Статься посвящена изучению происхождения деепричастий в русском языке. Деепричастия русского языка изучались со стороны их происхождения, места в системе частей речи, временныхзначений, синтаксической функции, возможности их замены синонимичными конструкциями. А в этой статье выражая разные мнения лингвистов, мы стараемся рассмотреть этот вопрос с точки зрения хронологии.
Ключевые слова:хронология, деепричастие, причастие, предикативность.
Деепричастие в восточнославянских языках (русский, украинский и белорусский язык) развивалось из нечленных активных причастий [18, с.43]. Как известно, деепричастие сформировалось на основе именных (кратких, нечленных) действительных причастий праславянского языка. Отдельные разряды деепричастий при этом возводятся к формам именительного падежа разных родов — мужского или женского. Образованиями, связанными с мужским родом, безоговорочно признаются формы с суффиксами -а и -в, тогда как по поводу форм с суффиксами -ши, -вши и -учи(-ачи) высказываются различные мнения. Традиционно они рассматриваются как восходящие к причастным формам им.п.ед.ч. женского рода. В настоящее время кажется более убедительным мнение о связи деепричастных форм на -и с бывшей формой им.мн.муж.рода [7, с.77].
В Псковских летописях несогласованные причастия немногочисленны и неунифицированы в отношении форм, и нечленное действительное причастие еще полностью не утратило способности изменяться по падежам [4, с.128]. Д. Н. Овсянико-Куликовский относит время выделения деепричастий из причастий к XII и XIII вв., так как же в памятниках XII-ого и XIII-ого вв. нередко встречается выпадение причастий из парадигмы нечленных активных причастий [14, с.68].
По вопросу о времени возникновения деепричастия у исследователей нет расхождений: всеми признается тот факт, что долгий и сложный процесс становления деепричастия завершается к концу XVII — началу XVIII вв. Хронология этого процесса определяется учеными неоднозначно. При этом разные мнения существуют как по поводу времени начала перехода причастий в деепричастия, так и по поводу завершения этих преобразований. Первыми приметами, свидетельствующими о начале процесса формирования деепричастия, большинство ученых довольно единодушно считает случаи нарушения согласования форм древнего причастия с именем существительным. Обособление отдельных форм парадигмы началось со случаев нарушения согласования причастия и существительного в роде и числе. Подобные случаи фиксируются уже в древнейших русских памятниках XI-XIII вв.
Ранние случаи нарушения согласования причастий в разных по жанру древнерусских памятниках отмечали А. Х. Востоков, П. А. Лавровский, И. В. Ягич, А. А. Шахматов, А. И. Соболевский, С. П. Обнорский, Н. Н. Дурново и др.
Наиболее определенно пишет о времени появления деепричастия А. А. Потебня: «Еще довольно трудно в точности определить, как продолжителен период образования деепричастий. Кажется несомненным, что в конце XIV в. причастия действительные аппозитивные были уже только в книжном языке, и деепричастие, как вполне определившаяся часть речи, уже существовало, хотя и отличалось кое-чем от нынешнего» [16, с.186].
Созвучно этому мнению и высказывание С. П. Обнорского: «Трудно установить эпоху окончательного сложения в языке категории деепричастия. Но можно думать, что явление это очень древнее: «Русская правда», оригинальный русский памятник, не знает вовсе употребления причастий как таковых (в склоняемой их форме), но дает многие примеры употребления причастий лишь в форме им.пад.ед. и мн.ч., притом в функции уже не причастной» [13, с.213].
Обобщая разные позиции по вопросу о времени становления деепричастия, В. В. Колесов отмечает: «Формирование деепричастий, по согласному мнению историков, происходило в XIII-XIV вв., к концу XIV в. уже завершилось как образование категории, но еще долго вырабатывало универсальные формы своего выражения» [6, с.603].Однако мнение исследователей относительно завершения этого процесса сложно назвать единодушным. Так, Б. В. Кунавин считает временем активного формирования деепричастия период XIV-XV вв. [8, с.24]. Л. Е. Лопатина указывает, что в XV в. процесс выбора одной из причастных форм, закрепления ее в качестве новой морфологической категории — деепричастия — еще только начинается [11, с.107]. Деепричастие как отдельную глагольную категорию в русской письменности второй половины XVI в. рассматривает С. Д. Никифоров, даже формы типа погубль называя «старославянскими формами деепричастия» [12, с.273]. О деепричастном употреблении кратких причастий действительного залога в языке деловых памятников XVI в. пишет и М. А. Соколова [19, с.170]. Вместе с тем большинство исследователей связывает завершение процесса формирования деепричастия с XVII в. Высказываются мнения о том, что и в XVII в. этот процесс еще не был окончательно завершен. Лекант об этом отмечает: «Современные деепричастия восходят к древнерусским кратким формам именительного падежа единственного числа действительных причастий в формах настоящего и прошедшего времени, согласовывавшимся с подлежащим. Неизменяемые деепричастия современного русского языка согласовываться с подлежащим не могут, но семантическую связь с ним сохраняют, поскольку всегда обозначают действие лица, названного подлежащим» [10, с.292].
З. Д. Попова вообще считает временем формирования деепричастия XVIII в. [15, с.166]. К числу примет, безусловно свидетельствующих о начавшихся изменениях кратких причастных форм, все авторы относят нарушения в согласовании между причастием и существительным. При этом речь, как правило, идет о форме именительного падежа, а нарушения касаются рода и числа. Поскольку подобные примеры встречаются уже в памятниках русской письменности старшего периода, это служит основанием для достаточно ранней датировки времени появления деепричастия как неизменяемой, а следовательно, и не согласуемой с именем формы. Однако подобные случаи в количественном отношении далеко уступают случаям с сохраняющимся согласованием имени существительного и причастной формы.
Вместе с тем есть основания считать такое согласование «кажущимся», не истинным для большого числа примеров, поскольку в качестве субъекта действия в предложении в древнерусских текстах значительно преобладают имена существительные мужского рода ед. и мн. числа [5, с.92].
Еще одним, более существенным и основательным, критерием выделения деепричастия в качестве самостоятельной грамматической категории является грамматическое значение и синтаксические функции рассматриваемых форм.
Указание на изменение синтаксических функций именного действительного причастия как причину возникновения деепричастий находим в работах многих ученых. Однако при этом выявление и определение этих функций, а, главное, их оценка могут существенно различаться. Дискуссии в основном связаны с выяснением того, какую роль в становлении деепричастия играли предикативная функция, а также выражение обстоятельственных значений.
Не подвергается сомнению то, что в современном русском языке деепричастие означает такое действие или состояние названного в подлежащем субъекта, которое сопутствует действию или состоянию, названному в сказуемом, либо в том или ином отношении характеризует это действие [3, с.181]. Об употреблении современного деепричастия в качестве второстепенного сказуемого, а также о его способности одновременно указывать на те или иные обстоятельства совершения основного действия пишут многие исследователи.
Несколько шире оценивал предикативные возможности деепричастия А. А. Шахматов, привлекающий к его характеристике и диалектные данные: «Настоящим деепричастием называем только такое деепричастие, которое употребляется в форме второстепенного или (диалектно) также и главного сказуемого» [21, с.84].
Однако роль предикативности оценивается по-разному, когда речь заходит об истории этих форм. Если для А. А. Шахматова переход причастия в деепричастие «возник на почве усиления предикативности причастия насчет его атрибутивности, он повел за собой переход деепричастия во второстепенное сказуемое», то Б. В. Кунавин, напротив, считает, что «краткие действительные причастия, наоборот, на пути своего перехода в деепричастия ослабляли свои предикативные свойства» [8, с.24].
На ослабление предикативной роли причастия в процессе его перехода в деепричастие указывали М. Г. Шатух, Л. К. Дмитриева, Я. А. Спринчак, Т. И. Агафонова и др.
Еще более определенно высказывается В. Л. Георгиева: «Предикативная функция действительных причастий в ходе истории русского языка была совсем утрачена» [2, с.43].
Об использовании уже кратких действительных причастий в функции второстепенного сказуемого в русских памятниках разных исторических периодов писали А. А. Потебня, Е. С. Истрина, В. Л. Георгиева; Л. Е. Лопатина, И. Н. Лекарева и др. Многофункциональность именного действительного причастия отмечает В. В. Бенке, считая определяющим предикативное употребление в функции второстепенного сказуемого [1, с.171].
Развитие функции второстепенного сказуемого как свидетельство формирования деепричастия рассматривают С. Д. Никифоров, Л. А. Широкова, А. А. Припадчев и др.
Подобная пестрота мнений, как кажется, может быть связана с разным содержанием, которое вкладывается учеными в понятие «предикативность». В одних случаях предикативность понимается как способность той или иной формы выступать в предложении в качестве самостоятельного или однородного сказуемого.
В других работах предикативность рассматривается гораздо шире. Например, Т. П. Ломтев включает в это понятие, как А. А. Шахматов, и значение второстепенного сказуемого: «Факт видоизменения причастий в деепричастия не может быть понят как результат сосредоточения предикативности в глаголе, ибо деепричастия не потеряли способность выступать в функции сказуемого, а только специализировались на такой предикативной функции, которая отличается от предикативной функции глагола» [10, с.176].
Еще одним важным компонентом в определении деепричастия выступает способность к выражению различных обстоятельственных значений. И в этом случае среди исследователей нет единого мнения. Одни ученые считают, что деепричастие сформировалось благодаря появлению и развитию этого значения: «…именные действительные причастия, в силу развития у них обстоятельственного значения, постепенно приобретают неизменяемую форму — деепричастия и выступают в предложении в роли предикативного обстоятельства» [20, с.6]. С этим мнением не согласен Б. В. Кунавин, который считает, что деепричастия унаследовали функцию выражения обстоятельственных значений от причастий [8, с.25]. Аналогичная точка зрения была высказана и Л. К. Дмитриевой.
Подводя некоторые итоги рассмотрения различных, часто противоположных, точек зрения на проблему происхождения деепричастия как самостоятельной грамматической категории, обладающей специфическими морфологическими и синтаксическими свойствами, можно отметить следующее.
Анализируя конкретные причастные образования, представленные в памятниках, относящихся к разным периодам истории русского языка, порой оказывается сложно установить, с чем именно мы сталкиваемся в том или ином случае. Критерии разграничения собственно «причастия» и «непричастия», предлагаемые учеными, оказываются несовершенными, а иногда и очень субъективными. Возможность двоякого толкования одних и тех же форм авторы иногда вынуждены признавать и сами.
Продуктивной представляется в этом смысле позиция А. Г. Руднева, по мнению которого, нельзя опираться только на форму и считать, что одна и та же форма всегда заключает в себе одно и то же содержание [17, с.107].
А. А. Потебня отмечал: «Между причастием, вполне согласуемым со своим определяемым, с одной стороны, и деепричастием, вовсе не согласуемым и не имеющим непосредственной связи с именем, которое им определялось, когда оно было причастием, — с другой, можно заметить среднюю ступень. На ней отпричастное слово не может быть названо причастием, потому что уже лишено рода, числа и падежа, но не есть деепричастие в вышеупомянутом смысле, потому что стоит не при глаголе, а при своем подлежащем» [16, с.200]. В. В. Бенке, исследуя состояние именных действительных причастий в древнерусском языке старшего периода, признает, что в рассматриваемую эпоху «краткое действительное причастие уже не существовало как грамматическая категория, определяющаяся целостностью формы и значения» [1, с.171].
Таким образом, по-видимому, уже для древнерусского периода представляется возможным говорить о разграничении двух разных грамматических категорий — причастия и деепричастия, иногда представленных омонимичными формами. В этом случае речь идет, прежде всего, об именных (кратких, нечленных) формах древнего причастия. Одинаковые по оформлению образования в зависимости от контекстуальных условий и синтаксических особенностей употребления могут быть либо причастием, либо деепричастием.
Литература:
1. Бенке В. В. Именные причастия действительного залога в древнерусском языке старшего периода: автореф. дис.... филол. наук. М., 1987.
2. Георгиева В. Л. История синтаксических явлений русского языка. М., 1968.
3. Грамматика-80, Т. II, С. 181.
4. Дмитриева Л. К. Действительные причастия, деепричастия и отпричастные формы (по материалам Псковских летописей и современных псковских говоров): автореф. дис.... филол. наук. Л., 1963.
5. Истрина Е. С. Синтаксические явления Синодального списка I Новгородской летописи. Пг.,1923. С. 92.
6. Колесов В. В. История русского языка. М., 2005. С. 603.
7. Кудрявский Д. Н. К истории русских деепричастий. М.,1916. С. 74–79.
8. Кунавин Б. В. Функциональное развитие системы причастий в древнерусском языке: автореф. дис.... филол. наук. Ленинград, 1993. С.24–26.
9. Лекант П. А. Современный русский язык. М., 2004. С. 292.
10. Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1956. С.176.
11. Лопатина Л. Е. Историческая грамматика русского языка. М., 1978. С.107.
12. Никифоров С. Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века. М.,1952. С.273.
13. Обнорский С. П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953. С.213.
14. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. С. — Петербург, 1912. C.68.
15. Попова З. Д. Именные действительные причастия в русском литературном синтаксисе XVII века. М., 1974. С.160–168.
16. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. I. М.,1958. С. 180–200.
17. Руднев А. Г. О происхождении деепричастия (по памятникам старославянского и древнерусского языков). М., 1955. С. 107.
18. Сасинович Э. С. Деепричастие и его функции в украинском языке. автореф. дис....канд. наук. диерат кандидатской диссертации. Киев, 1961.
19. Соколова М. А. Очерки по языку деловых памятников XVI века. Л, 1957. С.170–175.
20. Стеценко А. Н. История именных действительных причастий и образование деепричастий в русском языке. М., 1978. С.3–11.
21. Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1941. С. 84–85.
22. Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1941. С. 45.
