Ключевые слова: антропонимы, антропонимикон, сигналы антропонимов, концепт «семья», социальное поле, личное имя, прецедентное имя, узбекский язык, каракалпакский язык.
Антропонимия в целом и исследования отдельных этнических антропонимиконов в частности имеют давние традиции в лингвистике, однако в первые десятилетия ХХI в рамках лингвокультурологии и когнитивной (познавательной) лингвистики в этом раздел ономастики выявлены новые аспекты. Г. Р. Галиуллина подчеркивает, что «в последние десятилетия наблюдается повышенный интерес к проблемам взаимосвязи собственных имён и культуры. Это связано с антропоцентрической парадигмой современной лингвистики, предполагающей анализ языковых единиц с целью познания его носителя <…> Антропонимическая система любого языка является фундаментальным материалом для познания, раскрытия самосознания народа, для понимания психологии и характеров людей, относящихся к определенной национальности или региону» [4, с. 4–5].
В организации системы и в функционировании антропонимов узбекского и каракалпакского языков важнейшую роль играет концепт «семья». Этот концепт «является одним из наиболее значимых в концептосфере любой лингвокультуры. Он имеет сложную семантико-фреймовую структуру: ядро концепта отражает его общечеловеческую универсальность как одну из форм социальной общности людей; объемная интерпретационная часть соотносится с индивидуальными особенностями восприятия и национальной картиной мира» [3, с. 5]. Особую социальную значимость институт семьи и, соответственно, данный концепт имеют среди тюркоязычных народов в связи с большей, чем у европейских народов, ролью семьи для всех поколений, сохранением в той или иной мере тенденции к многодетности, ролью религии (для большинства тюркоязычных народов — ислама) во всей организации семейной (и частично общественной) жизни.
Актуальным, на наш взгляд, является исследование функциональной стороны антропонимов в аспекте социальных полей (СП). Теория социальных полей, с нашей точки зрения, наиболее полно разработана В. И. Болотовым. «Социальное поле строится на перекрещении отношений между членами социума, между множеством объектов, необходимых для жизни социума и между множеством слов и словосочетаний, денотирующих предыдущие множество. С социологический точки зрения СП представляет собой социальную группу; с лингвистической точки зрения — типичный круг вещей, характеризующих жизнь данной социальной группы» [2, с. 336]. Понятие социального поля включает в себя множество однородных ситуаций общения. При этом учитывается характер подъязыка, характер социума, предметный мир этого социума, с одной стороны, и способ общения (интимный, дружеский, фамильярный, официальный — с другой)
Таким образом, понятие «социальное поле» определенным образом коррелирует c понятием «социум», которое следует рассматривать как «многомерное пространство, в котором индивиды — носители языка классифицируются в зависимости от их возраста, места рождения и воспитания, социальной и профессиональной принадлежности и пола. Однако при этом каждый говорящий так же важен в социолингвистике, как важна отдельная клетка в биологии» [10, р. 10].
Социальное поле семьи включает не только членов семьи, ближайших родственников, но также и близких друзей, если общение происходит на уровне семьи. «Даже немногочисленная городская семья представляет собой сложную социальную структуру с точки зрения именования индивидов по линиям «именование младшего поколения старшим», «старшего поколения младшим», «именование внутри одного поколения»; могут сильно варьироваться приемы именования внутри старшего и младшего поколения.
В пределах разных СП антропонимы часто используются в сочетании с другими средствами номинации лиц, уточняющими возраст, социальный статус, какие-либо отличительные признаки лица, что повышает уровень номинативной ценности имени лица» [8, с. 12].
Из всех компонентов антропонимических формул (имя + отчество + фамилия) в узбекском и каракалпакском языках максимальной номинативной ценностью обладает личное имя, которое объединяет все социальные поля. Как известно, отчества и фамилии узбеков и других тюркоязычных народов внедрялись с 20-х-30-х годов ХХ века. Они по-прежнему остаются важными компонентами официальной антропонимической формулы узбеков и каракалпаков, однако в рамках СП семьи и даже СП администрации играют гораздо менее важную роль, чем у русских, вследствие чего «узбекское личное имя имеет большую назывную силу, более соответствует назначению индивидуализации, так как именник узбеков и в мужской, и женской части несравненно богаче, чем в английском и русском языках, а концентрация имен гораздо ниже [8, с. 46]. Действительно, многоименность — существенная отличительная черта узбекского и каракалпакского антропонимиконов, свидетельством чего является словарь Э. А. Бегматова «Ўзбек исмлари маъноси (изохли луғат)», в котором зафиксировано 14 600 личных имен [1].
Для организации антропонимиконов тюркоязычных народов характерны некоторые своеобразные приемы, не свойственные другим системам именования лиц. Своеобразным явлением узбекского именника являются антропонимические серии внутри семьи, что является и средством индивидуализации семьи в целом, и средством обобщения членов семьи.
«Антропонимическая серия — это, с одной стороны, группа имен, характеризующаяся общностью аффиксации, с другой стороны — такой ряд имен, у которого совпадают сегменты имени; наконец, антропонимической серией можно признать и такие сочетания имен, которые традиционно даются при наречении близнецов» [9, с. 144].
В узбекском языке у девочек чаще всего используются элементы гул- и дил- (Гулбахор, Гулчехра, Гулнора, Гулсара, Гулрано; Дильбар, Дилором, Дилдора и т. д.), у мальчиков -бек (Улугбек, Ширинбек, Нурбек), -мат (Шермат, Нурмат, Эрмат, Негмат).
Повторяющийся в имени отрезок может быть как значимым (гул- «цветок»,-бек — титул), так и незначимым (Феруза, Хафиза; Саннавар, Мунаввар; Назира, Нодира, Мохира и мн. др.), но тогда он приобретает особую антропонимическую значимость — обобщение членов одной семьи [Ройзензон 1987, с. 145].
Очень часто в мужских именах используется элемент религиозного происхождения абду- (абди-): Абдугани, Абдунасыр, Абдуназар, Абдулатиф и т. д.
Антропонимические серии наблюдаются и каракалпакской системе именования лиц, например: Абдирашид, Абдисадык, Абдисайыт, Абдисамат, Абдисаттар, Абдихалык, Абдубакир
Примечательно, что другие тюркские языки выработали и иные приёмы «цементирования» семьи, так, Галиуллина отмечает, что одной из примечательных особенностей антропонимии татарского языка является подбор созвучных, рифмующихся имён по различным линиям родства, причем традиция рифмования имён корнями уходит в древность. [4, с. 12–13].
А. Гафуров, сопоставляя ласкательные формы имен русских, англичан и восточных народов, пишет: «У таджиков, узбеков, у части казахов ласкательная форма имени «дозволена» в любом возрасте. Более того, когда хотят обратиться к малознакомому человеку, чаще всего называют его по имени, но в ласкательной форме. Для этого к имени присоединяют слово джан (в соответствующей фонетической форме), например, среднеазиатское» [5, с.40]. Однако функционально эта форма является скорее уважительной, в оппозиции русским деминутивам Ванечка, Егорушка, Артурчик, Серёжка и под., как и формы преимущественно женских имен Шохидахон, Раънохон, Саёрахон и под. Кстати, эти формы могут использоваться как официальные, паспортные, наряду с формами Эркиной, Шухратой (в которых элемент -ой из ой «луна» смягчает «мужественное» имя) и формами на -жон (Ахмаджон, Воҳиджон Раҳимжон, Тохиржон и под.), характерными для мужских имен.
В целом узбекские и каракалпакские имена четко распределены по гендерному фактору, хотя морфологическая форма имен (при отсутствии категории рода) допускает именование некоторыми именами и мужчин, и женщин (ср. имена узбеков Равшан, Шухрат, Эркин), но тогда к паспортному имени в общении может добавляться своеобразный сигнал антропонимов -ой (из ой — «луна»), либо имя женщины употребляется по «русскому» типу — Равшана. В данном случае интересным представляется сопоставительное изучение мужских и женских антропонимиконов узбеков и каракалпаков. На наш взгляд, в каракалпакском языке еще более силен гендерный фактор именования, о чем свидетельствуют, в частности, имена с явным указанием пола, например: Кызларгул, Кызлархан (кыз — «девочка, девушка») [6, с. 40].
«В английском, узбекском и русском языках сложились разные структуры СП семьи и СП администрации: в английском языке СП администрации «вдвигается» в СП семьи, чем предопределяется наличие ряда официальных формул общения; в узбекском языке, напротив, СП семьи «вдвигается» в административное СП, в результате чего преобладает «семейный» тип общения в учреждениях, организациях и т. д. В русском языке СП семьи и административное СП максимально разграничены по сравнению с узбекским и английским языками» [8, с. 66].
Под сигналами антропонимов подразумеваются слова или морфемы, устойчиво сопровождающие личные имена и способствующие введению их в то или иное социальное поле. В узбекском языке это, прежде всего термины родства (ака, ука, ота, хола, синглим, кенаи и др.); именно их употребление во многом обеспечивает «семейный» тип отношений в административном СП.
То же характерно и для каракалпакского языка, например: ажага, апа, ата, ага ажапа, женге, кише, жезде,бийкеш,балдыз и др.
Таким образом, концепт «семья» в сознании носителей этих языков выходит за рамки собственно семейных отношений и распространяется на административное социальное поле.
Итак, личное имя узбеков и каракалпаков в функциональном аспекте более значимо, чем другие составляющие антропонимической модели (фамилия, отчество), в то же время обращение к старшим только по имени, без тех или иных сигналов антропонимов, практически невозможно как в СП семьи, так и в СП администрации.
Изучение терминов родства в Узбекистане представляет большой интерес в плане выявления как общих закономерностей, характерных для узбекского и каракалпакского языков, так и черт своеобразия, присущих каждому языку. Так, в каракалпакском языке бытует обращение женщины по отношению к мужчинам, старше и младше мужа: кайнага и кайным.
Этот же принцип исследования можно распространить на изучение сословных титулов, оставивших заметный след в лексике обоих языков, и других семантических разрядов личных существительных.
Выявление прецедентных имен возможно не только по статистическим данным, но и по художественным текстам. Так, в русскоязычных и переводных каракалпакских текстах наиболее частотными именами являются Абат, Айдос, Айтбай, Азат, Аллаберген, Атамурат, Байрам, Бердыбай, Генжемурат, Досназар, Досмурза, Ермек, Есемурат, Жолдас, Жумамурат, Зарипбай, Ибрагим, Косымбет, Кутлымурат, Мырзамбет, Назар, Нурымбет, Оразбай, Парахат, Полат, Сапар, Турдыбай, Турумбет, Утеген, Шамурат и др.; Айгуль, Аджамал, Анар, Багдагуль, Бийбигуль, Гулаим, Гуласен, Гульбике, Джумагуль, Жиингуль, Замира, Зибагуль, Канигуль, Кизларгуль, Оразгуль, Перихан, Раушан, Санем, Тазагуль, Улман, Шарипа и др. [7, с. 142–143]. Этот список вовсе не совпадает с наиболее частотными именами узбеков; следует также учитывать различное фонетическое оформление совпадающих узбекских и каракалпакских имен. Несмотря на этническую и религиозную близость обоих народов, их именники все же существенно различаются и в мужской, и в женской частях, однако это, по сути предмет дальнейшего серьезного изучения.
В целом, в рамках когнитивной лингвистики и лингвокультурологии актуальными являются следующие аспекты антропонимии:
- сравнительное изучение антропонимиконов близких по культуре тюркских народов (как синхронное, так и диахроническое);
- изучение гендерного распределения имен (мужских и женских антропонимиконов); исследование особенностей мужских и женских именников в аспекте происхождения имен и их функционирования;
- выявление прецедентных имен;
- изучение наименований лиц в художественном тексте;
- изучение изменений, происшедших в системе именования в последние десятилетия;
- изучение новой формы номинаций лиц (никнеймов).
Литература:
1. Бегматов Э. А. Ўзбек исмлари маъноси (изохли луғат). 14 600 исмлар изохи. 2-нашри. — Тошкент: Ўзбекистон миллий энциклопедияси (луғат), 2007. — 608 с.
2. Болотов В. И. Имя собственное. Имя нарицательное. Эмоциональность текста. Лингвистические и методические заметки. –Ташкент: ФАН, 2001.
3. Бондаренко Е. В. Межкультурная семейная коммуникация как особый тип общения.: Автореф. дисс.... канд. филол. наук. –Волгоград, 2010. — 22 с.
4. Галиуллина Г. Р. Татарская антропонимия в лингво-культурологическом аспекте: Автореф. дисс… докт. филол. наук. — Казань, 2007. — 55 с.
5. Гафуров А. Имя и история: Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. — М.: Восточная литература, Наука, 1981. — 221с.
6. Доспанов О. Д., Доспанова Д. О. Исминиздин сыры неде? — Нокис: Карапалкакстан, 2009. — 80 с.
7. Доспанова Д. У. Иноязычная орнаментика текста (на материале каракалпакизмов русскоязычной прозы): Дисс… канд. филол. наук. — Ташкент, 2004. — 190 с.
8. Жураева И. А. Антропонимические формулы в английском, узбекском и русском языках и специфика их функционирования. — Ташкент: НУУз, 2012. — 80 с.
9. Ройзензон Л. И., Бобоходжаев А. Антропонимические серии у узбеков Нураты (Самаркандская область) // Ономастика Средней Азии. — М.: Наука, 1987. — С. 144–151.
10. Hudson D. Sociolinguistics. 2nd ed. Cambridge University Press, 1998.
