В статье рассматриваются вопросы реализации презумпции вменяемости уголовного закона. Анализируется место и роль презюмируемого предположения, в экономии деятельности правоприменителя.
Ключевые слова:презумпция; законодательство, общественные отношения, уголовно-правовая норма, правоприменитель.
This article deals with the implementation of the presumption of sanity criminal law. Examines the place and role of constructive suggestions in saving activities pravopriminitelya.
Keywords: presumption, legislation, public relations, criminal law norm pravopriminitel.
Законодательное предположение об осознании лицом в момент совершения общественно-опасного деяния фактического характера и общественной опасности своих действий (бездействия) непосредственно связано с презумпцией деликтоспособности в уголовном праве. Прежде всего, это связано с тем, что умение руководить своими поступками напрямую зависит от достигнутого лицом возраста ко дню совершения преступления. Так, вменяемость, наряду с возрастом лица, является условием уголовной ответственности и служит одним из признаков, характеризующих субъекта преступления. Следует сказать, что правовая природа института вменяемости является дискуссионной в теории уголовной и уголовно-процессуальной юридической доктрины. Наиболее дискуссионным вопросом в юридической литературе является отсутствие законодательного определения вменяемости, и каждый исследователь, пишущий о данной проблематике, считает своим долгом предложить свое определение вменяемости в уголовном праве [1]. Представляется, для исследования и анализа вменяемости как специфического законодательного предположения, подойдет общетеоретическое понимание вменяемости, выводимое как противоположность определению невменяемости (ст. 21 УК РФ), которое в большинстве научных трудов определяется как «состояние психики, при котором человек в момент совершения общественно опасного деяния может осознавать значение своих действий и руководить ими и потому способен быть ответственным за свои действия» [2]. Именно конструирование законодателем института вменяемости в уголовном законе с помощью такого исключительного средства законодательной техники, как правовая презумпция, позволяет решить один из важнейших аспектов привлечения лица к уголовной ответственности, связанный с такой категорий, как человеческая психика. Несмотря на отсутствие единого подхода к определению психики, большинство исследователей данного вопроса сходятся в том, что психика — это свойство высокоорганизованной живой материи, которое заключается в активном отражении субъектом (деятельности) объективного мира, в построении субъектом неотчуждаемой от него картины этого мира и регуляции на этой основе поведения и деятельности [3]. Именно сознательная деятельность лица путем нарушения определенных общественных отношений порождает совершение преступления и, как его результат, негативные для государства, общества и личности последствия. Прежде всего, для уголовной ответственности, важен такой аспект психики человека, как сознательность и целенаправленность его действий. С. Л. Рубинштейн полагал, что особенность человеческой деятельности именно и состоит в том, что она является сознательной и целенаправленной, в ней и через нее человек реализует свои цели, объективирует свои замыслы и идеи в преобразуемой им действительности [4]. Таким образом, совершая те или иные действия, человек становится активным субъектом деятельности, априори включаясь в определенные общественные отношения, при этом, будучи активным субъектом, человек занимает определенную позицию относительно других членов общества в целом, относительно социальных ценностей. Тем самым деятельность приобретает иной, особенный аспект, как отмечает С. Л. Рубинштейн, образуя тем самым поведение [5]. Поведение, являясь внешним проявлением действий человека, взаимодействия с окружающей средой приводит к совершению преступления как определенному виду деятельности [6].
Презумпция вменяемости в уголовном праве, являясь нестандартным законодательным предписанием, позволяет правоприменителю более подробно уяснить значение и роль других предписаний. Прежде всего, речь идет о мотиве преступления, который непосредственно связан с деятельностью человека и подлежит обязательному установлению при расследовании преступления (п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ). А. Н. Леонтьев писал, что «деятельности без мотива не бывает; немотивированная деятельность — это деятельность, не лишенная мотива, а деятельность с субъективно и объективно скрытым мотивом» [7]. Тем самым, уголовно-правовая презумпция вменяемости связывает законодательные предписания уголовного и уголовно-процессуального права, расширяя тем самым действие уголовно-правовой нормы о вменяемости и придавая правотворческой деятельности законодателя универсальный характер. Формируя с помощью презумпции уголовно-правовой институт вменяемости, законодатель, интерпретируя предположение об осознании лицом, совершившим общественно-опасное деяние, фактического характера и общественной опасности своих действий (бездействия), преследует цель заметного уменьшения деятельности правоприменителя при расследовании уголовного дела, так как факт вменяемости презюмируются, и в связи с этим предполагаемый факт осознания лицом фактического характера и общественной опасности преступления находится за рамками процесса доказывания. Тем самым, презумпция вменяемости позволяет определить круг лиц, совершивших правонарушение и подлежащих уголовной ответственности, обеспечивая связанное и единообразное применение норм уголовного закона, между собой. Так, например, предположение об осознании лицом, совершившим преступление, его фактического характера и общественной опасности (ст. 19 УК РФ), создает когерентность положений ст. 22 и 23 УК РФ без исключения со всеми нормами Особенной части УК РФ. Таким образом, презумпция вменяемости, согласно воле законодателя, должна обеспечивать согласованность при регулировании общественных отношений и стимулировать правоприменителя на экономию сил и средств при расследовании уголовного дела. Прежде всего, здесь речь идет об отсутствии обязательного назначения для правоприменителя судебно-психиатрической экспертизы с целью установления вменяемости лица, совершившего преступление. Уголовно-процессуальное законодательство обязывает правоприменителя назначить судебно-психиатрическую экспертизу лишь в случае возникновения у него сомнения во вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве у подозреваемого или обвиняемого (ст. 196 УПК РФ). В настоящее время можно с уверенностью говорить о том, что законодательно сконструированный в действующем УК РФ с помощью презумпции институт вменяемости не соответствует реалиям общественных отношений. Практика складывающихся в настоящее время общественных отношений, связанных с совершением преступления, дает основания полагать, что уголовно-правовая презумпция вменяемости в подавляющем большинстве случаев не является достоверным и истинным предположением, и ввиду этого требует от правоприменителя дополнительных затрат, связанных с поиском доказательств. Прежде всего, речь идет о том, что законодательное предположение о вменяемости лица, совершившего общественно-опасное деяние, не соответствует обычному ходу вещей, поэтому его нельзя признать истинным. Следовательно, наличие в уголовном законе презумпции вменяемости не будет соответствовать целям и задачам рационального законодательства, так как на практике усложняет деятельность правоприменителя. В следственной деятельности очень широко распространена практика, согласно которой лицу, совершившему тяжкое или особо тяжкое преступление, независимо от сомнений у правоприменителя в его вменяемости, в обязательном порядке назначается судебно-психиатрическая экспертиза с целью установления его вменяемости в момент совершения общественно-опасного деяния, чем полностью игнорируется презумпция вменяемости, становясь фиктивной нормой уголовного закона. К сожалению, правоприменители неохотно ведут статистику назначения судебно-психиатрических экспертиз по уголовным делам. Можно сказать, норма уголовно-процессуального законодательства — назначать данный вид экспертизы почти в 100 % случаев реализуется при совершении лицом тяжкого и особо тяжкого преступления. Так, согласно статистике Белгородского областного суда, данный вид экспертизы был назначен в 95 % случаев в отношении лиц, совершивших тяжкие или особо тяжкие преступления, при этом, как отмечается в обобщении областного суда, по большому количеству уголовных дел следователями приводилось такое основание: «…поскольку обвиняемый совершил тяжкое или особо тяжкое преступление…» [8]. Таким образом, правоприменитель, как бы перестраховываясь, назначает по делам данной категории судебно-психиатрическую экспертизу, и действительно, лицо, совершившее тяжкое или особо тяжкое преступление, обладает повышенной степенью общественной опасности, поэтому у правоприменителя имеются большие основания сомневаться в состоянии психического здоровья лица, вовлеченного в процесс предварительного следствия, судебного разбирательства или находящегося в месте лишения свободы [9]. Все вышеизложенное, как представляется, не может быть воспринято для обоснования неправильности работы правоприменителя при назначении судебно-психиатрической экспертизы. Прежде всего, основной вопрос возникает к законодателю, который в уголовно-процессуальном законе ставит обязательность назначения судебно-психиатрической экспертизы в зависимость от субъективной воли правоприменителя, что по нашему мнению недопустимо. Конечно же, при расследовании уголовного дела, сомнения правоприменителя во вменяемости лица, совершившего преступление, прежде всего, могут быть развеяны после получения данных о психическом здоровье подозреваемого (сведения из медицинских учреждений, характеристики и др.). Но если должностное лицо не получит таких сведений, то, ввиду отсутствия у него специального медицинского образования по специальности психиатрия, правоприменитель вынужден прибегать к помощи сведущих лиц для ответа на вопрос о вменяемости лица во время совершения им общественно-опасного деяния, что представляется целесообразным и соответствующим принципу справедливости уголовного закона. Таким образом, правоприменитель вынужден игнорировать презумпцию вменяемости лица, совершившего преступление, и назначать по тяжким и особо тяжким преступлениям судебно-психиатрическую экспертизу, что, бесспорно, обеспечивает законность и обоснованность при расследовании уголовного дела. Следственно, правило, сформулированное в правовой презумпции вменяемости как предположение об осознании лицом, совершим общественно-опасное деяние, фактического характера и общественной опасности своих действий, не соответствует предшествующему историко-правовому опыту и, как результат, не способно верно отражать преимущественное количество общественных отношений, для регулирования которых оно рассчитано. Широко распространенной в научной литературе является точка зрения, согласно которой обязательным основанием назначения судебно-психиатрической экспертизы является совершение лицом преступления, представляющего повышенную общественную опасность [10]. Данная точка зрения, представляется вполне обоснованной и заслуживающей внимания. Обязанность правоприменителя назначать в обязательном порядке судебно-психиатрическую экспертизу по уголовным делам, где в качестве меры наказания была предусмотрена смертная казнь, была закреплена ранее действовавшим постановлением Пленума Верховного суда РФ от 22.12.1992 г. № 15 «О судебной практике по делам об умышленных убийствах» [11]. Ныне действующее Постановление Пленума Верховного суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве» [12] такой обязанности для правоприменителя не предусматривает, нет такого указания и в постановлении Пленума Верховного суда РФ «О судебной экспертизе по уголовным делам» [13], что, как нам представляется, является упущением судебной практики. Иными словами, правоприменительная практика предписывает законодателю другие пределы вменяемости для лица, совершившего преступление. Принцип справедливости, сформулированный в ст. 6 УК РФ, служит для защиты лица, совершившего преступление, путем назначения ему справедливого наказания, т. е. соответствующего характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам совершения преступления и личности виновного. Это напрямую ставит перед правоприменителем задачу определения вменяемости лица, совершившего тяжкие и особо тяжкие преступления, независимо от наличия у лица, осуществляющего предварительное расследование, сомнений во вменяемости совершившего преступление, что будет только способствовать стабильности регулируемых общественных отношений. Таким образом, для устранения возникшей коллизии уголовного закона представляется необходимым дополнить ст. 19 УК РФ, во-первых, указанием на совершение лицом тяжких и особо тяжких преступлений, дополнив ее соответствующей частью в следующей редакции: «В случае совершения лицом тяжкого или особо тяжкого преступления его вменяемость определяется посредством проведения судебной экспертизы в порядке, регламентированном уголовно-процессуальным законодательством». Добавление данной части, также устранит разногласие ст. 19 УК РФ с п. 3.1 ст. 196 УПК РФ, которая предусматривает в обязательном порядке выяснять психическое состояние подозреваемого, обвиняемого в совершении в возрасте старше восемнадцати лет преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетнего, не достигшего возраста четырнадцати лет, для решения вопроса о наличии или отсутствии у него расстройства сексуального предпочтения (педофилии), которые согласно Особенной части УК РФ относятся к категории особо тяжких преступлений.
Литература:
1. См. напр.: Арзуманян А. А. Уголовно-правовые проблемы лиц, подлежащих уголовной ответственности: автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов. 2012. С. 10.
2. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник для вузов / Под ред. Комиссарова В. С., Крыловой Н. Е., Тяжковой И. М. М.: Статут. 2012. С. 285.
3. См.:Общая психология: Учебно-методическое пособие / Под общ. ред. М. В. Гамезо. М.: Ось-89, 2007. С. 12–13;Маклаков А. Г. Общая психология: Учебник для вузов. СПб.: Питер, 2008. С. 67.
4. См.: Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. 2-е изд. (1946г.) — СПб.: 2002. С. 594.
5. См.: Там же. С. 595.
6. См.: Алексеева Л. В.Юридическая психология: учебное пособие. М.:: Проспект, 2010. С. 76.
7. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975. С. 102.
8. См.: Справка по изучению практики обоснованности назначения в 2011 году и первом квартале 2012 года органами расследования судебно-психиатрических экспертиз по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях. Официальный сайт Белгородского областного суда. [электронный ресурс]: режим доступа: http://oblsud.blg.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=2784/. (дата обращения: 15.03.2014).
9. См.: Козлов В. В., Новикова Е. Е. Основы судебно-психиатрической экспертизы: учебное пособие. М.: Флинта, МПСИ. 2012. С. 11.
10. См.: Величко Н. Н. Основы судебной медицины и судебной психиатрии. Учебник. М.: ЦИиНМОКП МВД России. 2000. С. 162; См.: Козлов В. В., Новикова Е. Е. Указ соч. С. 12;.
11. См.: п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 1992 г. № 15 «О судебной практике по делам об умышленных убийствах» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1993. № 2.
12. См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» (в ред. постановления Пленума Верховного суда РФ от 03.12.2009) // Российская газета. 1999. № 24.
13. См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам» // Российская газета. 2010. № 296.
