Реальная действительность фиксируется в языке различными способами. Каждый представитель определенного народа оперирует языковыми элементами в соответствии со своей индивидуальной картиной мира, расставляя доминантные маркеры. Язык как знаковая система консервирует архаичные культурные данные, дает возможность последующим поколениям анализировать мировоззрение предков, выделяя наиболее важные черты коллективного опыта и знаний, формирует языковую картину мира народа.
Ю. Д. Апресян подчеркивал донаучный характер языковой картины мира, называя ее наивной картиной. Именно наивная картина мира отражена в языке. Она складывается как ответ на практические потребности человека, как необходимая когнитивная основа его адаптации к миру. Наивная картина мира обыденного сознания, в котором преобладает предметный способ восприятия, имеет интерпретирующий характер. Язык, фиксируя коллективные, стереотипные и эталонные представления, объективирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и делает ее доступной для изучения. Наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные» [1, с. 187].
С точки зрения эффективности изучения ментальности и языкового сознания народа лингвистические исследования фольклора представляются наиболее информативными и результативными; устное народное творчество, зафиксированное в письменной форме, является результатом творчества отдельного человека, отражающим, однако, массовое мировоззрение определенной общности людей.
А. Т. Хроленко подчеркивает, что для фольклорного текста характерна коннотативность, в которую включается, помимо индивидуально-эмоционального комплекса, сопровождающего для человека почти каждое используемое слово и отмечаемого и за пределами народного творчества, так называемый ассоциативный тезаурус, обусловленный всей системой фольклорного мира и его языка [3, с. 107].
При лингвокогнитивном исследовании языка устного народного творчества можно говорить о фольклорной картине мира, под которой подразумевается «особая фольклорная реальность, выраженная с помощью языка традиционного народного творчества» [2].
Основная проблема данной статьи — соотношение языков и культур калмыков (монголоязычного народа) и якутов (тюркоязычного этноса), которое рассматривается на материале фольклора.
Целью стал анализ семантической общности элементов фольклорной картины мира калмыков и якутов. В связи с этим актуальность рассматриваемой проблематики характеризуется особым интересом лингвистов к междисциплинарным исследованиям, объединяющим усилия ученых различных научных направлений (психология, антропология, этика, философия, социология и т. д.). Следует особо подчеркнуть, что в современном языкознании отсутствуют работы, посвященные сопоставительному изучению базовых концептов картины мира, репрезентирующих специфические и универсальные когнитивные черты калмыцкой и якутской лингвокультур.
В последнее время активно разрабатываются вопросы, связанные со структуризацией языковой картины мира калмыков (см. работы Г. Ц. Пюрбеева, Т. С. Есеновой, В. О. Имеева, Э. У. Омакаевой, О. К. Мушаевой, Ж. Н. Цереновой и др.).
Материальная и духовная культура якутов детально рассматривается во многих работах (см. исследовательские труды Е. А. Кулаковского, Г. В. Ксенофонтова, И. С. Гурвича, И. В. Константинова, Н. А. Алексеева, А. Н. Гоголева, Е. Н. Романовой, Р. И. Бравиной, К. Колодезникова, З. С. Семеновой, Л. Л. Габышевой и др.). Смежные лингвистические работы по данным языкам, рассматривающие межкультурную коммуникацию, отсутствуют.
В научной литературе имеются достоверные сведения об этнической общности калмыков и якутов. Известно, что ойраты, предки калмыков, боролись за главенство над всей Монголией и громили китайские армии. В кочевое объединение, возглавляемое ими, тогда входили как саяно-алтайские народы, так и хоринцы и среднеазиатские кыргызы. Не исключено, что среди них могли быть и предки саха. Наиболее ранние исследователи саха утверждали, что они отделились либо от калмыков-джунгар, либо от монголов [4].
Якуты — самый северный скотоводческий народ с особым хозяйственным укладом, материальной и духовной культурой. По сравнению с другими тюркоязычными народами Сибири, они характеризуются наиболее сильным проявлением монголоидных черт, окончательное оформление которых происходило в середине 2-го тысячелетия нашей эры на реке Лене.
В состав калмыков входил род соха/сохад, который связывают с якутами-саха [5]. Имя этого племени кереитов можно увидеть в имени рода саху — каракалпакского племени ашамайлы, которые считаются частью кереев [6]. Что касается кереитов — могущественное объединение кочевых племен на территории Монголии в XII в., то одни ученые видят в них тюркоязычных, другие считают их монголоязычными [7]. Поэтому не исключено, что в этногенезе саха могли принимать участие издавна тюркоязычные группы, которые долгое время находились под монгольским господством.
В результате ретроспективного анализа исторических преданий народов Якутии можно сделать вывод о том, что были также небольшие группы из представителей монгольских племен угулээтов, сортолов, хатыгынов, бекри (меркитов), когда-то бежавших от своих феодалов в свободный край. Все они, за исключением хоро, приняли участие в этногенезе тунгусов, и лишь затем были ассимилированы саха. Следовательно, освоение тунгусами территории Якутии, в ходе которой происходил этногенез эвенков и эвенов — результат проникновения южных групп, в котором активное участие принимали выходцы из монгольских племен.
Якутский язык сложился на основе тюркского с некоторым элементом монгольского. Частично в нем имеются и корни лексики местных народов Якутии; современный якутский язык имеет много слов, проникших из русского языка или через него. Это обусловлено тем, что с первых же лет общения с русскими в якутский обычай входило множество предметов и понятий, терминов культуры, ранее неизвестных якутам. Названия их осваивались якутами в своем фонетическом оформлении, и они постепенно входили в словарный состав их языка как «свои слова» [8].
Якутский ребенок с малых лет знал, что нельзя плевать в огонь, играть охотничьими трофеями (булдунан оонньоомо), проливать молоко, указывать пальцем в могилу, свистеть в лесу, мыться перед огнем… Все эти запреты сопровождались словом «аньыы» (грех). «Шаркать ногами о землю — грех, — читаем, например, в книге И. Худякова: «Стоять, упираясь протянутою рукою в стену или в дверь, — грех. Потягиваться перед человеком — худо (как собака). Сидеть, схватившись руками за затылок, — грех» [9].
В калмыцкой лингвокультуре прослеживается сходное табуирование некоторых действий, которые определялись лексемой «нюл» (грех) или «му йор» (плохая примета): нельзя было скрещивать руки на груди; обхватывать колени сидя; плевать на землю; заливать огонь водой; петь или плакать ночью в постели и т. д.
Якутская речь, как и калмыцкая, изобиловала пословицами и поговорками, изречениями, посредством которых формировалось этническое сознание юношей и девушек, закладывались именно те национально-специфические черты, которые так интересуют ученых-лингвистов сегодня.
«Якутские пословицы и поговорки служили устным кодексом правовых, моральных и религиозных взглядов бесписьменного якутского народа, — писал в своей книге фольклорист Н. Емельянов, — то есть выступали в роли регуляторов социальных норм поведения» [10].
В калмыцком паремиологическом фонде немало тематических групп, классифицирующих представления народа о том или ином понятии реальной действительности.
Хотелось бы особо отметить важность родоплеменных отношений и преемственности поколений в калмыцкой лингвокультуре, что подтверждается такими пословицами, как: Садта күн җирһдг, салата модн бүчрлдг — Человек с многочисленной родней благоденствует, дерево с развилинами густо ветвится; Садта күүнәс савҗд һардг уга — У человека, который имеет родню, не возникают непреодолимые препятствия; Садта күн — санамр — У кого есть родня, тот спокоен; Садта күн — салата модн — Человек с многочисленной родней, что ветвистое дерево [11].
С другой стороны родственные связи крепки при определенном отдалении, свидетельством могут служить следующие единицы — в якутском фольклоре существует такая пословица: Пусть поближе вода, пусть подальше родня, сходная по смыслу с русской поговоркой, которая касается родственников: «Чем дальше, тем ближе». Находим параллель и в калмыцком фольклоре: Төрл-садна холнь сән, түлән усна өөрхнь сән — Родственники хороши, когда находятся подальше, а топливо и вода — когда находятся поблизости [11].
Традиционный способ хозяйствования указанных народов нашел отражение в пословицах. Особое значение скотоводческих реалий для народов-кочевников прослеживается в следующих фольклорных единицах: Если есть у скота загон — хорошо, если есть у людей закон — хорошо (якутск.); Неправда правду вряд ли подомнет, вода над маслом вряд ли поплывет (якутск.) [10]; Мал теҗәхлә амн тоста — Если ухаживать за скотом, так и рот будет в масле (калм.); Өвсн уга мал уга, мал уга хот уга — Без сена нет скота, без скота нет пищи (калм.) [11].
Существование за счет взращивания нескольких видов домашнего скота при практически полном отсутствии возделывания земли объединяют хозяйственные культуры калмыцкого и якутского народа, которые с этой точки зрения противопоставляются культуре русской.
Фольклорная картина мира имеет свой собственный пространственно-временной континуум, характеризующийся чертами, которые свойственны только фольклорной реальности.
Следует особо отметить философское отношение ко времени, как к цикличному процессу присутствует у обоих народов, приведем примеры: Кто сейчас смеется, тот заплачет потом (якутск.); Что с ветром пришло, на ветер же уйдет (якутск.) [10]; Цаг негәр йовдг уга, цәкрм цаһанар бәәдг уга — Время течет, изменяется, ирис белым не остается (калм.); Цәкллһн негәр болдг уга, цаг негәр бәәдг уга — Молния никогда не бывает одинаковой, время не остается неизменным (калм.) [11].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что традиционные культуры калмыков и якутов, языки которых ныне считаются разносистемными, бесспорно, имеют сходные когнитивные черты, может быть, обусловленные историко-этнической общностью в далеком прошлом, а также длительным контактированием с русским народом на территории Российской Федерации.
Литература:
1. Апресян Ю. Д. Избранные труды: В 2-х т. М., 1995. Т.1.
2. Петренко О. А. Народно-поэтическая лексика в этническом аспекте (на материале русского и английского фольклора): Автореф. дис. … канд.филол.наук. Орел, 1996. 18 с.
3. Хроленко А. Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж: ВГУ, 1992. 137 с.
4. Иванов В. Ф. Историко-этнографическое изучение Якутии XVII-XVIII вв. М.: Наука, 1974. 286 с. С. 20–21.
5. Эрдниев У. Э. Калмыки. Историко-этнографические очерки. Элиста: Калмыцкое кн. изд-во, 1980. 284 с. С. 24.
6. Жданко Т. А. Очерки исторической этнографии каракалпаков. М.-Л.: Изд. АН СССР, 1950. 172 с. С. 122.
7. Румянцев Г. Н. Происхождение хоринских бурят. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1962. 240 с. С. 37.
8. Кулаковский А. Е. Научные труды. Якутск: Кн. изд-во, 1979. 484 с. С. 102–106.
9. Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа / Под ред. В. Г. Базанова. Л.: Наука, 1969. 438 с.
10. Сборник якутских пословиц и поговорок / Сост. Н. В. Емельянов. Якутск: Кн. изд-во, 1965. 246 с.
11. Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая / Сост. Б. Х. Тодаева. Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2007. 839 с. С. 205, 569, 67.
