Ключевые слова: концепт будущего, коммуникация, метакод, историческое сознание, космологическое сознание, конструирование будущего
Концепт будущего представляет большой интерес для исследования. Он является одним из основных, базовых концептов, ведь само будущее имеет особый онтологический статус.
Наш подход к концептам будущего в самом широком смысле можно назвать семиотическим. При этом знак рассматривается в контексте коммуникации и потому делается акцент на понятии языка. Язык в данном случае представляется системой знаков, с помощью которой и осуществляется коммуникативный процесс. При выстраивании концепта будущего коллективная личность (коллективный субъект, к которым можно отнести и партию) опирается, по нашему мнению, на два типичных метаязыка. И здесь мы обратимся к работе Б. А. Успенского «История и семиотика. Восприятие времени как семиотическая проблема», которая послужит основанием для дальнейших наших рассуждений [4, с. 9–76].
В качестве таких метаязыков, осуществляющих политическую коммуникацию, мы будем рассматривать «историческое сознание» и «космологическое сознание», о которых и пишет Б. А. Успенский в названной работе. Данные метаязыки выступают, своего рода, кодами, задающими смысловую значимость элементам, в нашем случае, программам партии. Таким образом, метаязыки или их комбинации (программа может включать сразу оба типа кодирования) и конституирует текст программы. Именно эти значения и должна считывать воспринимающая текст партийной программы целевая аудитория, адресат. И задача программы партии состоит в том, чтобы донести до потенциальной аудитории основное значение, заложенное в программу, для чего коды шифровки и дешифровки должны совпасть.
«Историческое сознание» и «космологическое сознание» как типичные коды, входящие в основной запас политико-культурного знания, и отвечают в принципе данному коммуникативному требованию. Язык политической коммуникации (код) превращает целевую аудиторию в коллективную личность, обуславливая схожие реакции и «рамку» восприятия информации. Данные языки меняются только терминологически, включая новые обозначения для старых понятий, но сам тип осмысливания информации остается на уровне архетипа.
Когда ведется речь о концептах будущего, то понятие будущего всегда зависит от понятия прошлого, и в особенности от понятия настоящего. Прошлое и будущее человек всегда осмысливает с позиции значений настоящего. Когда настоящее меняется, прошлое и будущее переосмысливаются [3, с. 173]. Таким образом, история всегда переписывается, а программы будущего пересматриваются и корректируются. Программа партии в данном смысле есть всегда текст, который имеет тренд настоящего. Так, будущее семиотизируется на базе перспектив, «видимых» в настоящем, или тех основ, которые приписываются прошлому. Другими словами, чтобы прописать будущее, мы создаем текст настоящего или прошлого, который читаем сами себе. К примеру, если мы мифологизируем прошлое, то именно в такой ретроспективе нам видится и настоящее, от которого мы и конструируем соответствующее будущее.
Если мы понимаем процесс «прошлое — настоящее — будущее» как причинно-следственную связь, то конструируем будущее как некий прогресс, идентифицируемый нами сегодня. И не важно, что программу творят партийные идеологи. В любом случае программы партий заданы коллективным сознанием и коллективной памятью, которые хранят и архетипы, названные нами метакодами.
Так что же конкретно представляют собой «исторический» и «космологический» метакоды, оформляющие наше представление о будущем? По мнению Б. А. Успенского, историческое и космологическое сознания противостоят друг другу. Историческое сознание отталкивается от прошлого как базового знания и организует прошлое в виде причинно-следственных событийных рядов. Космологическое сознание соотносит события с особым первоначальным актом, потому образуется повторяющийся текст, где события воспроизводятся снова и снова. Данный онтологический текст, по сути, является мифом [4, с. 26–27].
В качестве метакодов историческое и космологическое восприятие переносится на настоящее, от которого зависит и представление о будущем. Так, будущее в случае исторического кодирования это причинно-следственная цепочка конкретных событий, идущих из конкретного прошлого через зависящее от прошлого настоящее к определяемой настоящим конфигурации будущего. В случае же космологического кодирования будущее неотвратимо как судьба, оно онтологически задано первособытием, произошедшим в первовремени. Тем самым оба метакода моделируют текст будущего.
Б. А. Успенский вообще полагает, что семиотическая значимость события (у нас — политического) определяется проецированием на будущее. Значит, программа будущего конструирует не только «факты» будущего, но и смысловую наполненность данных политических знаков. Именно концепт будущего, «идея того, как партия понимает будущее, и является смыслонесущей в партийной программе, предложенной в контексте реальности настоящего» [2, с. 84].
В нашей трактовке «будущее выступает как политическая реальность, которую коллективный актор (партия) конструирует путем моделирования. При этом используется один тип кодирования текста или оба вступают в комбинацию. Будущее, тем самым, конституируется либо как логически выводимое представление о будущем, либо как онтологический текст, данный нам изначально» [1, с. 57]. И потому партийные «программисты» выступают в роли или ученых экспертов или харизматических пророков.
Для космологической трактовки, согласно Б. А. Успенскому, характерно особое переживание времени. В данной связи для концепта будущего важнее, парадоксально, оказывается прошлое. В контексте первоначального прошлого оценивается и ключевой элемент всего построения — настоящее. Настоящее здесь лишь подтверждает схожесть онтологичного текста, оно не причина будущего, но следствие прошлого. Б. А. Успенский делает вывод, что в космологическом сознании (у нас — метакоде) главное это символические отношения [4, с. 28].
Итак, космологический метакод конструирует виртуальную политическую реальность второго порядка, являющуюся символом символа. То есть виртуальная реальность «будущее» аппрезентирует символическую реальность изначального прошлого опосредованно. Потому настоящее содержит символические знаки, в смысле «знамения», для будущего мира. Перед нами, безусловно, мифологическая политическая реальность, оформленная в виде программы партии. Причем Б. А. Успенский подчеркивает, что данная космологическая ментальная модель восприятия времени актуализируется в переходные эпохи, когда провозглашается рождение нового мира.
Концепт будущего основан на том, что само будущее имеет особый онтологический статус. Будущее это то, чего нет с точки зрения опытного настоящего, оно не дано в политическом опыте [2, с. 86]. Следует отметить, что «так же, как и прошлое, будущее понимается при этом как то, чего нет в непосредственно воспринимаемой действительности; и вместе с тем будущее есть в том же смысле, в каком есть прошлое, — и то и другое дано нам как потусторонняя реальность, как то, что существует, но при этом недоступно непосредственному чувственному восприятию, находится вне актуального опыта. … Будущее предстает как то, что уже где-то существует, но еще до нас не дошло. Можно сказать, что будущее, как и прошлое, дано в виде последовательно организованного текста, но текст этот нами еще не прочитан» [4, с. 36–37].
Потому для конструирования будущего все же важно настоящее, связанное с прошлым сущностными узами. Здесь все зависит от перспективы, так сказать угла зрения. В средние века люди жили в особом настоящем, которое повторяло прошлое как будто снова прочитывался изначальный онтологический текст. Например, теория «Москва — третий Рим» говорила о том, что все возвращается на круги своя, демонстрируя господство космологического метакода. Новое время, напротив, дало перспективу ценности будущего, когда настоящее предвосхищало будущее, продуцируя его из себя. Человек выступал конструктором будущего, в том числе и политических его форм.
В советскую эпоху вообще конструировался героический мифомир, согласно которому люди жили в уже почти наступившем будущем. Отсюда господствовала идея планирования будущего, тогда как в средние века будущим, собственно, не интересовались в силу его предсказуемости (Священное писание и давало материал для таких предсказаний, согласно тому, что все уже много раз было и случится снова).
С точки зрения исторического кодирования, принятого за основу феномена программирования, будущее моделируется, согласно цепочке причинно-следственных связей. Так, сегодняшнее настоящее является будущим для вчерашнего прошлого, но оно же превратится в прошлое, когда настанет завтрашнее будущее. Получается, что будущее мыслится по аналогии с настоящим, оно из него «вытекает» и задано им генетически. Конечно, это детерминистский взгляд на будущее и перспектива его линейно однонаправлена. И именно здесь возникает проблема, поскольку эволюционный процесс предполагает появление совершенно нового и неведомого ранее, что невозможно вывести из знакомого.
Потому текст-будущее дается нашему конструированию лишь в отдельных его фрагментах-конструктах. То есть возникает проблема сведения данных характеристик в комплексную картину будущего, в целостный образ будущего. При наличии фактов-конструктов образ будущего все же представляет собой абстракцию, ведь мы не можем прогнозировать точных его событий.
Так, в «исторический» контекст могут быть введены «космологические» символы, например, предвестники грядущей катастрофы. «Прошлое, настоящее и будущее предстают тогда как реализации некоторых исходных форм — иначе говоря, время повторяется в виде формы, в которую облекаются индивидуальные судьбы и образы» [4, с. 44]. Тогда время зацикливается и как бы наполняется давно известными событиями, время становится конкретным, превращается в мифовремя, о котором вещает пророк-программист.
Если мы хотим более детального прогноза будущего, тогда возможно (иногда одновременно) опираться на идею предопределенности, заданную космологическим метакодом, когда события повторяются, согласно онтологическому тексту. В данном тексте-будущем изначально все прописано, а мы лишь считываем эту информацию. При этом «пророком» (чаще всего эсхатологическим) выступает лидер партии.
Литература:
1. Сенцов А. Э. Концепт будущего в программах политических партий (на материале программ партий «Единая Россия» и «Патриоты России») // Вестник ТГУ. Философия. Социология. Политология. — 2010. — № 3 (11). — С. 55–60.
2. Сенцов А. Э. Концепт будущего в программах политических партий современной России // Вестник ТГУ. Философия. Социология. Политология. — 2012. — № 3 (19). — С. 82–92.
3. Сенцов А. Э. Особенности представления концепта будущего в программных документах партии «Единая Россия» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — 2012. — № 12 (26): в 3-х ч. Ч. III. — С. 172–174.
4. Успенский Б. А. История и семиотика. Восприятие времени как семиотическая проблема // Этюды о русской истории / Б. А. Успенский. — СПб., 2002. — С. 9–76.
