Русскому человеку генетически передались противоречивые свойства славянского эпилептоидного типа характера, - по определению Ксении Касьяновой, известного социолога и культуролога современности. Эпилептоид в обычных ситуациях спокоен, терпелив, основателен и запаслив, но способен к срыву в раздражающей ситуации, если долго давить на него - он взрывоопасен. Он сам задает свой темп жизни и целеполагание, стремится действовать в собственном ритме и по своему плану. Ему присущи основательность, последовательность, упорство в достижении цели, могущее переходить в упрямство. Такой народ выделяет лидеров или вождей-организаторов, которые либо воспринимают общенациональные интересы и с невероятным упорством стремятся к их реализации, либо маниакально навязывают народу свои представления [2; С. 145].
Эпилептоидному характеру свойственны замедленные реакции, некоторая "вязкость" мышления и действий (русский мужик задним умом крепок). В спокойных состояниях эпилептоидный тип склонен к легкой депрессии: вялости, апатии, плохим настроениям и пониженному тонусу деятельности, что характеризовалось как русская лень. Переключение на другой вид деятельности происходит с трудом, а мобилизация сил для этого - замедленна, ибо требуется время для "раскачки", привыкания к новым обстоятельствам. Но в результате русский человек давал адекватный ответ вызовам судьбы, ибо от природы талантливый народ веками оттачивал свой ум и смекалку в труднейшей борьбе за выживание. Именно поэтому русский долго запрягает, но быстро едет. По сравнению с европейцами, русские более сдержанны в своих проявлениях, но и более постоянны в своих состояниях -как в спокойствии, так и в буйстве.
Буйная природа славянина укрощается православным воспитанием. Православные обряды, традиционные ритуалы, а также взыскующий государственный уклад компенсировали недостаток внутренней энергии. Праздничные обряды украшали жизнь, выравнивали и укрепляли ее профилактической разрядкой, разгрузкой психики. Может быть, только народ с подобным характером мог приспособиться к суровым неустойчивым климатическим и геополитическим циклам северо-востока Евразии. Но за счет потерь и приобретений, за счет усугубления некоторых трудностей характера. Слабости и болезненные качества компенсировались жизненным укладом: русский образ жизни является продолжением русского характера и наоборот.
Но когда рушились традиции и связи с глубинными национальными ориентирами, - русский человек терял себя, деградировал, отдавался ложным авторитетам или утопиям. Ощущение бессмысленности жизни для русского человека страшнее любых испытаний.
Русский национальный характер не просто противоречив, как и любой другой, а поляризован, расколот. Противоположности в нем обострены до крайности, ничем третьим не опосредованы. Н.А. Бердяев подмечал, что русский народ - «самый аполитический, никогда не умевший устраивать свою землю» и одновременно Россия - «самая государственная и самая бюрократическая страна в мире», все в ней «превращается в орудие политики». В русской стихии «поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность» и в то же время это страна «невиданных эксцессов, национализма, угнетения подвластных национальностей, русификации» [1; С. 160].
Русские покорны, смиренны, но одновременно - «апокалиптики», «нигилисты», бунтари, у них много «хаотического, дикого», обратной стороной их смирения является «необычайное русское самомнение». Русская душа «вечно печалует о горе и страдании народа и всего мира», но ее «почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна.., ленива..., так покорно мирится со своей жизнью». Стремление к «ангельской Святости» парадоксальным образом сочетается со «звериной низостью» и мошенничеством. У русского, по С. Аскольдову, из трех человеческих качеств: «святого», иначе безгреховного, «человеческого», то есть социального и «звериного», то есть природного, - можно найти лишь первое и последнее. Искренняя жажда божественной правды у русских сосуществует с «бытовым и внешнеобрядовым пониманием христианства», далеким от подлинной религиозной веры.
Причину поляризованности, расколотости русского национального типа Н.А. Бердяев объяснил дисгармоний «мужественного» и «женственного» начал в нем. Об этом же писали В.В. Розанов, Вл. Соловьев. Неуравновешенность этих начал присуща незрелому национальному характеру. Недостатком мужественности, твердости духа, воли, самостоятельности в русском народе Н.А. Бердяев объясняет неразвитость в России общественных классов, гипертрофию бюрократизма, специфику русского самодержавия.
Благодаря женственному компоненту русская «национальная плоть» имеет такие качества, как милосердие, душевность, мягкость, бескорыстие, терпеливость, отзывчивость, способность отречься от благ во имя светлой веры, идеала.
С недостатком «мужественного» начала в русском национальном характере соглашались не все его аналитики. Например, Н.О. Лосский, напротив, считал, что русский народ, особенно его великорусская ветвь, «в высшей степени мужествен», в нем «особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью» [4; С. 34]. Да и сам Н.А. Бердяев констатировал, что «мужественный дух потенциально заключен в России».
Не вникая в существо спора о соотношении «мужского» и «женского» начал (в других интерпретациях русский национальный тип ассоциируется с детским началом, символом несовершеннолетия) отметим, что в основе феномена поляризованности, расколотости лежат многие факторы. Существенное значение имеет расположение страны, где проходил стык двух типов цивилизации, культур. Русский историк В.О. Ключевский писал: «Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем Европа. Это переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой, но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда привлекали ее к Азии или в нее влекли Азию»[3; С. 7].
В России встречались, перекрещивались две цивилизации. Дуализм двух миров, культур, обусловил «конфликтный» тип российской цивилизации. В русской душе столкнулись и смешались два потока мировой истории — восточный и западный, представляющие собой относительно самостоятельные нормативные системы, не способные к сращиванию. Они, по мнению Н. А. Бердяева не составляли органически цельный характер, не превратились « в единую волю и единый разум», №запутавшись» в душе.
Перепутье между Востоком и Западом, пересечение двух полярных потоков, взаимоотталкивающихся, но сосуществующих культурных традиций, обусловили поляризованность русской души, ее апокалиптичность и нигилизм, которые «не признают серединного царства культуры». Отсюда та торопливость, суетливость, скоропалительность, с которой русский человек всякий раз спешит «заявить о себе» в хорошем или плохом деле. Как образно выразился НА. Бердяев, он «хочет, чтобы поскорее все кончилось или всем, или ничем». Русская поляризованность «одинаково находит себе выражение и в черносотенстве, и в большевизме. Крайне правые и крайне левые у нас сходятся, как одна и та же темная стихия, та же смесь неосознанного и извращенного апокалипсиса с нигилизмом»[1; С. 162].
Поляризованность русского национального типа проявляется в «забвении всякой мерки во всем», развитой потребности «хватать через край», дойти «до последней черты», «в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину, заглянуть в самую бездну и - в частных случаях, но весьма нередких - броситься в нее как ошалелому вниз головой».
В такие роковые периоды, по оценке Ф.М. Достоевского, русский человек доходит до «судорожного и моментального» самоотрицания и саморазрушения, способен на самые крайние действия, готов порвать все связи, отношения, отречься от всего (семьи, обычаев, бога), «сжечь все мосты». В апокалиптической настроенности, устремленности к концу, неприятии серединной культуры следует искать источник как наших исторических свершений, взлетов, силы духа, так и падений, провалов, духовных болезней.
Ситуация «висения над пропастью», «хождения по краю пропасти» порождает в обществе особую атмосферу напряженности тревожности, страха, дискомфорта, обостряет социально-экономические и политические проблемы, придавая им особую остроту и трагичность, чувство «близкого конца», катастрофы. Но она же создает и условия, стимулирующие духовное творчество.
В русских, наряду с тенденцией саморазрушения, самоотрицания, сильны, может быть, даже в большей степени, импульсы самосохранения, самоспасения, самовосстановления, в котором они проявляют ту же силу, напористость, стремительность. Русский человек, впадая в абсолютизацию одной из противоположностей и желая изжить, преодолеть ее до конца, испытывает столь же искреннюю потребность в другой, ей противостоящей части единого целого.
Потребность отрицания, разрушения подчас всего самого главного, святого, и самовосстановления, возрождения питается «героической» сущностью россиян. Русскому человеку необходимы великие дела и свершения, такие как разрушение и созидание. Ему претит серая, будничная, рутинная жизнь. Созидание у русских идет не иначе, как через разрушение всего и вся, через общественные потрясения, кризисы и катаклизмы, когда общественный организм близок к смерти. Смысл разрушения в том, чтобы смести все мерзкое, уродливое, неприглядное, и с новой надеждой возродить что-то лучшее.
Только пройдя через великие потрясения, жертвы, покаяние люди становятся способны к духовному преображению, возрождению всего прекрасного, к нравственному просветлению. В этом смысле русская душа, по оценке Н.А. Бердяева, «способна дойти до упоения гибелью». По утверждению И.А. Ильина мы знаем русскую душу, видим путь, пройденный нашим народом, и, говоря о России, обращаемся к Божьему замыслу, положенному в основание русской истории, русского национального бытия.
Иногда Россия напоминает старца, схимника, который с благоговением принимает все-все испытания, искренне реагируя на внешний мир, - если гнев, то неистовый, если любовь, то неземная, если битва, так на смерть. Но лишь одна религия была способна привести в чувства душу русского человека. Христианство в той форме, в которой оно пришло на Русь было явлением всемирным, вселенским. Крещение в 988 г. такого количества людей история ещё не знала. Скорее всего, это напоминало библейский сюжет. И образ русского старца напоминает нам апостола, святого. Русский характер был способен подчиниться только такой вере - всепрощающей,
сильной, строгой, абсолютной Христианской. И только такой вере способен верить русский человек, в котором живут религиозность, способность к высшим формам опыта, чувство и воля, свободолюбие, народничество, доброта, даровитость, нигилизм, раскольничество, мессианизм и миссионизм.
Обращаясь к исследованию Николая Онуфриевича Лосского нужно отметить и согласиться с тем, что русская культура, подобно культуре великих народов, уже осуществляла и будет осуществлять свою миссию, благотворно влияя на развитие всего человечества.
Цель описания всех вышеперечисленных качеств русского характера доказать его уникальность, удивительность, величие, парадоксальность, на самом деле Божественную сущность. Истоки этих качеств мы найдём в древности. На русской земле было много событий, и сегодня мы можем заглянуть в нашу историю только благодаря древнерусским летописцам.
Главным принципом, на основе которого формировался русский национальный характер, является антиномия. Для сдерживания его крайних проявлений необходима сильная власть. Для нравственного очищения общества следует распространять веру среди различных слоев общества (поскольку Россия – многоконфессиональное государство). Укрепив веру, необходимо позаботиться о формировании в сознании россиянина идей патриотизма, при условии, что государство будет заботиться о своем народе, соблюдать его гражданские права.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. Судьба России. Опыт по психологии национальности. – М.: Мысль, 1990. – 207 с.
2. Касьянова К. О русском национальном характере. – М.: Академический проект, 2003. – 560 с..
3. Колючевский В.О. Краткое пособие по русской истории. – М.: Рассвет, 1992. – 191 с..
4. Лосский Н. О. Характер русского народа: В 2 кн. – М.: Ключ, 1990.- Кн. 1. – 64 с..
