Цель данной работы — исследуя жанровую организацию речевого общения врача и пациента, представить этический портрет врача. Статья выполнена на материале произведений писателей-врачей конца XIX — первой четверти XX века А. П. Чехова, В. В. Вересаева, М. А. Булгакова, а также писателей-врачей эпохи советского времени Н. М. Амосова, Ю. З. Крелина, Ф. Г. Углова.
Медицинская темапрослеживается в русской литературе с XVIII века. В эпоху просвещения поэтов и писателей интересовала танатология (от др.-греч. θάνατος — смертьи λόγος — учение) — учение о смерти, связь души и тела, смерть и бессмертие (В. А. Майков «Ода преосвященному Платону о бессмертии души в рассуждении бесконечных наших желаний»; Г. Р. Державин «Бессмертие души»; А. Н. Радищев «О человеке, его смертности и бессмертии»; Н. М. Карамзин «Прощание», «На смерть князя Г. А. Хованского» и др.), причём для произведений этого времени не является характерным описание анатомических или физиологических подробностей заболеваний.
В XIX веке создаются произведения, связанные с появлением «русской физиологической школы» и последующим становлением реализма как магистрального направления в русской литературе. Начиная с 1840-х годов, литературные изображения болезней и умирания обусловливаются популяризацией научной медицины. К числу писателей, затрагивающих темы предсмертных и болезненных состояний, принадлежат А. И. Герцен «Доктор Крупов»; В. И. Даль «Мёртвое тело»; И. С. Тургенев «Отцы и дети», «Смерть»; Н. С. Лесков «На ножах»; Л. Н. Толстой «Смерть Ивана Ильича» и др. Несмотря на распространение научных идей, в литературных текстах, за исключением детализации телесно-физиологических подробностей, не представляется этиология заболевания, не описываются симптомы, отсутствуют профессиональные диалоги.
Медицинская тема продолжает оставаться актуальной и на рубеже XIX — XX веков, причём многие писатели данного периода отдают предпочтение традициям танатологической прозы (Ф. М. Достоевский «Записки сумасшедшего», «Братья Карамазовы»; Л. Н. Толстой «Три смерти»; В. М. Гаршин «Красный цветок»; Л. Андреев «Красный смех» и др.). В творчестве названных авторов наибольшее внимание уделялось описанию заболеваний, имеющих психологический и психиатрический характер, где картина болезни связана с сознанием человека и с его душой.
Литературный период рубежа XIX — XX веков и первой четверти ХХ века отмечен также появлением феномена профессионального письма. В данное время появляются произведения А. П. Чехова, В. В. Вересаева, М. А. Булгакова. Имея профессиональное медицинское образование, эти авторы являлись в обществе полноправными литераторами. Их произведения вошли в число литературных трудов, составляющих золотой фонд русской классической литературы.
В период социалистического реализма литературный процесс связывался с определённым социальным заказом, который просматривался в описании производственного процесса. В художественных текстах вместо лирических отступлений, характерных для произведений классической литературы, появляется фактический материал, повествующий о личном профессиональном опыте героев. Занимаясь писательской деятельностью, Н. М. Амосов, Ю. З. Крелин, Ф. Г. Углов оставались, в первую очередь, превосходными врачами. Уровень их художественного таланта был ниже по отношению к основной профессии. Цель их литературного труда — рассказать об интересных случаях из практики, описать социальную среду, в которой формировались производственные отношения внутри трудового коллектива.
Несмотря на широкий круг писателей, интересующихся медицинской темой, русская литература располагает довольно ограниченным списком авторов, одновременно занимающихся литературным творчеством и врачебной деятельностью. Интерес к произведениям А. П. Чехова, В. В. Вересаева, М. А. Булгакова, Н. М. Амосова, Ю. З. Крелина, Ф. Г. Углова определён не только медико-биографической направленностью сюжета, но и тем, что «изображение медицинской профессии в русской литературе в существенной степени определяет представление не только о медицине, но и самом русском обществе» [1, с. 11].
Исследуя жанровую организацию речевого общения врача и пациента, отметим, что включённыевсистему «паспорта» речевого жанра концепции говорящего и адресата рассматриваются с учётом социально-статусных характеристик, основанных на парадигме свой/чужой; старший — равный — подчиненный; авторитетный — неавторитетный; имеющий — не имеющий полномочий [3, с. 15; 4, с.89].
Анализ речевых жанров, извлечённых из произведений А. П. Чехова, В. В. Вересаева и М. А. Булгакова, свидетельствует о том, что пациент находится в подчинённой позиции по отношению к врачу, причём отношения подчинённости следует рассматривать не как социальные, а как сакральные (от лат. sacrum — священное). Данная точка зрения объясняется культурно-религиозными обстоятельствами, в соответствии с которыми в то время образ доктора воспринимался человеком как образ Бога-Вседержителя — вершителя человеческих судеб. В древних культурах — египетской, иудейской, греческой, византийской — способность врачевать свидетельствовала о «божественной» избранности человека и определяла его элитное, как правило, жреческое положение в обществе. Православная христианская религия повлияла на развитие древнерусской медицины. По примеру Византии в монастырях и церквах Киевской Руси монахи занимались лечением больных. Поэтому в русской христианской традиции в безнадежных, трагических ситуациях принято приходить в Храм и просить помощи у Спасителя, ибо жизнь и смерть человека зависит от воли Господа. Обращаясь к врачу и доверяя ему свою жизнь, пациент как от Бога ждёт от доктора проявления безграничных возможностей и сотворения чуда.
Процесс сакрализации образа врача со времён античности и до начала ХХ века сопровождался использованием по отношению к врачевателю различных языковых средств (эпитетов, разного рода обращений, особых лексико-грамматических форм), а также невербальных компонентов. В исследуемых текстах художественной литературы конца XIX — первой четверти XX (в речевых жанрах мольбы и благодарности), присутствуют факты обожествления врача посредством употребления императива в форме единственного числа в сопровождении паралингвистических средств: жеста коленопреклонения или целования рук. Например: — Доктор, голубчик! Дорогой! — в экстазе твердила мать. — Вы понимаете ли, что вы для меня сделали?.. Нет, вы не поймете!.. Господи, как мне вам сказать?.. Когда я буду умирать, у меня в голове один вы будете! Вы не знаете, я дала обет скорбящей божией матери…Как мне вас отблагодарить, я навеки ваша должница неоплатная!.. Доктор!.. Простите…И она хватала мои руки, чтобы целовать их…(Вересаев, Записки врача); Мать вдруг автоматическим движением передала девочку бабке и стала передо мною на колени. — Дай ей капель, сказала она и стукнулась лбом в пол, — удавлюсь я, если она помрёт (Булгаков, Стальное горло).
Образ доктора в речевых жанрах произведений советской эпохи также характеризуется подчинённой позицией, однако отношения подчинённости здесь не являются сакральными, поскольку при изменении социально-экономической формации (переход к социализму), следствием которого явилась смена научных парадигм; секуляризация и становление общества массового атеизма привели к постепенному вытеснению религиозных устоев из общественной и личной жизни. В этот исторический период доктора перестали воспринимать как Спасителя, наделив его качествами «обычного» человека, грамотно выполняющего свои профессиональные обязанности. Подчинённость в данном случае обусловлена изначально высокой социальной ролью, поскольку профессия врача считалась авторитетной и престижной.
Несмотря на то, что инициатива обращения к врачу исходит от пациента, «ведущим» в диалоге является врач, который воспринимается как «хозяин» положения, владеющий необходимой научной медицинской информацией, а также информацией, принадлежащей комплексу социальных и личностных факторов, относящихся к пациенту. По мнению В. В. Журы, отношения адресанта и адресата (врача и пациента) определяются «…социальной ролью, харизматической властью (личностные характеристики врача) и эскулаповой властью (специальные теоретические знания, практические навыки и умения)» [2, с.11]. В речевых жанрах, организующих высказывание врача (в разновременных литературных источниках), отмечаем применимость компонента «на равных». Чтобы представить позицию адресанта, произведём небольшой экскурс в историю медицинской науки. Так, исторические данные демонстрируют тот факт, что отношения равности между врачом и пациентом определяются моральными принципами медицинской этики, которая включает в себя несколько моделей.
Впервые моральные принципы, которых должны были придерживаться врачи в отношении больных, в общих чертах были сформулированы ещё до Гиппократа (около 460–377 гг. до н. э.). В течение ряда веков она существовала в виде устного предания, передаваемого от одного поколения врачей к другому. Дополненное Гиппократом первое литературное оформление «Клятвы» было сделано лишь в III веке до н. э. «Клятва» вошла в «Гиппократов сборник», после чего в широких кругах её стали называть именем Гиппократа.
Второй исторической формой врачебной этики стало понимание взаимоотношений врача и пациента, которое сложилось в Средние века. Нравственное отношение к пациенту понималось как необходимое условие всего лечебного процесса. Если в гиппократовской модели медицинской этики завоёвывается социальное доверие пациента, то средневековая европейская модель представляла собой учёт эмоционально-психических особенностей личности, признание глубины её душевно-духовных контактов с врачом и включённости этих контактов в лечебный процесс. Эта модель взаимоотношений врача и пациента получила название «патерналистской» («отцовской», «родительской»). Отношения между врачом и пациентом в данном случае напоминают отеческое отношение родителя к ребёнку или священника к прихожанину (священник традиционно именуется отцом или батюшкой, а прихожанин — сыном или дочерью).
При реализации патерналистской модели всю ответственность за диагностические и терапевтические меры, необходимые для восстановления здоровья пациента, врач берёт на себя. Вследствие этого он даёт пациенту выборочно информацию для получения согласия на проведение лечения, которое он как врач считает целесообразным. Пациент выступает при этом в пассивной роли, его участие в принятии решения не требуется или сводится к минимуму. Доминантная роль врача находит отражение в выборе соответствующей коммуникативной стратегии, отвечающей цели коммуникации. При данной модели коммуникативная стратегия подчёркивает статусно-ролевой характер интеракции с апелляцией к авторитету врача. Патерналистская модель господствовала в медицине на протяжении многих столетий. Современные социокультурные исследования в области медицинской социологии демонстрируют тот факт, что психологическое «взаимоналожение» функций врача, священника, а также родителя является одним из наиболее стойких — едва ли не бессознательных — эмоциональных комплексов, определяющих взаимоотношения врачей и их пациентов.
Патерналистская модель проявляет себя в примерах речевого жанра утешения, когда говорящий (доктор), проникаясь сочувствием к переживаниям пациента, пытается эмоционально воздействовать на него. В таких случаях врач прибегает к реализации прагматической тактики проявления эмпатии и ободрения, обращаясь к пациенту на ты ивыражая, таким образом, сопричастность личной сфере больного. Например: Тихонько, тихонько…потерпи, — говорил я,осторожно прикладывая руки к растянутой жаркой и сухой коже (Булгаков, Крещение поворотом); — Будь поспокойнее. Жива. Будет, надеюсь, жива. Только, пока трубку не вынем, ни слова не будет говорить, так не бойтесь (Булгаков, Стальное горло).
Трагические либо крайне нежелательные обстоятельства или события, которые иногда сопровождали адресата (пациента), например, смерть близкого человека, также вызывали у говорящего (доктора) сострадание и нацеливали его на закономерную реакцию — оптимизацию эмоциональной сферы слушающего. Формальными средствам объективизации утешения в подобных ситуациях выступают: 1) императивная форма глаголов со значением ‘эмоционального состояния человека’ успокаиваться, атакже глагол перестать в императивной форме (перестаньте!), включающий сему ‘категоричность’:перестаньте! = хватит! Использование императивной лексики сопровождается невербальными актуализаторами. Например: — Умерла?! — захлебнулся он, и вдруг, глядя на меня остановившимися, выпученными глазами, быстро, коротко зарыдал, словно залаял; он как будто не мог оторвать взгляда от моих глаз, трясясь и рыдая этим странным, отрывистым, похожим на быстрый лай рыданием. — Успокойтесь… ну, что же делать! — сказал я, кладя ему руку на рукав (Вересаев, Записки врача).
Прагматический подход к исследованию речевого жанра утешения позволяет выявить широкую речевую вариативность выражения утешения в художественных произведениях писателей-врачей советского периода. Отметим, что в отличие от речевого жанра утешения, представленного в произведениях авторов конца XIX — первой четверти XX века, в данном случае наблюдается целый ряд примеров, в которых говорящий (доктор) ориентируется на личностные характеристики адресата (уровень культуры, знаний, интересов, социальный статус). Врач учитывает тот факт, что отношение к патологическому процессу у пациентов различно и зависит от эмоционально-психологического склада и ценностно-мировоззренческой культуры человека. Нередко в речевом взаимодействии с больным доктор использует элементы языковой игры — фразеологические обороты и логоэпистемы, употребление которых в речи доктора определяется их выразительностью, большой эмоциональной и фатической силой, а также устойчивые выражения, направленные на подбадривание адресата для оказания положительного воздействия на развитие ситуации общения: возьмите себя в руки; не принимайте близко к сердцу; не обращайте на это внимания. Например: — Возьмите себя в руки. Не надо так убиваться. Ведь ничего страшного не произошло (Углов, Сердце хирурга). Следует подчеркнуть, что чувство сопереживания передаётся с помощью лексических единиц, в семантику которых входит указание на невербальный акт касания. Например: — А что вы, деточка, такой мрачный, если все боли прошли? Ну, я понимаю, разумеется, не единым отсутствиемболей жив человек, но тем не менее ох как мешают они жить… Яков Григорьевич уже сидел на краю кровати, накрыв руку больного своей хоть и старой, но теплой, дружелюбной ладонью (Крелин, Суета). Утешение связывается с его особой значимостью для русского языкового сознания, проявляющегося в сострадании к другим людям, активном стремлении принести облегчение и успокоение, ослабить страдание и вселить надежду на скорое выздоровление.
Проанализированные речевые жанры, извлечённые из произведений писателей-врачей, служат утверждением того факта, что профессия врача имеет характер особого служения. К ценностным постулатам и нормам медицинской специальности причисляется образованность, бескорыстность, эмпатия (способность сопереживать), самоотверженность, правдивость, гуманизм, умение организованно воздействовать на психическую сферу пациента.
Литература:
1. Богданов К. А. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры XVIII–XIX веков / К. А. Богданов. — М.: ОГИ, 2005. — 504 с.
2. Жура В. В. Дискурсивная компетенция врача в устном медицинском дискурсе: автореф. дис. на соискание учёной степени доктора филол. наук: спец. 10.02.19 «теория языка» / В. В. Жура. — Волгоград, 2008. — 29 с.
3. Карасик В. И. О типах дискурса / В. И. Карасик // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. — Волгоград: Перемена, 2000. — С. 5–20.
4. Формановская Н. И. Эмоции, чувства, интенции, экспрессия в языковом и речевом выражении / Н. И. Формановская // Избранные статьи разных лет (юбилейный сборник). — М.: Информационно-учебный центр государственного университета русского языка им. А. С. Пушкина, 2007. — С. 85–95.
