеров причиненного вреда. Этот подход подтверждается абз. 9 п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве, который предусматривает возможность снижения ответственности, если будет доказано, что реальный ущерб имуществу кредиторов значительно ниже заявленных требований.
В основном модель субсидиарной ответственности критикуется, поскольку предполагает отмену принципа ограниченной ответственности, а также, как некоторыми авторами отмечается, является сущностным дублированием деликтной ответственности, что им видится необоснованным, непрактичным, к примеру, называя субсидиарную ответственность ««неподлинной», созданной законодателем на основе не правовых, а экономических соображений», а также указывая на то, что зарубежные порядки использования деликтной ответственности являются лучшей альтернативой субсидиарной ответственности [9, с. 47–51].
Многие случаи субсидиарной ответственности, указанные в законе, не связаны с противоправным поведением субсидиарного должника, а основаны на отношениях между основным и субсидиарным должниками. Они часто устанавливаются по желанию законодателя или частных лиц для дополнительной защиты интересов кредиторов. Экономически такие механизмы служат гарантией исполнения основного обязательства, активируясь при неисполнении основным должником требований кредитора или недостаточности его имущества.
Подытоживая вышеизложенное, мы наблюдаем, что субсидиарная ответственность является прямым отражением деликтной ответственности за причинение убытков, то есть, специальным деликтом по отношению к генеральному. Мы видим, что правила привлечения к ответственности по поводу возмещения вреда, презюмирование противоправности деяния и вреда, а также наступление ответственности за неправомерные действия (пока не доказано иное — это следует из п. 2 ст. 61.12 Закона, абз. 2 п. 16 Постановления № 53), — практически идентичны, тогда как отличительными особенностями являются наличие правовых презумпций и размер долгов (при субсидиарной ответственности размер убытков равен размеру долгов перед кредиторами, а при деликтной ответственности — всей сумме причинённых организации убытков).
Литература:
- Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ // КонсультантПлюс [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru (дата обращения: 01.04.2025)
- Постановление Президиума ВАС РФ от 24.04.2012 № 16404/11 по делу № А40–21127/11–98–184 (дело Parex bank) // СПС «КонсультантПлюс» [сайт]. — URL: https://www.consultant.ru (дата обращения: 01.04.2025).
- Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2021): [утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 10 ноября 2021 года] // Официальный сайт Верховного Суда РФ. — URL: https://vsrf.ru (дата обращения: 01.04.2025).
- Auchatov A. Durchgriffs- und Existenzvernichtungshaftung im deutschen und russischen Sach- und Kollisionsrecht., Mohr Siebeck, 2009. S. 94; Heidemann T. Die GmbH in der Russischen. GmbHR 2002. S. 732.
- Алейникова В. В. Ответственность руководителей и страховые механизмы их защиты. М.: Исследовательский центр частного права имени С. С. Алексеева при Президенте Российской Федерации, 2018. 267 с.
- Алекперов Д. С. оглы. Соотношение правил о субсидиарной ответственности при банкротстве и генеральном деликте // Арбитражные споры. 2023. N 4. С. 150–168.
- Давудов Давуд Ахмедович, Радийчук Константин Юльевич Доктрина «Cнятия корпоративной вуали» в США и России: природа и проблемы правоприменения // StudNet. 2020. № 10. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/doktrina-cnyatiya-korporativnoy-vuali-v-ssha-i-rossii-priroda-i-problemy-pravoprimeneniya (дата обращения: 31.03.2025).
- Егоров А. В., Усачева К. А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства — неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративной вуали // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2013. № 12.
- Егоров А. В., Усачева К. А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства — неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова. С. 6–61.
- Рыков И. Ю. Субсидиарная ответственность: тенденции современного менеджмента. 2-е изд. [Электронное издание]. М.: Статут, 2019. 195 с.
