«С окончанием «холодной войны» мы оказались в ситуации, которую Международный Институт Стратегических Исследований определил как «новые измерения безопасности»: региональная стабильность, национализм, фундаментализм, взаимоотношения Севера и Юга, новые риски этнического, религиозного, социального, экономического, экологического характера и бесконечное множество иных возможных кризисов и проблем, лавина «мелких» вызовов, сменившая собой нависавшую на миром угрозу Третьей мировой войны»
Проф. Бо Халт,
(Выступление на Семинаре в Аммане, октябрь 1998 г.)
Когда в начале 1990-х гг. пала Берлинская стена, перед миром, казалось, были открыты новые яркие горизонты. Перспектива значительного сокращения национальных военных бюджетов, ставшая залогом мира, позволила использовать высвобождаемые при этом ресурсы для решения иных вопросов — развития здравоохранения, образования, охраны окружающей среды и т. п., которые уже давно требовали внимания всего человечества и воспринимались многими как «реальные» проблемы, в отличие от соперничества времен «холодной войны». Однако на деле разлом «шельфового льда холодной войны» принес человечеству намного больше беспокойства, чем ожидалось. Ослабевание противостояния в «холодной войне» повлекло за собой дисфункцию системы международной безопасности. На смену относительной стабильности пришла «сравнительная нестабильность» с ее новыми угрозами и вызовами, многие из которых, впрочем, при ближайшем рассмотрении оказались застарелыми проблемами, вновь обратившими на себя внимание мировой общественности: распространение ядерного оружия, национализм, этнические и религиозные конфликты, организованная преступность, массовая миграция как результат войн или крушения государств…
В разных частях бывшего Советского Союза вспыхнули многочисленные внутренние вооруженные конфликты [2]; провозглашение независимости составными частями Федеративной Республики Югославия довольно быстро привело к началу военных действий и этнических чисток; происходит интенсификация столкновений между враждующими фракциями в Сомали, Анголе, Либерии и других странах Африки; давняя ожесточенная межплеменная вражда приводит к ужасающему по своим последствиям геноциду в Руанде. Как отметила доктор М. Калдор, «новые войны» 1990-х гг. по всем признакам отличались от «старых войн». Войны, которые стали результатом слабости ряда государств и явного их развала изнутри, вместо войн, начинавшихся из-за стремления к мировой гегемонии. В ряде случаев государство оказалось смертельно ослабленным, его монополия на насилие подверглась дроблению, государственная власть пришла в упадок, а территория сузилась до размеров анклава, расположенного вокруг его столицы. Профессиональные армии подверглись дезорганизации и распаду и были заменены частными силами безопасности, гражданским ополчением и преступными группировками, набирающими в свои ряды детей-комбатантов [1]. Исчезли правила и стерлись различия. Наибольшее число человеческих потерь было среди гражданского населения. Вооруженные люди более не носили форменную одежду, обозначающую их принадлежность к регулярной армии, не было линии фронта, деления на комбатантов и гражданское население, государственное и частное, войну и мир [4].
Совет Безопасности ООН, фактически недееспособный в годы «холодной войны» из-за политической безысходности в условиях жесткого противостояния между Западом и Востоком и частого использования или угроз использования права вето, внезапно получил возможность более активного решения вопросов мира и безопасности. Благодаря вновь обретенному взаимопониманию между пятью его постоянными членами появилась уникальная возможность учреждения новых миротворческих операций там, где раньше этого просто нельзя было сделать ввиду глубокой политической конфронтации, царившей в мире. Количество дислоцированных в миссиях миротворцев ООН выросло с 10 тысяч в 1988 г. до почти 80 тысяч к концу 1993 г. Однако стремительно поднявшись, ООН незаметно для себя вышла за пределы своих возможностей.
В 1992 г. по поручению Совета Безопасности тогдашний Генеральный секретарь ООН представил доклад под названием «Повестка дня для Мира», в котором подверглась пересмотру сама роль Организации в поддержании мира, миротворчестве и миростроительстве. Отправной точкой доклада стал Устав ООН и, среди прочих предложений, Генеральный секретарь рекомендовал Совету Безопасности пересмотреть положения ст. 43 Устава, по которой государства-члены обязаны предоставить в распоряжение Организации вооруженные силы, военную помощь и средства обслуживания для достижения целей, указанных в ст. 42 документа.
«Повестка дня для Мира» обсуждалась членами Организации на протяжении 1992–1993 гг., но международное сообщество так и не приняло по вынесенным на обсуждение предложениям эффективное решение, которое подразумевало бы одновременное возвращение к Уставу, каким его видели основатели Организации, и формирование сложной и комплексной системы правомочий ООН по учреждению разных типов миротворческих операций широкого спектра: от превентивных акций до принуждения к миру, — окончательное решение о которых принималось бы Советом Безопасности ООН [3].
Отказавшись принять курс действий, предложенный Генеральным секретарем, государства — члены ООН фактически подтвердили свою неготовность поддержать концепцию коллективной безопасности, предусмотренную Уставом. Вместо этого они решили принять существующие реалии, придерживаясь и дальше методов и условий развертывания ad hoc миротворческих сил в зоне конфликта, осознавая постоянно растущую роль добровольных коалиций и тенденции регионализации миротворческих операций. В то же время мир продолжал меняться, и на фоне этих изменений росли проблемы безопасности.
Настоящим бурлящим котлом конфликтов и катаклизмов в 1990-е гг. становится Африка. Только в 1996 г., согласно докладу Генерального секретаря ООН, 14 из 53 государств континента были поражены вооруженными конфликтами, результатом которых стало более половины от мирового количества людских потерь, связанных с войной, а также свыше 8 миллионов беженцев, вернувшихся и перемещенных лиц [6]. Сочетание множества внешних и внутренних факторов, в частности, массовое распространение легкого стрелкового оружия, ситуации полного беззакония, жадность полевых командиров и жесточайшие распри между враждующими фракциями (племенами), вкупе с опустошительным воздействием заболевания ВИЧ/СПИД создали такой уровень незащищенности, который значительно затруднил прогресс в области устойчивого развития, сферах здравоохранения, образования, борьбы с нищетой, развития прав человека и построения правового государства. Снижение финансирования ООН государствами-членами после окончания «холодной войны» привело к дефициту ресурсов, политических и материальных, которые были необходимы для наведения порядка в Африке. Одновременно с этим метод привязывания процесса оказания помощи к внутренним политическим реформам еще более ослабил некоторых африканских политических лидеров, что привело к эскалации нестабильности.
В рамках более крупного южно-африканского региона доступность огнестрельного оружия стала закономерным последствием продолжавшихся несколько десятилетий конфликтов, обусловленных процессами деколонизации и во многом совпавших с ними. На прошедшем в 1998 г. в Аммане (Иордания) семинаре было отмечено, что вчерашние политические символы освобождения стали экономическими инструментами преступности и насилия, вследствие чего Африканский континент превратился в огромный рынок легкого стрелкового оружия, в границах которого государственный контроль над распространением такого оружия стал скорее исключением, нежели правилом. Ресурсы, которые следовало бы направить на обеспечение усилий по устойчивому развитию, вместо этого часто использовались для оказания гуманитарной помощи беженцам и жертвам войны.
Легковооруженных миротворцев направляли для поддержания мира в такие регионы, где мир попросту нельзя было поддерживать ввиду его элементарного отсутствия. Зачастую перед миротворческими контингентами ставились плохо определенные цели и задачи. Двусмысленные положения мандатов миротворческих операций не содержали в себе четкой и ясной терминологии. Не имелось достаточных для выполнения поставленных задач человеческих и материальных ресурсов.
Так, ввиду отсутствия каких-либо государственных органов в Могадишо (Сомали) для местного населения не существовало иных форм безопасности, кроме тех, которые обеспечивались силой оружия. Конвои ООН подвергались нападениям и грабежу, транспортировка гуманитарной помощи с территории, подвластной одному военачальнику, на территорию другого осуществлялась только после дачи взятки, сами предметы гуманитарной помощи расхищались и продавались на черном рынке.
В столицах некоторых государств произошли трагические инциденты, нанесшие значительный ущерб процессу международного политического урегулирования. Потери, понесенные бельгийскими солдатами в Кигали (Руанда) и американскими военнослужащими в Могадишо, привели к тому, что ряд государств Европы и Северной Америки сняли с себя обязательство по дальнейшему поддержанию мира в Африке. События, в которые были вовлечены канадские подразделения в Сомали и голландские войска в Сребренице (Босния), оказали аналогичное воздействие на правительства указанных государств с точки зрения формирования негативного отношения к вопросам перспектив участия в международных миротворческих процессах.
В свете изложенного доктор Ф. Олонисакин отметила, что «с учетом того обстоятельства, что Африка более не имеет стратегического значения для великих держав, многие африканские конфликты, разразившиеся в период после «холодной войны», не являлись выражением внешних по отношению к Африке вызовов и развивались сами по себе в условиях отсутствия соперничества сверхдержав… В то время, как весь мир, не вмешиваясь, наблюдал со стороны, конфликты разрастались. Страны в отдаленных регионах планеты не желали предоставлять военные подразделения и технику для урегулирования конфликтов в Африке, поскольку эти конфликты никак не влияли на их национальные интересы» [5].
Ретроспективный анализ событий последнего десятилетия XX века показывает, что традиционные операции ООН по поддержанию мира фактически не являлись подходящим для разрешения региональных конфликтов инструментом в рамках нескольких миссий, учрежденных Советом Безопасности ООН, однако в самом начале 1990-х гг. альтернативных инструментов мирного урегулирования попросту не существовало. Ни одна региональная организация в то время не была в состоянии организовать и провести жизнеспособную миротворческую операцию. Единственная дееспособная на тот момент в военном отношении региональная организация — НАТО — еще не успела скорректировать свою политику и занять позицию, отвечающую реалиям международной ситуации после «холодной войны». Новые измерения международной безопасности постконфликтного периода оставались нечеткими и не вполне понятными.
Литература:
1. Зверев П. Г. Дети-комбатанты: проблема определения правового статуса // Вестник КЮИ МВД России: научно-теоретический журнал. — Калининград: изд-во КЮИ МВД РФ, 2005.
2. Зверев П. Г. Межнациональные конфликты сквозь призму международного права // Материалы международной научно-практической конференции «Балтийский юридический форум «Закон и правопорядок в третьем тысячелетии». — Калининград: изд-во КФ СПбУ МВД РФ, 2012. — С. 118–120.
3. Зверев П. Г. Типы миротворческих операций в условиях реформы Организации Объединенных Наций // Правовая наука. — 2013. — 8 (23). — С. 3–5.
4. Kaldor M. New and Old Wars: Organized Violence in a Global Era. — L.: Polity Press, 1999, pp. 2–3.
5. Peacekeepers, politicians and warlords: The Liberian Peace process / Abiodun Alao, John Mackinlay and 'Funmi Olonisakin. — United Nations University Press, 1999, pp. 3–12.
6. The Causes of Conflict and the Promotion of Durable Peace and Sustainable Development in Africa, Report of the Secretary-General, A/52/871-S/1998/318, of 13 April 1998, para. 3.
