А. И. Герцен считает, что поведение людей мотивировано многими факторами, например, врожденными особенностями. Одними из составляющих «природы» человека, влияющих, по мнению писателя, на формирование личности, являются особенности «натуры» героев. Лексема «натура» встречается в «Былом и думах» около ста раз. Повествователь дивится «психологической загадке натуры человеческой» [4, с. 317].
Приведем наиболее наглядные примеры. Владимир Бельтов в романе «Кто виноват?» считает, что «каждая натура очень верна себе» [5, с. 190]. Так характеризуются отрицательные персонажи: царь Николай и ему подобные — «натуры рядовые, мелкие, кассиры, экзекуторы» [2, с. 146]. «Давно надоели» рассказчику и «высшие, неузнанные натуры, исхудалые от зависти и несчастные от высокомерия» [3, с. 336]; «сухие и недаровитые» [2, с. 314]; «отвлеченные…, себялюбивые, противные в своей чистоте… пошлые, низшие». Типичный пример — К. Я. Тюфяев, «развратный по жизни, грубый» [2, с. 233] (в тексте еще раз упоминается о «самых грубых натурах» [2, с. 274]); П. М. Капцевич («из школы Аракчеева») — «худой, желчевой, тиран по натуре» [2, с. 250]. У И. Г. Головина — «надменная натура»; П. Маццолени, секретарь Д. Маццини, — «чиновник, бюрократ по натуре» [4, с. 124]. У Г. Гервега, в которого влюбляется жена писателя, нет «той простой, откровенной натуры..., которая так идет всему талантливому и сильному» [3, с. 449], к тому же он обладает «слабой натурой» [3, с. 459]; жена Г. Гервега принадлежит к «несложным натурам в два темна» [3, с. 458].
Неодобрительно А. И. Герцен отзывается о Н. И. Сазонове, который не может «отдаться внутренной работе, не ожидая толчка извне» — это не «лежит в его натуре» [3, с. 523]. Слуга Герценых, Матвей, — один из представителей несчастных «психически тонко развитых, но мягких натур, большею частию сила тратится на то, чтоб ринуться вперед, а на то, чтоб продолжать путь, ее и нет» [3, с. 94]. «Странным существом» названа супруга В. А. Энгельсона: «Натура ее, вовсе не бездарная, но невыработанная и в то же время испорченная <…> В ней рядом с… желанием умереть… есть жажда светских наслаждений…» [3, с. 536]. Вторая половинка Т. Н. Грановского — одна из тех «натур, часто даровитых и сильных», которые «поздно просыпаются и долго не могут прийти в себя» [3, с. 112]. Серафима — жена Н. Х. Кетчера — хоть и «не принадлежит к гуртовым натурам», тем не менее «сделалась игрушкой» в кругу знакомых и «пошла ко дну» [3, с. 220]. К числу несимпатичных писателю людей относятся «созерцательные натуры» [4, с. 368]. Сочувственно говорит писатель о матери, Луизе Гааг, у которой «слабая натура», поэтому имеет «много неприятностей» [2, с. 45]; о М. А. Бакунине — «натуре героической, оставленной историей не у дел», у которого «недостатки… мелки, а сильные качества — крупны» [4, с. 328].
Себя А. И. Герцен характеризует как «порывистостую… натуру» (и в то же время «реальную», о чем упоминается дважды [2, с. 281], [4, с. 5]). В разговоре о незаурядных людях употребляется термин «цельные, сильные натуры», к которым причисляется С. Ворцель [4, с. 109–110]. К этому же типу можно отнести Петра Васильевича Киреевского [3, с. 145].
В своем дневнике Натали пишет о Н. П. Огареве: «этот человек не рядовой, … натура его божественна»; повествуя о Н. М. Сатине, подчеркивает: «такая любящая натура..., и он все хотел заменить любовью» [3, с. 567, 568]. «Чище и проще» А. Саффи А. И. Герцен не встречает «натуры между нерусскими», хотя «талантливые натуры редко бывают просты» [3, с. 299, 300]. Н. В. Станкевича писатель причисляет к «хорошим натурам», жизненное развитие которого «стройно и широко»; характеризует как «художественную, музыкальную и вместе с тем сильно рефлектирующую и созерцающую», «эстетически уравновешенную натуру» [3, с. 35, 37]. И. П. Галахов обладает «аристократической натурой» [3, с. 104]. У Д. Медичи писатель замечает то, что есть «почти у всех натур этого закала»: «впереди виднелись годы изгнания…, но в нем было что-то молодое, веселое, иногда наивное» [3, с. 299].
Обозначена принадлежность к типу «самой деятельной, порывистой», «мощной, гладиаторской» «страстной натуре бойца» застенчивого В. Г. Белинского [3, с. 17, 26]. Т. Н. Грановский назван «примиряющей натурой», поскольку он «снимает… последние следы взаимного непониманья» между кругами А. И. Герцена и Н. В. Станкевича [3, с. 13]. Его «сила», помимо прочего, — в «художественности его натуры»; сам он признается о наличии многого «романтического в самой натуре» его [3, с. 109, 113]. Писатель восторгается «открытой» [2, с. 346], «в высшей степени честной и благородной» натурой Н. Х. Кетчера [3, с. 215].
А. И. Герцен замечает «необыкновенную» [2, с. 314], «нежную натуру» [3, с. 81] своей невесты и жены — Натальи Александровны [2, с. 316]; «врожденное чувство благородства» присуще воспитательнице Natalie [2, с. 315]; «натуру глубокую и несообщительную» имеет дочь Герценых Тата [3, с. 501]. Жена Н. И. Астракова и сестра графа П. А. Зубова характеризуются как «страстные натуры» [3, с. 353].
В описании темперамента и склонностей персонажей словосочетание «от природы» встречается восемь раз. Например, К. Я. Тюфяев — «развязный от природы» [2, с. 232]; старший брат отца писателя — «даровитый от природы»; Ф. И. Толстому («Американцу») много «энергии и силы… дано от природы», но тратит он их впустую на развитие «одних дурных наклонностей» [2, с. 239, 240].
Лексема «характер» в значении «врожденные особенности героев» употребляется более пятидесяти раз. Так, в характере И. А. Яковлева, отца писателя, — «ирония», «постоянное недовольство всеми и… раздражительная капризность»; у его старшего брата «необузданный характер»; Д. Фази — «крутой и раздражительный, … без терпимости в характере» [3, с. 321]. Рассказчик акцентирует внимание на «мелкой стороне», «жалкой слабости», «вероломности» характера Г. Гервега [3, с. 494].
Дядя писателя — Сенатор — «по характеру человек добрый» [2, с. 42]. За собой А. И. Герцен замечает «живость характера», много «энергии в характере» [3, с. 371]; его сын Коля является с «живым, порывистым характером» [3, с. 375]. У Луи Блана — «сильный характер» [4, с. 40], как и у Ольги Александровны Жеребцовой [3, с. 61]; у Д. Гарибальди он «одной добротой не исчерпывается» — есть еще «несокрушимая нравственная твердость» [4, с. 236]. Парижский работник Э. Бартелеми — «один из самых цельных характеров» [4, с. 68]. «Чистота» составляет особенность характера А. Саффи [3, с. 564] и Т. Н. Грановского [3, с. 109].
Повествователь обращает внимание на различные физиологические состояния организма, влияющие на поведение и мировосприятие человека. Например, Химик, кузен А. И. Герцена, советует ехать к отцу с повинной немедленно, чтобы добраться до ночи: «…вечером, перед сном у старых людей обыкновенно нервы ослаблены и вялы, он вас примет… гораздо лучше нынче, чем завтра» [2, с. 122].
В ряде случаев А. И. Герцен отмечает изменения, происходящие в «человеческом теле» [5, с. 65] на протяжении всей жизни. «Морщины на лбу и проседь» А. Ледрю-Роллена показывают, что «заботы и ему не совсем даром проходят» [4, с. 17]. Он обращает внимание на объективные физиологические процессы во время старения: например, «мышцы изменяют» отцу писателя [3, с. 156]; «дух» С. Ворцеля «не унывает, но тело отстает» [4, с. 119]; М. А. Бакунин же «старится только телом, дух его… молод» [4, с. 322].
Важным физиологическим состоянием, в немалой степени определяющим жизнь людей, является здоровье или его отсутствие (вспомним слова древних о здоровье тела и духа). Природа одарила А. И. Герцена «непреодолимым здоровьем», которое он «наследовал от… матери» [2, с. 61]; «телом… очень здоров» Т. Н. Грановский. Брат отца писателя — Сенатор — «до семидесяти пяти лет… здоров, как молодой человек» [2, с. 44]. Организм Д. Гарибальди «выходит торжественно из всякого рода моральных и хирургических сондирований, операций и пр». [4, с. 238]. У Толстого-Американца «атлетическое тело» [2, с. 239], но природный дар свой не ценит, развивая в себе одни пороки.
Разумеется, не всех природа наградила отменным здоровьем: «болезнью неизлечимой» страдает старший брат писателя; «воспитанье, задержанное болезнию…, не дает ему никаких средств внутреннего освобождения» [2, с. 39]. У В. Г. Белинского и В. А. Энгельсона — «болезненный организм», «хилое тело», которое у первого «быстро разлагается» [3, с. 29, 535].
Писатель, вспоминая о своих детские годах, высказывает мысль, что негативно влияет на физическое здоровье «строптивая и ненужная заботливость» о нем: «предостережения от простуды, от вредной пищи, хлопоты при малейшем насморке, кашле» и т. д., поскольку это делает человека «хилым и изнеженным» [2, с. 61].
Недуг может одолеть и здоровый организм при определенных обстоятельствах: «иной раз дух не вынесет, иной раз тело сломится» [2, с. 309]. Так, известие о трагической гибели матери А. И. Герцена и сына Коли становится страшным «ударом» для Natalie — «наконец организм не вынес, она слегла» [3, с. 486, 487]. Не дожив до сорока лет, умирает старший брат Вадима Пассека: «…он простужается, запускает болезнь, подточенный организм не выносит» [2, с. 150]. Д. П. Голохвастов, «здоровый, сильный мужчина», внезапно заболевает и умирает [3, с. 181].
В ряде случаев затрагивается значимая особенность человеческого тела — смертность как неизбежный итог всего живого. В данном вопросе находят отражение материалистические воззрения писателя. Так, предельно натуралистично описывается смерть В. В. Пассека: «за месяц до его смерти… умственные способности его… слабеют», «с усилием приискивает слово для нескладной речи», умирающий никого не узнает [2, с. 148–149]; а также С. Ворцеля, который за несколько дней до кончины лежит «бледный, восковой», «щеки его совершенно вваливаются» [4, с. 129]; труп слуги Герценых — Матвея: «цветущий юноша этот, красивый… лежит с открытыми глазами… и уж нижняя часть лица начала вздуваться»[1]; «тело для погребения» одного студента, когда в Москве распространяется холера: «он исхудал, как в длинную болезнь, глаза ввалились, черты были искажены…» [2, с. 136].
В контексте данного вопроса необходимо заметить, что в «Былом и думах» очевиден экзистенциальный источник мировоззрения А. И. Герцена. Обратимся к некоторым фактам из его биографии (в «Гофмане» (1834) писатель замечает, что «жизнь сочинителя есть драгоценный комментарий к его сочинениям» [1, т. 1, с. 62]). «Первое мертвое тело», которое в своей жизни видит повествователь — молодого крепостного лекаря: «черты его… страшно искажены <…> почернелый Толочанов носится перед глазами, и я слышу его “жжет — огонь!”» [2, с. 59].
В феврале 1843 г. писатель становится свидетелем смерти близкого человека — Вадима Пассека (который тяжело заболевает после ссылки), и приходит к выводу о «бессмысленной случайности, … безнравственной несправедливости» такого трагического конца жизненного пути человека [2, с. 147]; заключает, что «в природе и истории много случайного, глупого, неудавшегося, спутанного. <…> мы сами — неудача, проигранная карта» (здесь и далее курсив А. И. Герцена)[3, с. 338]. Видя умирающего друга, А. И. Герцен записывает: «грозная, страшная тайна» [1, т. 2, с. 236]. Таким образом, по мысли рассказчика, человек зачастую — песчинка, пылинка в руках судьбы: «Мы знаем, как природа распоряжается с личностями: <…> Полипы умирают, не подозревая, что они служили прогрессу рифа» [3, с. 341].
Другие роковые факты жизни А. И. Герцена — смерть троих новорожденных детей, причин которой он тогда не находит, — в начале 1840-х гг. наводят писателя на мысль о слабости натуры своей, близких людей и бытия вообще, происходит осознание А. И. Герценом экзистенциальной конечности человека: «…сама жизнь шатка; малейшее неравновесие… в этой отчаянной борьбе организма с своими составными частями — и жизнь потухла.».. [1, т. 2, с. 394]. Очень схожа с герценовской судьба одного новгородского генерала и его жены в «Былом и думах»: в их доме «прошла смерть» от скарлатины троих «необыкновенно даровитых» детей; жизнь «потеряла смысл» [3, с. 19–20].
Дальнейшие трагические события 1851–1852 гг. в семье писателя (гибель матери, сына (Коли), кончина жены — «смерть стягивала ее безжалостно шаг за шагом в могилу» [3, с. 341]) еще больше убеждают рассказчика в том, что «хронического счастья так же нет, как нетающего льда» [2, с. 150].
Итак, «природа» каждого герценовского героя индивидуальна, уникальна. Различие «натур» персонажей предопределяет их жизнь и судьбу, удачную или несчастную.
Литература:
1. Герцен А. И. Собрание сочинений: в 30 т. М.: Изд-во АН СССР, 1954–1965.
2. Герцен А. И. Сочинения: в 4 т. Т. 1. М.: Правда, 1988. 416 с.
3. Герцен А. И. Сочинения: в 4 т. Т. 2. М.: Правда, 1988. 624 с.
4. Герцен А. И. Сочинения: в 4 т. Т. 3. М.: Правда, 1988. 560 с.
5. Герцен А. И. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Правда, 1988. 464 с.
[1] Повествуя о том, что «освидетельствовали тело» Матвея, А.И. Герцен, видимо, не случайно выделяет курсивом ключевое слово – скорее всего, он хочет подчеркнуть, что от человека осталась только физическая оболочка, которая вовсе не тождественна целому – личности.