Нельзя устремить общество или даже
всё поколение к прекрасному, пока не
покажешь всю глубину его настоящей
мерзости.
Н. В. Гоголь
Тема анализа произведения писателя в свете расшифровки текста — одна из наиболее сложных тем. В ней закладывается умение учащихся суммировать все приобретённые за школьные годы навыки, как то: сбор и обработка информации, использование сравнений и сопоставлений, работа с прямым и переносным смыслами, знание русского фольклора и эзопова языка писателей, наконец, обладание чутьём и развитой интуицией и т. д. Тем не менее, как показал опыт последних шести лет моей работы в колледже, именно расшифровка текста вызывает оживлённый интерес учащихся и студентов к изучению литературы. Почему? Ответ прост: людям, а в нашем случае — учащимся, нравится разгадывать загадки, это повышает их самооценку. (Ведь вам тоже нравится чувствовать себя умным!) Кроме того, именно так анализируя произведение, подросток САМ находит ответы на мучающие его жизненные вопросы, ответы на многие из которых, к сожалению, в современном обществе получить ему не у кого. Например, как отличить друга от манипулятора, нарушение каких жизненных законов может привести к краху предприятия и прочие.
Приступая к анализу произведения, совсем не лишним будет обратить внимание учащихся на схожесть художественного текста с картинкой формата 3D: и в том, и в другом случае необходимо особым образом взглянуть на объект изучения. И если в случае с картинкой имеются в виду глаза, то в случае с текстом — умственный взгляд. Заметьте, в данном примере слово взгляд имеет прямой и переносный смысл. В этом заключается основной способ расшифровки текста художественного произведения: умение переводить прямой смысл в переносный и наоборот. «На что это похоже?» — вот основной вопрос, который должны задавать себе учащиеся в процессе расшифровки художественного произведения.
Используя эти два простых правила, а также данные о биографии писателя и его окружения, попробуем расшифровать характеры персонажей бессмертной поэмы Н. В. Гоголя «Мёртвые души».
Начнём с традиционного вступления, в котором коснёмся исторической и социально-психологической обстановки в стране на момент создания произведения. Не забудем и про первоначальный замысел поэмы.
Итак…
Н. В. Гоголь задумал первую часть поэмы «Мёртвые души» как произведение, обличающее социальные пороки общества. В связи с этим он искал для сюжета не простой жизненный факт, а такой, который бы дал возможность обнажить скрытые явления действительности. Этому замыслу как нельзя лучше подошёл сюжет, предложенный Пушкиным.
Замысел «изъездить вместе с героем всю Русь» давал автору возможность показать жизнь всей страны. А поскольку Гоголь описывал её так, «чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем», в поэме предстаёт вся картина русской действительности со всеми экономическими и социальными особенностями. Это был период, когда крепостничество находилось в упадке, назрел кризис всей системы, но помещики отчаянно цеплялись за свои привилегии, позволяющие им, оставаясь полуграмотными, ленивыми, не только безбедно существовать за счёт рабского труда крепостных, но и совершенно безнаказанно «чудачить».
В чём заключались эти «чудачества» и как Гоголю удалось показать их нам в таком ярком, сочном виде? Поговорим о секретах мастерства и вдохновения писателя.
Надо сказать, что первоначально поэма была задумана Гоголем как лёгкое сатирическое произведение, нечто вроде «Ревизора». Гоголь, да и многие критики, сравнивали образ Чичикова с Хлестаковым и находили немало общих черт: лёгкость и приятность в отношениях, рискованная, почти безголовая, предприимчивость, да и девиз Чичикова «зацепил — поволок, сорвалось — не спрашивай» подходит Хлестакову как нельзя лучше. Однако в «Мёртвых душах» особенно часто весёлость сменяется задумчивостью и печалью. Смех принадлежит в Гоголе художнику, а грусть его принадлежит в нём человеку. Замечательно о юморе Гоголя сказал критик С. П. Шевырёв: «Как будто два существа виднеются нам из его романа: художник, увлекающий нас своею ясновидящею и причудливою фантазиею, веселящий неистощимою игрою смеха, сквозь который он видит всё низкое в мире, — и человек, плачущий глубоко и чувствующий иное в душе своей в то самое время, как смеётся художник. Взгляните и на расстановку характеров: так ли случайно они выведены в таком порядке? Сначала вы смеётесь над Маниловым, смеётесь над Коробочкою, несколько серьёзнее взглянете на Ноздрёва и Собакевича, но, увидев Плюшкина, вы уже вовсе задумаетесь: вам будет грустно при виде этой развалины человека.
А герой Поэмы? Много смешит он вас, отважно двигая вперёд свой странный замысел и заводя всю эту кутерьму между помещиками и в городе; но когда вы прочли всю историю его жизни и воспитания, когда поэт разоблачил перед вами всю внутренность человека, — не правда ли, что вы глубоко задумались?»
Вот как рассказывает Гоголь о реакции на «Мёртвые души» А. С. Пушкина: «…Пушкин, который всегда смеялся при моём чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться всё сумрачней, сумрачней, а, наконец, сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнёс голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что всё это карикатура и моя собственная выдумка!» Отчего Гоголь именно так написал? «Мне хотелось попробовать, что скажет вообще русский человек, если его попотчеваешь его же собственной пошлостью. Вследствие уже давно принятого плана «Мёртвых душ» для первой части поэмы требовались именно люди ничтожные. Эти ничтожные люди, однако ж, ничуть не портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые считают себя лучшими других…Мне потребно было отобрать от всех прекрасных людей, которых я знал, всё пошлое и гадкое, которое они захватили нечаянно, и возвратить законным их владельцам». Таким образом из признаний Гоголя мы видим, что, во-первых, ошеломляющее действие поэмы на читателя явилось некоторой неожиданностью для самого писателя, а, во-вторых, каждый из помещиков в поэме — это даже не собирательный образ, а «законный владелец» недостатков, выращенных его натурой.
Перед тем, как приступить к «расшифровке» образов помещиков, необходимо ответить на последний вопрос: «Какие таланты, ощущения, какие случаи в жизни Гоголя помогли ему так гениально представить этих людей?»
У Гоголя с детства проявлялся удивительный дар: мальчик рос не только наблюдательным, но и размышляющим. Гуляя по улицам мимо домов, он подмечал такие мелочи, на которые взрослый просто не обратил бы внимания: отличия занавесок на окнах двух разных домов, белья на верёвках, живности во дворах … Замечая разницу Гоголь-ребёнок пытался представить внешность и характер хозяев этих вещей. В шестой главе «Мёртвых душ» Гоголь рассказывает о своём таланте наблюдать так: «Прежде, давно, в лета моей юности…мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту…, любопытного много открывал в нём детский любопытный взгляд. Всякое строение, всё, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности, — всё останавливало меня и поражало…, ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука…, и на шедшего в стороне пехотного офицера…, и на купца…и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их. Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика…, я ждал нетерпеливо, пока…он /дом/ покажется весь с своею…наружностью; и по нём старался я угадать, кто таков сам помещик…». Как видим, наблюдательность и аналитичность развились со временем в замечательный дар видеть невидимое.
Немаловажную роль в создании образов сыграли также впечатления от путешествий, в частности в Италию (она наложила отпечаток сердечности и мягкости в характерах) и в Германию. Вот как вспоминает Германию и немцев Гоголь: «Вы знаете, что такое дилижанс? — объяснял он сёстрам. — Это карета, в которую всякий, заплативши за своё место, имеет право сесть. В середине кареты сидят по шести человек. Если со мною рядом будут сидеть два тоненьких немца, то это будет хорошо: мне будет просторно. Если же усядутся толстые немцы, то плохо: они меня прижмут. Впрочем, я одного из них сделаю себе подушкой и буду спать на нём». Итальянцам он прощал абсолютно всё, даже обсчёты. Немцам же не прощал ничего. Полных немцев Гоголь просто боялся, хотя поначалу он только подшучивал над своим страхом. Он и кресло-то на верхнем этаже дилижанса брал потому, что опасался ездить внизу на общей скамейке — всё ему казалось, что его «прижмут» там «толстые немцы».
Следует отметить также, что почти у каждого персонажа поэмы есть свой прототип. О них расскажем, обращаясь к каждому персонажу в отдельности.
Итак, приступим.
Портретная галерея «Мёртвых душ» открывается Маниловым.
Это пустой праздный мечтатель и фантазёр. Недаром автор перефразировал название имения в устах Чичикова в Заманиловку. С одной стороны, заставить приехать в такую глухомань можно только, заманив какой-то выгодой. С другой стороны, наверное, очень заманивает праздное безделие да ещё при наличии единомышленника противоположного пола.
Описание Манилова начинается с окружающего пейзажа. Дом, «открытый всем ветрам, каким только вздумается подуть» — явный намёк на бесцельность образа жизни хозяина: дом — это его сущность. Явно об этом же говорит и «покатая гора». Всё это несколько напоминает пустоголового Шалтая_Болтая на стене, готового свалиться. Клумбы, беседка и пруд явно указывают на эстетическое воспитание хозяев. Но при этом присутствуют как излишества в виде вычурного названия беседки — «Храм уединённого размышления», — так и явные недостатки, говорящие о лени хозяев: клумбы «разбросаны», на берёзах «кое-где» «жиденькие вершины». Купол у беседки плоский (как и остроты хозяина), и пруд покрылся зеленью, как бездействующие, пустые мечты его обладателя. Примечателен отрывок описания деревни: «…нигде между ними /домами/ растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно». Намёк и на «бревно в своём глазу», и на пустой взгляд хозяина. И всё это при наличии изумительного радушия.
Во внутреннем убранстве поместья также отразилось несоответствие грёз помещика и реальности. В отдельных комнатах мебели не было совсем, в других была, но в ней чего-то недоставало: если в гостиной кресла были покрыты дорогой материей, то на два кресла материи не хватило, и они стояли, покрытые простой рогожей. Обстановка так и «кричит» о неумении и нежелании хозяина доводить дело до конца. У такого праздного застойного мечтателя никогда не будут жить в достатке крестьяне. Да и сам помещик вскоре разорится. Однако Манилов ещё только смешон и не вызывает горечи или даже отвращения. Он способен даже на благородные поступки: имея возможность заработать на мёртвых, Манилов отдаёт Чичикову их бесплатно, от щедрости души.
Манилов и его жена дают нам сниженный, опошленный вариант взаимоотношений героев «Старосветских помещиков». Пошлость придают прекраснодушные мечтания, которых лишены гораздо более симпатичные Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна.
В черновом наброске заключительной главы поэмы Гоголь так характеризует Манилова: «…Манилов, по природе добрый, даже благородный, бесплодно прожил в деревне, ни на грош никому не доставил пользы, опошлел, сделался приторным своею добротою…»
Сцена с детьми Манилова, когда он спрашивает Фемистоклюса, хочет ли он быть посланником, отражала мнение Гоголя, выраженное в письме сестре Анне в декабре1847 года: «Насчёт племянника нашего скажу тебе, что мне показалось, будто в нём ни к чему нет особенной охоты… Он дитя и не может ещё знать даже, что такое служба, я думал только, не вырвется как-нибудь в словах его любовь и охота к какому-нибудь близкому делу, которое под рукой и о котором мальчик в его лета может иметь понятие. Но мысль о дипломатии ни к чему не показывает наклонности… Стало быть, об этом нечего и думать. А ты внуши ему, по крайней мере, желанье читать побольше исторических книг и желанье узнавать собственную землю, географию России, историю России, путешествия по России. Пусть он расспрашивает и узнаёт про всякое сословие в России, начиная с собственной губернии и уезда…»
В характерах, создаваемых Гоголем, нужно заметить, что это не частные случаи и не отдельные явления во времени. Художник возводит каждый из них в степень общего вида. Маниловых много не только в деревне, но и в столице; люди с виду доброжелательные, заверят тебя обещаниями, но ничего не сделают вследствие своей пустоты и ничтожности. И прошёл бы мимо таких людей, но ведь если приглядеться пристальнее, так увидишь, что это люди очень даже вредные своим бездействием.
Следом за Маниловым Гоголь показывает Коробочку, одну из «тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов».
Вот как предстаёт Коробочка перед Чичиковым и перед читателями: «Чичиков только заметил сквозь густое покрывало лившего дождя что-то похожее на крышу». Крыша — это образование, покрывающее голову своего хозяина, грамотность. Подтверждением догадки о совершенной необразованности Коробочки служит эпитет «дубинноголовая», данный ей Чичиковым. Далее идёт описание дома (характера, деятельности хозяина) и двора (того, на что распространяется деятельность владельца): небольшой домик, «только одна половина его была озарена светом…», «…лужа перед домом, на которую прямо ударял тот же свет». Расшифровывая, получим мелкий, почти мелочный характер хозяйки, одностороннее развитие мышления, цель жизни, освещаемая знаниями и желаниями — это нажива, накопительство (грязная лужа). А грязное потому, что готова даже гробы выкапывать, лишь бы не продешевить и не сорвать выгодную сделку.
Кое-что роднит Коробочку с Плюшкиным. Вспомните отрывок: «…бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом».
Интересно также в раскрытии отношений прокомментировать описание двора с живностью: «Индейкам и курам /глупым помещикам и помещицам/ не было числа; промеж них расхаживал петух /Чичиков/ мерными шагами, потряхивая гребнемиповорачивая голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь /собирает слухи о характере и состоянии помещиков/; свинья /Коробочка/ с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыплёнка /приняла аферу Чичикова/ и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки».
Поражаешься жадности Коробочки: зачем ей деньги, ведь у неё нет детей, кому бы можно было передать капитал. Бессмысленность её накопительства почти зловеща.
Описывая Коробочку, Гоголь от души посмеялся над её культурой: «…не выучилась никаким изящным искусствам, кроме разве гадания на картах…»
|
Однако В. Г. Белинский в статье «Ответ «Москвитянину» (1847) писал: «Коробочка пошла и глупа, скупа и прижимиста, её девчонка ходит в грязи, босиком, но зато не с распухшими от пощёчин щеками, не сидит голодна, не утирает слёз кулаком, не считает себя несчастною, но довольна своею участью».
Типичен образ Ноздрёва. Это человек «на все руки». Его увлекает пьяный разгул, буйное веселье, карточная игра. В присутствии Ноздрёва ни одно общество не обходилось без скандальных историй, поэтому автор иронически называет Ноздрёва «историческим человеком». Болтовня, хвастовство, враньё — самые типичные его черты. По оценке Чичикова, Ноздрёв — «человек-дрянь». Он держит себя развязно, нагло и имеет «страстишку нагадить ближнему».
Фамилия «Ноздрёв» подчёркивает его необыкновенный нюх на ситуации, где он может удовлетворить свою страсть к игре, выпивке и скандалу: «Чуткий нос его слышал за несколько десятков вёрст, где была ярмарка со всякими съездами и балами…»
Ноздрёв подобен Хлестакову тем, что действует импульсивно, без заранее обдуманного намерения, все его действия хаотичны и приводят к непредсказуемым результатам.
Под стать Ноздрёву и блюда, которые готовит его повар: «Обед, как видно, не составлял у Ноздрёва главного в жизни; блюда не играли большой роли: кое-что и пригорело, кое-что и вовсе не сварилось. Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец — он сыпал перец, капуста ли попалась — совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох, — словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выйдет».
Не исключено, что одним из прототипов Ноздрёва послужил гоголевский зять П. О. Трушковский, муж М. В. Гоголь. Не случайно в паре с Ноздрёвым, равнодушным, как и Гоголь, к женщинам, постоянно упоминается его зять Межуев, которого Ноздрёв в подпитии ругает «фетюком» (ругательство происходит от буквы «фита», напоминающей своим изображением женский половой орган) и замечает презрительно: «поезжай бабиться с женою…важное в самом деле дело станете делать вместе!» Трушковский затеял авантюру с кожевенной фабрикой, а вырученные от продажи сапог деньги, подобно Ноздрёву, прогулял на ярмарке. В результате его махинаций столько было наделано долгов, что Гоголи должны были заложить Васильевку, чтобы с ними расплатиться, на двадцать шесть лет. Были уничтожены винокурня и земляная мельница, а имение осталось совершенно расстроенным.
Горе тому, кто вовремя не увидит в своём окружении такого Ноздрёва или, более того, уступит «дружескому натиску» и доверит решение своих проблем этому человеку.
Собакевич, в отличие от Манилова и Ноздрёва, связан с хозяйственной деятельностью. Интересы Собакевича ограничены. Его цель жизни — материальное обогащение и добротная еда. Даже мебель в доме Собакевича: стол, кресла, стулья — напоминали самого хозяина. Через внешность, через сравнение с поместьем и предметами домашнего обихода Гоголь достигает огромной яркости и выразительности в описании характерных черт героя.
В описании мира Собакевича Гоголь употребляет одну и ту же расстановку «предметов»: крепкое толстое круглое — по бокам, тонкое вытянутое слабое — в середине. «Деревня показалась ему /Чичикову/ довольно велика; два леса, берёзовый и сосновый, как два крыла…были у ней справа и слева». В гостиной на картинах были изображены греческие полководцы с «толстыми ляжками и неслыханными усами». «Между крепкими греками, неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький…и в самых узеньких рамках». В подсознании создаётся эффект сдавливания, тисков. Будто не только комната, но и сам воздух в имении медленно и неотвратимо, как сдвигающиеся стены в фильме ужасов, зажимают тебя со всех сторон. И неосознанно хочется поскорее выбраться из этого места. Эффект почти не ощущается на воздухе, заметен среди домашней обстановки. Апофеоз давления — подчинение грубым, резко отрицательным высказываниям Собакевича в адрес городского начальства, казнь — добротное застолье («…когда встали из-за стола, Чичиков почувствовал в себе тяжести на целый пуд больше»). Думаю, не последнюю роль в создании эффекта «зажимания» человека сыграли воспоминания Гоголя о дилижансе с толстыми немцами. О них говорилось в самом начале работы.
Фамилия у Собакевича — говорящая. Внешностью и манерой говорить он сильно напоминает собаку: говорит он резко, отрывисто, будто перекормленная неповоротливая собака взлаивает одиночным «Гав!» («Прошу!»). Однако Гоголь откровенно указывает на схожесть хозяина с медведем: неповоротливость, походка с отдавливанием попавшихся под ноги чужих ног, фрак «совершенно медвежьего цвета». Неповоротливая шея Собакевича здесь не только признак медвежести, но и явный намёк на неповоротливость ума в сторону, отличную от выгоды. Доказательством послужит эта выдержка: «…шеей не ворочал вовсе и в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь». Любой психолог вам расшифрует значение этих взглядов. На печку, как и на всё тёплое, человек угрюмого характера будет смотреть в случае, если он готов принять предложение собеседника, согласиться с его суждениями, сказать «да», наконец. На дверь — в случае несогласия. Никакие другие измышления медвежьеголовому Собакевичу не грозят. На медвежий характер этой натуры намекает автор, применяя аллитерацию в описании портретов: «картинах», «греческие», «гравированные», «рост», «Маврокордато», «Канари», «герои», «дрожь», «крепкий» — слышно звериное рычание. А уж чего стоят имена этих самых «героев», какие грубые ассоциации они рождают: «Маврокордато» (морда, кавардак), «Канари» (канальи)… Да и имя жены Собакевича — Феодулия — в сочетании с её узким длинным лицом дает в представлении вытянутую дулю.
Вместе с тем, своей крепостью и основательностью во всём, начиная с внешности и заканчивая созданным им миром, Собакевич напоминает кулак.
Чичиков замечает по поводу Собакевича: «Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выйдет ещё хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да ещё, пожалуй, скажет потом: «Дай-ка себя покажу!» Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придётся солоно».
В черновом наброске заключительной главы поэмы Гоголь так определяет его: «…плут Собакевич, уж вовсе не благородный по духу и чувствам, однако ж не разорил мужиков, не допустил их быть ни пьяницами, ни праздношатайками».
В образе Собакевича отразился, в частности, Михаил Петрович Погодин (1800 –1875), историк и археолог, профессор Московского университета по кафедре истории, друг Гоголя. В 1827–1830 гг. Погодин издавал журнал «Московский вестник», а в 1841–1856гг. — «Москвитянин». В бытность в Москве Гоголь останавливался в доме Погодина на Девичьем Поле. Характеристика Собакевича как кулака, по всей вероятности, восходит к ссоре Гоголя с Погодиным, когда последний отказался выдать ранее оговоренные авторские оттиски повести «Рим».
Как вспоминал М. С. Щепкин, Гоголь признался ему: «Ах, вы не знаете, что значит иметь дело с кулаком!» — «Так зачем же вы связываетесь с ним?» — подхватил я. «Затем, что я задолжал ему шесть тысяч рублей ассигнациями: вот он и жмёт. Терпеть не могу печататься в журналах, — нет, вырвал-таки у меня эту статью! И что же, как же её напечатал? Не дал даже выправить хоть в корректуре. Почему уж это так, он один это знает». Ну, подумал я, потому это так, что иначе он не сумеет: это его природа делать всё, как говорится, тяп да ляп». Вскоре Гоголь и Погодин помирились, и их дружба продолжилась вплоть до смерти писателя. Однако впечатления остались, а характерная черта нашла отражение в характере Собакевича, у которого все предметы в доме ив имении словно вырублены топором, можно сказать, тяп-ляп, с заботой только об их функциональном назначении, без всякой заботы об изяществе.
Глубокую связь Собакевича с Коробочкой подметил А. Б. Галкин на уровне их имён и отчеств, Михайло Семёнович и Настасья Петровна, как у медведя и медведицы из народной сказки. Эта связь подчёркивает грубость, неотёсанность, в культурном смысле, обоих персонажей, и вместе с тем — их хватку, основательность, а в какой-то мере — и близость к народу, к тем же крестьянам, по вкусам и привычкам. Трапеза Собакевича, например, проста, лишена изысканности и отличается от крестьянской лишь обилием потребляемой пищи.
О том, что Собакевичи встречаются в повседневной жизни гораздо чаще, чем мы можем это замечать, говорит критик С. П. Шевырёв: «…сжавшуюся в самой себе крепкую натуру Собакевича, этого человека-кулака, найдёте вы во многих людях по частям и в разных слоях общества, восходя до самых высших. Некоторые брезговали этим лицом, особенно видя его за няней и после обеда: странно! — брезгают в Поэме, а как будто не беспрерывно видят около себя, как будто не часто обедают с Собакевичами, которые объедаются не няни, не индюка, не ватрушек, а громадных котлет с трюфелями, чванятся образованием, потому что говорят по-французски, а нравственно ещё гаже Собакевича».
|
Галерею «мёртвых душ» завершает Плюшкин, в котором мелочность, ничтожность и пошлость достигают предельного выражения. Скупость и страсть к накопительству лишили Плюшкина человеческих чувств и привели его к чудовищному уродству. В людях он видел только расхитителей его имущества. Сам Плюшкин отказался от общества, никуда не ходил и в гости к себе никого не приглашал. Он выгнал дочь и проклял сына, у него люди умирали как мухи, многие его крепостные числились в бегах. Плюшкин всех своих крестьян считал ворами и тунеядцами. Глубокий упадок всего крепостнического уклада жизни России отразился в образе Плюшкина.
И снова мы обращаем внимание сначала на описание деревни, затем господского дома и, наконец, на внутреннее убранство гостиной. Деревня и господский сад описаны Гоголем уже с совершенным отсутствием юмора. Здесь даже почти нет скрытого смысла — всё предельно открыто и до ужаса откровенно. Будто сам автор, в ужасе от увиденного, не может подобрать сравнений. Конечно же, облезлые крестьянские дома с выступающими, как голые рёбра, брёвнами напоминают тощего хозяина поместья. Заросший, «заглохлый» сад предваряет встречу с такой же обстановкой в доме. Конечно же, паук, свивший паутину на маятнике часов — это образ самого Плюшкина, остановившегося во времени и погубившего в своей паутине жену и детей. Конечно, огромный замок на воротах, открывавшихся только для ввоза наживы, — это символ отчуждённости от окружающего мира. И всё. Казалось бы, что ребусов и загадок здесь больше нет. Однако при внимательном прочтении можно увидеть интересные сравнения, раскрывающие образ Плюшкина. Сад, например. «Белый колоссальный ствол берёзы, лишённый верхушки, отломленной бурей или грозою» — это ли не образ колоссально богатого Плюшкина. Смерть жены явилась той самой «бурей или грозою», которая стала толчком к началу деградации и потери головы, «верхушки», от жажды накопительства. Жена была сдерживающим началом, равным Плюшкину по социальному статусу и возрасту. Дети, даже при большом числе, не могли противостоять отцу в силу возраста и зависимости от него /отца/ (закон о наследии). Читаем далее: «…косой остроконечный излом его…темнел на снежной белизне его, как шапка или чёрная птица». Острый конец символизирует как острую проблему, так и ранящее окружающих, и в особенности детей, острие скупости Плюшкина, дошедшего до самодурства. Чернота излома рождает страшные подозрения о том, что исправить уже ничего нельзя, что в этой усадьбе произошла страшная трагедия, прошла давно и успела намертво укорениться в этом запустении. «Шапка», «птица» на изломе, словно чёрная мохнатая паучья опухоль в больной голове хозяина. И далее, ведь не плющ обвил ствол обломанной берёзы, а «хмель, глушивший…». Как страшно похоже на змею это описание хмеля: «…обвивал до половины сломленную берёзу. Достигнув середины её, он оттуда свешивался вниз и …висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья…». Какая страшная змея передушила эту семью!
Можно даже догадаться, сколько было детей у Плюшкина и какого пола. Сколько кустов глушил внизу хмель, и каковы названия этих кустов? Три куста (трое детей): бузина (женский род), рябина (женский род) и лесной орешник (мужской род), — две девочки и мальчик.
Правильность находки и толкования данного сравнения подтверждает описание картин в гостиной. (Всё больше прихожу к выводу о том, что Гоголю понравилось свои загадки развешивать на стенах гостиных комнат). Не обращает на себя особенного внимания «…гравюр какого-то сражения, с огромными барабанами, кричащими солдатами… и тонущими конями», так как это краткое описание прогремевшего на всю округу («с огромными барабанами») «сражения» детей («кричащие солдаты») с дикой скупостью и произволом отца и их закономерный проигрыш («тонущие кони»). Эта картина хоть и является гравюрой, т. е. вырезанной, как по живому, но размер ей автор придал небольшой. По всей видимости, гравюра мала оттого, что подобных проигранных «сражений» за высокими заборами на Руси было предостаточно: замужество не по-любви, угроза лишения наследства за непослушание и т. д. Зато вторая картина просто напитана ужасом смыслового содержания, потому и размер у неё не мал: «… огромная почерневшая картина, …изображавшая цветы, фрукты, разрезанный арбуз, кабанью морду и висевшую головою вниз утку». И снова чернота, теперь уже на картине трагедии, и снова как указание на давность времени. Теперь содержание картины: «цветы, фрукты» — это девочки («две миловидные дочки…свежие, как розы»), «разрезанный арбуз» — «сын, разбитной мальчишка», которого отец буквально «разрезал» своим проклятием, «кабанья морда» — Плюшкин с небритой щетиной и выпирающим вперёд, как нос кабана, подбородком, и «висевшая головою вниз утка» — умершая жена, а может быть и умершая впоследствии дочь, которая осталась с отцом.
К. С. Аксаков писал в статье «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мёртвые души» (1842) о Плюшкине, что это «скупец, но за которым лежат иначе проведённые годы, который естественно и необходимо развился до своей скупости; вспомните то место, когда прежняя жизнь проснулась в нём, тронутая воспоминанием, и на его старом, безжизненном лице мелькнуло выражение чувства».
В. Г. Белинский в статье «Ответ «Москвитянину»» (1847) так описывает развитие экономности Плюшкина в болезненную скупость: «…К ому не случалось встречать людей, которые немножко скупеньки, как говорится, прижимисты, а во всех других отношениях — прекраснейшие люди, одарённые замечательным умом, горячим сердцем? Они готовы на всё доброе, они не оставят человека в нужде, помогут ему, но только подумавши, порассчитавши, с некоторым усилием над собою. Такой человек, разумеется, не Плюшкин, но с возможностию сделаться им, если поддастся влиянию этого элемента и если, при этом, стечение враждебных обстоятельств разовьёт его и даст ему перевес над всеми другими склонностями, инстинктами и влечениями».
Однако даже Плюшкину Гоголь был готов даровать прощение и спасение. Согласно гипотезе, выдвинутой Ю. В. Манном, по одному из вариантов продолжения «Мёртвых душ» Плюшкин должен был оказаться в Сибири, где пережить «смерть и видение ада», а затем воскреснуть к новой жизни и превратиться в сборщика денег на построение Божьего храма.
И, наконец, Павел Иванович Чичиков. Именно Чичиков — не только главный герой, но и тот стержень, на котором держится сюжет и действие «Мёртвых душ». Как иронически подчёркивает Гоголь, «не приди в голову Чичикова эта мысль (накупить «всех этих, которые вымерли», и заложить их в опекунский совет), не явилась бы на свет сия поэма…, здесь он полный хозяин, и куда ему вздумается, туда и мы должны тащиться».
Известны, по крайней мере, два человека, хорошо знакомые Гоголю и явившиеся прототипами этого героя. Одним из прототипов Чичикова послужил Дмитрий Егорович Бенардаки, грек, отставной офицер, крупнейший петербургский откупщик-миллионер. Однако Гоголя в Бенардаки интересовал не столько характер, сколько некоторые факты биографии. Так, Бенардаки купил на вывод в Херсонскую губернию 2 тысячи крестьян в Тульской губернии. С. Т. Аксаков вспоминал, что когда в ноябре 1839 года ему срочно понадобились 2 тысячи рублей, чтобы одолжить их Гоголю, «я сейчас написал записку и попросил на две недели 2000 рублей… к известному богачу, очень замечательному человеку по своему уму и душевным свойствам, разумеется, весьма односторонним, — откупщику Бенардаки, с которым был хорошо знаком. Он отвечал мне, что завтра поутру приедет сам для исполнения моего «приказания». Эта любезность была исполнена в точности…»
Однако, по утверждению дальней родственницы Гоголя Марии Григорьевны Анисимо-Яновской, сюжет поэмы также имел свои корни в родной для писателя Миргородчине: «Мысль написать «Мёртвые души» взята Гоголем с моего дяди Пивинского. У Пивинского было 200 десятин земли и душ 30 крестьян и детей пятеро. Богато жить нельзя, и существовали Пивинские винокурней. Тогда у многих помещиков были свои винокурни, акцизов никаких не было. Вдруг начали разъезжать чиновники и собирать сведения о всех, у кого есть винокурни. Пошёл разговор о том, что у кого нет пятидесяти душ крестьян, тот не имеет права курить вино. Задумались тогда мелкопоместные: хоть погибай без винокурни. А Харлампий Петрович Пивинский хлопнул себя по лбу да сказал: «Эге! не додумались!» И поехал в Полтаву да и внёс за своих умерших крестьян оброк, будто за живых. А так как своих, да и с мёртвыми, далеко до пятидесяти не хватало, то набрал он в бричку горилки, да и поехал по соседям и накупил у них за эту горилку мёртвых душ, записал их себе и, сделавшись по бумагам владельцем пятидесяти душ, до самой смерти курил вино и дал этим тему Гоголю, который бывал в Федунках, имении Пивинского, в 17 верстах от Яновщины; кроме того, и вся Миргородчина знала про мёртвые души Пивинского».
Чичиков даёт основу интриге, путешествуя по губернии и скупая умерших крепостных крестьян. Он помогает автору выявить уродливые черты тех, с кем встречается: помещиков и чиновников. Этот герой, как отмечал сам Гоголь в предисловии ко второму изданию «Мёртвых душ», «взят… больше за тем, чтобы показать пороки и недостатки русского человека». Павел Иванович явно образованнее и умнее и Ноздрёва, и Коробочки, и Собакевича, и губернатора, и почтмейстера, словом, всех, с кем доводится встречаться по ходу действия. Это вполне соответствует авторскому замыслу: чтобы вскрыть пороки других персонажей, основной герой-провокатор должен если не быть лишён этих пороков вовсе, то по крайней мере сознавать их наличие у собеседников.
Чичиков не лишён этих пороков. Некоторые из них роднят Павла Ивановича с помещиками. Например, при осмотре города N наш герой «оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать её хорошенько», а прочитав, «свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать всё, что ни попадалось». Это собирание ненужных вещей, тщательное хранение хлама напоминает привычки Плюшкина. С Маниловым Чичикова сближает неопределённость, из-за которой все предположения на его счёт оказываются одинаково возможными. Кроме того, с самого начала Гоголь представляет своего героя так, что мы о нём, как и о Манилове, не можем сказать ничего конкретного: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Ноздрёв замечает, что Чичиков похож на Собакевича: «никакого прямодушия, ни искренности! Совершенный Собакевич…». Однако Ноздрёв потому догадывается о сущности Чичикова («…Ведь ты большой мошенник…»), потому что сам подлец. И Ноздрёв, и Чичиков — авантюристы, только проявляется это в разных аспектах. В характере главного героя есть и маниловская любовь к фразе, и мелочность Коробочки, и самовлюблённость Ноздрёва, и грубая прижимистость Собакевича, и жадность Плюшкина.
С одной стороны, эти недостатки помогают Чичикову стать зеркалом любого из своих собеседников и найти персональную манеру поведения с каждым из них: с Маниловым он приторно-любезен, с Коробочкой — мелочно-настойчив и груб, с Ноздрёвым напорист и трусоват, с Собакевичем торгуется коварно и неотступно, Плюшкина покоряет своим «великодушием». С другой же стороны, отражение отдельных недостатков помещиков в натуре Чичикова является неоспоримым доказательством того, что в обычных людях, как и в Чичикове, есть хоть одна отрицательная черта характера, взятая у каждого из персонажей. Не явился, кстати, исключением и сам автор. Вот что он рассказывает о себе в одном из писем другу: «Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной. Во мне не было какого-нибудь одного слишком сильного порока, который бы высунулся видней всех моих прочих пороков,…во мне заключилось собрание всех возможных гадостей, каждой понемногу, и притом в таком множестве, в каком я ещё не встречал доселе ни в одном человеке…Не думай, однако же, после этой исповеди, чтобы я сам был такой же урод, каковы мои герои. Нет, я не похож на них. Я люблю добро, я ищу его и сгораю им…Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим героям, обсмеял их в них и заставил других также над ними посмеяться».
О том, что Чичиков подобен одному из коней своей знаменитой тройки, олицетворяющей Русь, первый подметил А. Белый: «…конь, как и Чичиков, «сильно не в духе» после встрёпки барина Ноздрёвым; когда же бричка сшиблась с экипажем губернаторской дочки, чубарому это понравилось: «он никак не хотел выходить из колеи, в которую попал непредвиденными судьбами»; и пока Чичиков плотолюбиво мечтал о поразившей его блондинке («славная бабёнка»), чубарый снюхался с её конём (кобылой) и «нашёптывал ему в ухо чепуху страшную»…, но «несколько тычков чубарому… в морду заставили его попятиться»; как впоследствии судьба заставила попятиться Чичикова от нескольких тычков в морду носком генерал-губернаторского сапога».
Свойства чубарого коня выявились в роковую минуту — бегства Чичикова из города. Бежать немедленно было нельзя: «Надо… лошадей ковать». Селифан говорит разъярённому Чичикову: «Чубарого коня… хоть бы продать, … он, Павел Иванович, совсем подлец… Только на вид казистый, а на деле… лукавый конь…». Чубарый грозит всему ходу тройки; и есть в этой фразе какая-то двусмысленность: «Он, Павел Иванович (Чичиков?), — подлец». В свойстве коня показано свойство хозяина — подлец.
Тройка коней, мчащих Чичикова по России, — предпринимательские способности Чичикова; одна из них — не везёт, когда нужно, отчего ход тройки — боковой, поднимающий околесину («всё пошло, как кривое колесо»). Автор так тщательно перечисляет ненужные повороты на пути к Ноздрёву, к Коробочке, что невольно обращаешь на них пристальное внимание. После них с трудом выбирается тройка на прямую столбовую дорогу. Железное упорство, связанное с кривой дорогой, — единственная собственность Чичикова: оно — динамика изворотов в подходе к недвижимому имуществу. Чичиков едет в бок в прямом и переносном смыслах: детали бокового хода тройки — лишняя деталь эмблемы кривого пути: «Поедешь…, так вот тебе направо»; «не мог припомнить, два или три поворота проехал»; «своротили бричку, поворачивал, поворачивал и, наконец, выворотил её… набок»; «в воротах показались кони…Морда направо, морда налево, морда посередине»; когда же «экипаж изворотился», «оказалось, что… он ничто другое, как… бричка»; наконец: «при повороте… бричка должна была остановиться, потому что проходила похоронная процессия». Смешно это или нет, но хоронили прокурора, умершего со страху от кривых поворотов Чичикова.
Стремление Чичикова к приобретательству Гоголь определил словами «непостижимая страсть» — это не раз так или иначе подтверждается.
Поэма воссоздаёт естественный и неизбежный крах нового Наполеона: естественность краха выражается в том, что никто не вступает на путь прямого сопротивления Чичикову — скорее, даже напротив. И всё-таки его операция срывается.
Согласно гоголевскому замыслу во втором томе должно было произойти перерождение главного героя, его поворот к осуществлению добрых дел, На возможность подобной трансформации указывает само имя Чичикова — Павел. Оно сразу заставляет вспомнить историю апостола Павла. Ведь сначала был ревностный гонитель христиан иудей Савл, который впоследствии проникся духом нового учения, сменил имя и стал апостолом Павлом. Вероятно, подобная перемена должна была произойти и с Чичиковым. Однако Гоголь так и не написал третий том «Мёртвых душ». Почему?
На этот вопрос попытался ответить наш современник — Андрей Денников, режиссёр-постановщик театра имени С. Образцова: «Он /Гоголь/ понял, что не в состоянии написать по-гоголевски «Божественную комедию» Данте Алигьери. Не в состоянии показать Ад, Чистилище, а потом Рай. Потому что
его герой Павел Иванович Чичиков неисправим… «Нет, не так воспитан. Отец мне твердил: больше всего береги и копи копейку: эта вещь надёжнее всего на свете…». (Сегодня это пророчество сбывается. «Всё сделаешь и всё прошибёшь на свете копейкой». Этот золотой идол застит глаза подавляющего большинства российского населения. Я сочувственно отношусь к этим людям — они практически неизлечимы. Это уж какой-то психоз. Нервное заболевание. Нынешние молодые, энергичные люди тратят свою жизнь на этот бессмысленный поиск приобретений, на этот бессмысленный, жуткий голод своей души.) Душа у Павла Ивановича голодная. Он не понимает, чем её накормить. А ведь деньгами не накормишь. Для души пагубно».
Независимо от того, хотел автор или не, его «Мёртвые души» явились величайшей сатирой на дореформенную русскую жизнь, достигшую пределов пошлости. «Обо мне много толковали, разбирая кое-какие мои стороны, — говорит о себе Гоголь, — но главного существа моего не определили. Его слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что ещё ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость, уметь очертить в такой силе пошлость, пошлость человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем. Вот моё главное свойство…»
Именно в силу этих способностей Гоголь первым увидел чёрта без маски, увидел подлинное лицо его, страшное не своей необычностью, а обыкновенностью, пошлостью; первым понял, что лицо чёрта есть не далёкое, чуждое, странное, фантастическое, а самое близкое, знакомое, вообще реальное «человеческое, слишком человеческое», лицо толпы, лицо «как у всех», почти наше собственное лицо в те минуты, когда мы не смеем быть самими собой и соглашаемся быть «как все».
Два главных героя Гоголя — Хлестаков и Чичиков — есть два русских лица того времени, две ипостаси вечного всемирного зла — «бессмертной пошлости людской». А. С. Пушкин про них сказал: «То были двух бесов изображения». Вдохновенный мечтатель и враль Хлестаков и бесчестный делец Чичиков — за этими двумя противоположными лицами скрыто соединяющее их третье лицо, лицо чёрта «без маски», «во фраке», «в своём собственном виде», лицо нашего вечного двойника, который, показывая нам в себе наше собственное отражение, как в зеркале, говорит: «Чему смеётесь? Над собой смеётесь!»
Напоследок скажем ребятам, что сейчас в нашей стране идут большие перемены, заново переосмысливаются человеческие ценности, но идеи Гоголя-пророка современны и в наше время. Люди, к сожалению, мало изменились, поэтому «Мёртвые души» — это предостережение и для всех нас.
Литература:
1. ГогольН.В. «Нужно любить Россию». — М. 2008г.
2. Соколов Б. В. «Расшифрованный Гоголь». — М. 2007г.
3. Бочаров С. Г. «Гоголь в русской критике: Антология». — М. 2008г.
4. Клеймёнова Р. Н. «Гоголь и общество любителей российской словесности». — М. 2005г.
5. Штеренгарц Р. Я. «Тайна обаяния Н. В. Гоголя». — М. 2007г.
6. Соколов П. В. «Гоголь. Энциклопедия». — М. 2007г.
7. Журнал «Цитата: классики глазами наших современников», № 1–2008г.
8. Манн Ю. В. и др. «Гоголь в школе». — М. 2007г.
9. Гоголь Н. В. «Мёртвые души»: Поэма — М. 1982г.
