Цикл «Стихи к Блоку» — один из самых крупных «именных» циклов Цветаевой. Складывался он постепенно. В апреле-мае 1916 года было написано восемь стихотворений. Девятое стихотворение цикла было написано четыре года спустя, в мае 1920 года, после того как она впервые услышала и увидела Блока на его московских выступлениях. В августе-декабре 1921 года Цветаева создает семь стихотворений — горестный и трагический реквием на смерть поэта.
Окончательный состав цикла определился в 1922 году. В этом году он вышел отдельной небольшой книгой в Берлине.
Цикл включает в себя два раздела. Первый — стихотворения, написанные до смерти Блока (1–9), второй — стихотворения 1921 года (10–16).
Шестнадцать стихотворений цикла, обращенных к Блоку, разнообразны. В то же время цикл воспринимается как сложное динамическое единство. По отношению к циклу стихов можно говорить о сюжетных тенденциях или о «лирическом сюжете» в развитии которого существенное значение имеет «диалектика душевно-эмоциональных состояний» [см. В.Орлов].
В цикле «Стихи к Блоку» сюжет развивается во времени (стихотворения расположены в строго хронологической последовательности), в пространстве (в разномасштабных категориях его восприятия: Москва, Петроград, Россия, бытие). В процессе движения сюжет обогащается новыми мотивами, коллизиями. Мотив роковой гибели «высокого героя», насыщенность цикла мифологическими образами позволяет говорить об элементах трагедии.
«Никакими извилинами мозга не объяснить чудо поэта», — говорила Цветаева в своих стихах и прозе, посвященной другим поэтам, и она не столько умозаключала, сколько проникалась лично творческой его сутью и воплощала «преображенную правду» о поэте. И писать о нем, считает Цветаева, надо не книгу статей, а «книгу бытия», но его бытия, «бытия в нем» [4].
Первое стихотворение цикла своеобразный звуковой камертон.
Оно построено на образно-семантическом обыгрывании звучания имени Блок.
Имя твое — птица в руке.
Имя твое — льдинка на языке [5, с. 68].
В этих строках имя поэта вызывает у нее звуковые ассоциации с образами бьющейся птицы в руке и льдинки, что звенит на кончике языка.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту… [5, с. 68]
Мы сами можем вспомнить, что когда мы ловим мяч или когда звенит бубенчик, слышится звук, чем-то похожий на сочетание этих звуков — «блок», что было тонко подмечено Мариной Цветаевой.
В следующих строках она проводит ассоциации между фамилией поэта и звуком, который слышится при падении камня в тихий пруд:
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут… [5, с. 68]
Затем она сравнивает фамилию поэта с щелканьем ночных копыт:
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит [5, с. 68].
Цветаева подчеркивает: «громкое имя», то есть имя известного поэта. Она сравнивает его и со звуком щелкающего курка:
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок [5, с. 68].
Дальше она опять проводит сложные звуковые ассоциации:
Имя твое поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое — поцелуй в снег [5, с. 68].
Ключевой, ледяной, голубой глоток сравнивает Цветаева со звучанием фамилии поэта. С именем твоим сон глубок,- пишет она.
Это стихотворение очень точно показывает, какое значение придавала слову, в частности имени Цветаева. Имя собственное не просто представляет его носителя, но порождает цепь ассоциаций. И в этом стихотворении М.Цветаева проводит звуковые ассоциации с именем поэта. Эти ассоциации множатся, звеня, сверкая, холодея («серебряный бубенец вo рту», «мячик, пойманный на лету», «поцелуй в снег», «ключевой, ледяной, голубой глоток»). Создается ощущение звонкости, легкости полета, ключевой незамутненности 6одрящей свежести, снежной белизны. Но уже в этом стихотворении нет однозначности: в радостно-светлую атмосферу мажорного звучания вторгаются ассоциации иного, диссонирующего с первым рядом («камень, кинутый в тихий пруд, и назовет его нам в висок/ Звонко щелкающий курок»). Веселый звон серебряных бубенцов — и звон щелкающего у виска курка, радость полета и «с именем твоим сон глубок», возможно смертный сон. Так уже в начале цикла драматизируется музыка блоковского имени.
Ощущения, называемые в стихотворении многообразны. Это ощущения: 1) звуковые (серебряный бубенец, в легком щелканье ночных копыт, щелкающий курок, всхлипнет); 2) осязательные: холод (льдинка на языке, в нежную стужу недвижных век, поцелуй в снег, ледяной, ключевой, голубой глоток), нежность (нежную стужу, поцелуй в глаза) легкость (льдинка, птица в руке, одно-единственное движение губ, мячик); 3) зрительные: прозрачность, белый и голубой цвет (льдинка, снег, пруд, ледяной, ключевой, голубой глоток); 4) ощущение движения; это движение можно не только увидеть, но и услышать (камень, кинутый в тихий пруд, всхлипнет так как тебя зовут) и почувствовать осязанием — потрогать руками (птица в руке, мячик, пойманный на лету); 5) ощущение времени: миг и длительность (одно единственное движение губ, пять букв); 6) психологические: запретность (имя твоё — ах, нельзя) и притягательность (поцелуй в глаза, с именем твоим сон глубок).
Это стихотворение построено на контрастах, воспринимаемых всеми органами чувств.
Л. В. Зубова выделяет 6 контрастных рядов: тепло — холод: птица — в руке, льдинка — на языке; нежность — бесчувственность: всхлипнет — камень, нежную — недвижных; звонкость- тишина; ночных — щелканье, громкое имя твое гремит — с именем твоим сон глубок; громкость — тихость: в легком щелканье — громкое имя твое гремит; стремительность, мгновенность движения — его замедленность: птица — в руке, одно единственное движение губ — пять букв; притягательность, близость — запретность: поцелуй в глаза — ах, нельзя.
Ряд «тепло — нежность — звонкость — близость — движение» продолжается такими понятиями как жизнь изменчивость, бренность, смерть, а ряд «холод — бесчувственность — тишина — неподвижность — понятиями смерть, вечность, жизнь, в бессмертии» [2, с. 58].
Противоположные понятия соединяются в идее остановленного мгновения, исчезновения, растворения. Они пересекаются в конечной точке и естественно переходят друг в друга.
В этом стихотворении имя поэта только подразумевается, но не упоминается — так в средневековье не называлось прямо имя бога или святого,- потому что Блок физически отсутствует в жизни Цветаевой, потому что он для неё целая Вселенная. Назвать его — значит сделать его земным, а это противоречит представлениям Цветаевой о Блоке.
Второе стихотворение навеяно мистикой, где все несколько сумбурно, отрывочно. В нем уже намечаются взаимоотношения между Блоком и Цветаевой (завязка лирического сюжета):
Нежный призрак,
Рыцарь без укоризны,
Кем
ты призван
В мою молодую жизнь? [5, с. 68–69]
Так начинается второе стихотворение, такими эпитетами характеризует Цветаева Блока. И уже не так важны звуковые ассоциации как в предыдущем стихотворении.
Марина Цветаева вглядывается сквозь «снеговую ризу» образ героя, который меняется на протяжении всего стихотворения: то «он» «рыцарь без укоризны», «снежный лебедь, то «ворог», могущий сглазить, погубить.
0н поет «за синими окнами» — она откликается, он зовет её в неизвестность, она готова идти за ним даже на гибель. В этом стихотворении проявляется двойственность эмоциональных ощущений и действий Цветаевой: идти за ним в след и — оградиться, откреститься:
Сделай милость:
Аминь, аминь, рассыпься!
Аминь [5, 69].
Это стихотворение также интересно с точки зрения рассмотрения поэтического языка М.Цветаевой. В нем проявились многие его особенности. Одной из таких особенностей является «языковой сдвиг в позиции поэтического переноса» [2, с. 34].
В терминологии поэтики «перенос — это перенос части синтаксически целой фразы из одной стихотворной строки в другую, вызванный несовпадением заканчивающей строку постоянной ритмической паузы с паузой смысловой» [6, с. 84].
Перенос у Цветаевой — это средство выделения слова, его актуализации, звукового усиления. (Снежный лебедь /Мне под ноги перья стелет. Так по перьям /Иду к двери, за которой смерть; Длинным криком. Лебединым кликой -/Зовет [5, с. 69]). Такой сильный строфический раздел естественно вызывает и сильную актуализацию слова.
Перенос является средством оживления стертой метафоры. В произведениях Цветаевой этот прием, традиционный для поэзии ХХ века, воспринимается как новаторство, как признак индивидуального стиля М.Цветаевой, так как применяется очень часто и с максимальными функциональными нагрузками.
Л.Зубова одной из особенностей этого стихотворения и всего творчества Цветаевой считает паронимическую аттракцию: «паронимическая аттракция (распространение фонетических подобий на семантику слов) с одной стороны сближается с поэтической этимологией, так как здесь имеются элементы переосмысления, с другой стороны — с аллитерацией (чисто звуковыми повторами, звукописью)» [2, с. 56]: Нежный призрак /Рыцарь без укоризны/ Кем ты призван/ В мою молодую жизнь [5, с. 68].
Цветаева соединяет в одном стихотворении блоковские образы разных циклов. «Нежный призрак», «Рыцарь без укоризны» — отголосок «Стихов о Прекрасной Даме». Но изображается рыцарь в преддверии ночи, с ним приходит образ города, снежно-ветровой стихии, тревожного предчувствия гибели (То не ветер/ Гонит меня по городу. /Ох, уж третий вечер я чую ворога [5, с. 69]). Так «рыцарь без укоризны» оказывается в атмосфере, родственной «Снежной маски». Но есть здесь и приметы третьего плана, иных более масштабных измерений бытия Блока, о которых говорит в своем исследовании В. Голицына: «Образы в этом стихотворении, как и в цикле вообще тяготеют к смысловой многозначности, которая зависит от контекста, в котором они выступают в разных сопряжениях и взаимодействиях. Так, например, образ лебедя в сопряжении с образом рыцаря создает возможность ассоциативной связи с музыкально-поэтическим вагнеровским мифом о Лоэнгрине, вариант мифа о Парсифале, и чаше Грааля» [1, с. 34].
Взаимодействие образов «снежного певца» и «снежного лебедя» как бы усиливает в нашем восприятии представление о лирическом песенном даре Блока. (Он поет мне/ За синими окнами/ Он поет мне/ Бубенцами далекими./ Длинным криком,/ Лебединым кликом/ Зовет) [5, с. 69]. В этой протяженности лебединого клика, в звоне далеких бубенцов как бы улавливаются зовы блоковской России, с ее просторами, расхлябанными колеями, многоликими народами, мчащейся тройкой и Куликовым полем.
И уже в этом стихотворении выделяется устойчивый, всеохватывающий признак Блока: он певец.
Мало в лирике обращений к своему собрату по поэзии, где бы с такой силой прозвучали возвышенно–трепетная любовь и преклонение перед гением художника, как те, что запечатлены в «Стихах к Блоку».
Литература:
1. Голицына В. Блоковский сборник. //Ученые записки Тартуского университета. 1989, № 9.
2. Зубова Л. Семантика художественного образа. ЛГУ, — Л., 1988.
3. Орлов В. Марина Цветаева. Судьба. Характер. Поэзия. //Цветаева М. Избранное. — М., 1989.
4. Цветаева М. Искусство при свете совести. //Электронный ресурс: www.tsvetaeva.com/prose/pr_iskustvo_pri_sovesti.php
5. Цветаева М. Стихотворения. Поэмы. — М., 1991.
6. Цветкова М. В. Поэтика слова. — М., 1978.
