Данная статья посвящена анализу фрагмента из миракля А.-Ч. Суинберна «Маска королевы Вирсавии» («The Masque of Queens»), напечатанного под названием «Призраки цариц» в переводе В. Ю. Эльснера. Проведенное исследование позволяет утверждать, что переводчик довольно полно передавал как содержательную сторону подлинника, так и его эмоциональную насыщенность фрагмента.
Ключевые слова: А.-Ч. Суинбёрн, поэтический перевод, русско-английские литературные связи, компаративистика, художественная деталь, межкультурная коммуникация.
При составлении в 1909 г. четвертого тома известной в России начала XX в. антологии «Чтец-декламатор» В. Ю. Эльснер осуществил и опубликовал (под псевдонимом В. Ю. Эль-р) два прозаических перевода из Суинбёрна, первым из которых был «Сад Прозерпины» («The Garden of Proserpine») [2, с. 400], а вторым — фрагмент из миракля «Маска королевы Вирсавии» («The Masque of Queens»), напечатанный под названием «Призраки цариц» [3, с. 48–52].
При переводе фрагмента из миракля В. Ю. Эльснер, полностью обойдя библейскую историю о Давиде, который влюбился в Вирсавию и погубил ее мужа, чтобы жениться на ней, выбрал из образов двадцати двух цариц (Herodias, Aholibah, Cleopatra, Abihail, Azubah, Aholah, Ahinoam, Atarah, Semiramis, Hesione, Chrysothemis, Thomyris, Harhas, Myrrha, Pasiphae, Sappho, Messalina, Amestris, Ephrath, Pasithea, Alaciel, Erigone) лишь десять, причем изменил общий порядок их представления — начав с Клеопатры (Cleopatra) и Сафо (Sappho), он продолжил рассказ репликами Азубы (Azubah), Мирры (Myrrha), Томирис (Thomyris), Мессалины (Messalina), Хархас (Harhas), Пазифаи (Pasiphae), Семирамиды (Semiramis), Эригоны (Erigone).
Для представления цариц во всем их величии Суинбёрн использовал многочисленные сравнения и метафоры. Так, любовь царицы Лесбоса Сафо была названа им самой нежной («My love, that had no part in man’s, / Was sweeter than all shape of sweet» [1, p. 267] [Моя любовь, не имевшая отношения к мужчинам, / Была нежнее, чем все формы нежности]), что В. Ю. Эльснер представил в своем переводе несколько обобщенно, без акцента на чувственности, эмоциях женщины: «Моя любовь, не знавшая мужчин, была важнейшей из всего, чем Любовь дарила мир» [3, с. 50]. Сравнение лица царицы с угасающим пламенем погребального костра В. Ю. Эльснер усилил повтором прилагательного бледный: «The intolerable infinite desire / Made my face pale likefadedfire/ Whentheashenpyrefallsthroughwithheat» [1, p. 267] [Нестерпимое неисчерпаемое желание / Сделало мое лицо бледным, как гаснущий огонь, / Когда пепелище погребального костра тлеет с жаром] — «Лицо мое было бледным от неутолимого желания, бледным, как угасающее пламя над тускнеющими углями» [3, с. 50]. Метафоры, характеризующие кровь Сафо как вино любви, а ее песню — как восторг любви, у русского переводчика несколько более конкретны: «My blood was hot wan wine of love, / And my song’s sound the sound thereof, / The sound of the delight of it» [1, p. 267] [Моя кровь была горячим мутным вином любви, / И звук моей песни — звуком того, / Звуком восторга от нее] — «Моя кровь была зажженным вином любви, и песни мои были эхом восторгов, которые я впивала» [3, с. 50].
При переводе сравнений в описании царицы аморитян Азубы В. Ю. Эльснер ввел поэтизмы, как то «светлый луг» взамен «места огней» («place of lights»), «сонмы» вместо «толпы» («multitudes»), «хрусталь» вместо «стекла» («glass»): «My face was likea placeoflights/ Withmultitudesatfestival» [1, p. 262] [Мое лицо было как место огней / С толпами празднующих] — «Мое лицо было как светлый луг, где сонмы ликующих» [19, с. 50]; «Between my brows and hair there was / A white space likea spaceofglass/ Withgoldencandlesoverall» [1, p. 262–263] [Между моим челом и волосами была / Белизна, как стекло / С золотыми свечами повсюду] — «И лучезарно было чело мое, словно хрусталь, озаренный золотыми светильниками» [3, с. 51]. Русским переводчиком вполне успешно переданы самые сложные для понимания фрагменты переводного текста, в частности, сравнение величия масштабных человеческих замыслов и славы и многоцветия Божьего дома: «The glory of my gracious brows / Was likeGod’shousemadeglorious/ Withcoloursuponeitherwall» [1, p. 262] [Величие моего изящного чела / Было как Божий дом, блистающий / Цветами на каждой стене] — «Величие замыслов моих было подобно славе Божьего дома с многоцветными стенами» [3, с. 50–51].
Воссоздавая образ царицы Аравии Мирры, В. Ю. Эльснер отказался от суинбёрновского сравнения, отдав предпочтение максимально возможному лаконизму в описании: «The tears wherewith mine eyelids ran / Smelt likemyperfumedeyelids’ smell» [1, p. 266] [Слезы из моих глаз бежали / Благоухающие, как мои благовонные глаза благоухают] — «Благовонны были мои ресницы, благоуханны — слезы» [3, с. 51]. Сопоставление ума царицы с колоколом было конкретизировано В. Ю. Эльснером вплоть до указания на «гулкую бронзу» как на материал, из которого он изготавливался, ср.: «My brain rang likea beatenbell. / Astearsoneyes, asfireonwood, / Sinfed upon my breath and blood, / Sinmade my breasts subside and swell» [1, p. 266] [Мой разум звенел как кованный колокол. / Как слезы на глазах, как огонь на дереве, / Грех кормила своим дыханием и кровью, / Грех заставлял мою грудь опускаться и вздыматься] — «Гулкой бронзе подобна была моя мудрость. <…> Как огонь пожирает дерево, как очи источают слезы, я напояла грех своею кровью, своим дыханием. Лишь он заставлял подниматься и опускаться мою грудь» [3, с. 51].
Фрагменты описания скифской царицы Томирис характеризуются использованием анафор, сравнений и приема синтаксического параллелизма: «Mystrength waslikenostrengthofman’s, / Myface likeday, my breastlikespring. / Myfamewas felt in the extreme land» [1, p. 265] [Моя сила была как никакая другая сила, / Мое лицо — как день, моя грудь — как весна. / Моя слава слыла в необъятной стране] — «Никто не мог в силе сравниться со мною. Лицо мое было как ясный день, грудь — как весна. Я властвовала над необъятной страной» [3, с. 51]; «Yea, andthe wind there fails of breath; / Yea, and therelife is waste likedeath; / Yea, andthere death is a glad thing» [1, p. 265] [Да, и ветер там не может дуть; / Да, и там жизнь ничто, как смерть; / Да, и там смерть — радость] — «Да… и ветер, перебегая ее, задыхался! И жизнь там неприветна. И смерть там почти радостна» [3, с. 51]. Как видим, несмотря на сохранение суинбёрновских сравнений, для переводчика, представлявшего прозаическое прочтение английского оригинала, использование синтаксических фигур (в т. ч. и параллелизма) оказалось неактуальным, хотя в купированном виде они и были переданы им, например, при воссоздании описаний царицы Эфиопии Клеопатры («Myhair was wonderful and curled; / Mylips held fast the mouth o’ the world / To spoil the strength and speech thereof» [1, p. 262] [Мои волосы были прекрасными и волнистыми; / Мои губы сдерживали уста мира / От помрачения силы и речи] — «Кольцами вились мои пышные волосы. Мои губы держали в плену уста Мира, чтобы развязать их силу, менять их веления» [3, с. 50]), царицы Мирры («Sinfed <…> / Sinmade<…>» [1, p. 266] [Грех кормила <…> / Грех заставлял <…>] — «…я напояла грех <…>. Лишь он заставлял <…>» [3, с. 51]).
В. Ю. Эльснер воспроизвел и сравнение рта царицы Италии Мессалины с отверстой могилой, допустив, однако, при этом существенную неточность, связанную с переносом большей части эпитетов из характеристики «ненасытного» рта в характеристику подобной ему могилы: «A mouth athirst and amorous/ And hungering asthegrave’smouthdoes/ That, beingan-hungred, cannotspeak» [1, p. 267] [Рот жаждущий и любвеобильный / И голодный, как рот могилы, / Будучи голодным, не может говорить] — «Мой рот всегда жаждал, ненасытный, как отверстая могила, вечно алчная и немая» [3, с. 51]. При воссоздании сравнения сияния тела царицы Хархас с блеском дождевых струй не совсем уместным и даже избыточным можно счесть употребление в русском переводе лексемы «полосы» в синтагме «полосы <…> дождя»: «My stately body without stain / Shone astheshiningraceofrain/ Whose hair a great wind scattereth» [1, p. 265–266] [Мое великолепное тело без пятна / Сияло как блестящие струи дождя, / Чьи волосы сильный ветер треплет] — «…мое тело величавое, без единого пятна, сияло, как сверкающие полосы развеянных ветром волос дождя» [3, с. 51]. К существенному ослаблению художественного эффекта вела замена использованного Суинбёрном множественного анафорического отрицания при характеристике царицы Пазифаи обычным перечислением: «Notall the pure clean-coloured sea / Could cleanse or cool my yearning veins; / Nor any root nor herb that grew, / Flag-leaves that let green water through, / Nor washing of the dews and rains» [1, p. 266] [Все прозрачное чистых цветов море / Не могло бы очистить или охладить мои жаждущие вены; / Ни корень, ни трава, что выросли, / Длинные листья, от которых вода позеленела, / Ни омовение росой и дождем] — «Зелья, коренья, холодные листья водяных лилий, напоенных зеленой влагой, роса, дождь, все море своими светлыми волнами не могло бы очистить меня, виновную, освежить мои пылающие вены» [3, с. 52].
Для раскрытия образа царицы Семирамиды Суинбёрн, помимо сравнения («like a chrysopras»), прибегает к использованию определенного артикля «the» в начале строк, что подчеркивает ничтожность всего вокруг по сравнению с самой царицей: «Thewhole world and the sea that is / In fashion likea chrysopras, / Thenoise of all men labouring, / Thepriest’s mouth tired through thanksgiving, / Thesound of love in the blood’s pause, / Thestrength of love in the blood’s beat, / All these were cast beneath my feet / And all found lesser than I was» [1, p. 264] [Этот весь мир и это море, которое / Похоже на хризопраз, / Этот гул от работы всех людей, / Этот голос жреца, уставшего благодарить, / Этот звук любви в застывшей крови, / Эта сила любви в биении крови, / Все это было брошено к моим ногам / И все это мало для меня]. Несмотря на существование возможности перевода артиклей, В. Ю. Эльснер пренебрег ею, допустив излишнюю вольность в дополнениях и преобразованиях, приведшую к созданию совершенно иной, нежели в подлиннике, картины событий: «Земли, моря, похожие на светлые хризопразы, труды рабов, достижения и власть свободных, песнопения жрецов, уставших восхвалять меня, безмолвный трепет сердец, замиравших от восторга, исступленные крики пылающей крови… все это было сложено у ног моих и малым было предо мною…» [3, с. 52].
Представляя образ Эригоны, В. Ю. Эльснер сохранил одно из сравнений оригинала, полностью опустив другое («The wild wine shed asblood on me / Made my face brighter thana bride’s» [1, p. 269] [Дикое вино, лившееся как кровь на меня, / Сделало мое лицо светлее, чем у невесты] — «Молодым вином обагряла я свое тело. Лик мой был светлее и горделивее лица новобрачной» [3, с. 52]), после чего дополнил описание своими сопоставлениями, в значительной мере опиравшимися на текст Суинбёрна, ср.: «My large lips had the old thirst of earth, / Mine arms the might of the old sea’s girth / Bound round the whole world’s iron sides» [1, p. 269] [Мои полные губы имели древнюю жажду земли, / Мои руки — мощь объема старого моря, / Охватившего все железные стороны мира] — «Мои полные губы были жадны, как сама земля, наша древняя проматерь. Мои руки были исполнены мощи, как пояс Великого Моря, сжимающий чресла земли» [3, с. 52].
В целом созданный В. Ю. Эльснером перевод, несмотря на его прозаическую форму и отдельные избыточные вольности интерпретатора, не до конца понявшего некоторые трудные места в суинбёрновском произведении, достаточно полно передавал как содержательную сторону подлинника, так и его эмоциональную насыщенность; наиболее существенным системным недостатком стала избыточная наполненность текста архаичными словами и формами слов (например, «взирать», «восхвалять», «впивать», «вкусить», «уста», «чело», «очи», «ланиты», «лик», «чресла» и др.), имевшая целью подчеркнуть дистанцию во времени между эпохой античных цариц и современностью, передать исторический контекст, однако в реальности снижавшая эмоциональный эффект описания.
Литература:
1. Swinburne A.-Ch. Poems and Ballads. — L.: Edward Moxon & Co, 1866. — 296 p.
2. Комарова Е. В. Стихотворение А.-Ч. Суинберна «В саду» как часть «садовой трилогии», объекта наивысшего интереса русских переводчиков (XIX — XXI вв.) // Молодой ученый. — 2014. — № 15. — С. 399–402.
3. Суинбёрн А. Сад Прозерпины. Призраки цариц (из «The Masque of Queens») / Пер. В. Ю. Эль<сне>ра // Чтец-декламатор: В 4 т. — Т. 4. Антология современной поэзии. Америка, Англия, Франция, Бельгия, Германия, Италия, Скандинавия, Польша, Россия / Сост. Ф.Самоненко, В.Эльснер. — Киев: тип. Петра Барского, 1909. — С. 48–52.
