Работа посвящена анализу лондонского текста русской культуры начала ХХ века в творчестве Тэффи. Впервые образ города рассматривается через соотношение кода и исторической реальности. Это дает возможность говорить о многоуровневой системе восприятия города в рамках русской ментальности. В работе показано, каким образом столица западной цивилизации усваивается русским сознанием и становится включенным в общерусский литературный и культурный контекст.
Ключевые слова: городской текст, текстопорождающий механизм, диалог культур.
В творчестве писателей первой волны русской эмиграции, которые никогда не бывали на берегах туманного Альбина, уделяется особое внимание этой стране. Здесь правомерно рассматривать Англию не как текст, а как определенный художественный образ, поскольку образ страны создается путем преломления в художественном тексте представлений об Англии, почерпнутых из газет, литературы, стереотипах, бытовавших в то время. Англия вызывает интерес русской литературы не только как экономический и политический лидер того времени, но в первую очередь писателей привлекают те процессы, связанные с новым осмыслением личности и общества, синтеза разных областей человеческой деятельности. Наиболее ярко представление о Британии проявляется в творчестве Н. А. Тэффи.
Тэффи начала сотрудничать с журналом «Сатирикон» в 1908 г. и стала одним из ведущих его авторов. Она пишет для журнала фельетоны. Очень популярный в начале века жанр привлекает публику злободневностью, четко выраженной авторской позицией, полемичностью, остроумием.
В отличие от других прозаиков «Сатирикона» (А. Аверченко, Вл. Азова, А. Бухова, О. Дымова, О. Д’Ора), Тэффи редко прибегает к резкому преувеличению, к явной карикатуре. Ее рассказы предельно достоверны. Писательница не стремится выдумать комическую ситуацию, она умеет найти смешное в обыденном, внешне серьезном. Если остальные сатириконцы, как правило, строят произведения на нарушении персонажем «нормы», то Тэффи старается показать комизм самой «нормы», с помощью незначительного заострения, малозаметной деформации подчеркивая нелепость общепринятого.
В 1020 г. Тэффи вынуждена уехать из России. Тем не менее, она верит, что когда-нибудь вернется на родину. В своих воспоминаниях Тэффи пишет: «Сейчас вернуться в Петербург трудно, поезжайте пока за границу, — посоветовали мне. — К весне вернетесь на родину.
Чудесное слово — весна. Чудесное слово — родина… Весна — воскресение жизни. Весной вернусь» [1, с. 264].
Творчество периода эмиграции Тэффи продолжает быть обращено к проблемам России, существованию маленького человека в обществе, познанию особенностей русского менталитета путем внутренних исканий души человека. Это может быть мечта о дальних странствиях, воплощенная в трубке, понравившаяся скромному корректору, («Трубка»), или трогательная любовь к елочной игрушке, уравнивающая взрослую женщину с ее трехлетней дочерью («Валя»), или мечта о прекрасном принце, которого до самой смерти ожидает некрасивая Саша Лютте («О зверях и людях»). Для Тэффи, как и для Достоевского, предметом изображения часто является «не действительность героя, а его самосознание, как действительность второго порядка».
Развитие русской литературы показывает насколько важен вопрос о роли России в истории, самосознании нации. В начале ХХ в. широко осуждается проблема обозначения русского национального характера и взаимоотношений России и Запада. Однако не менее важно уметь выявлять особенности чужого национального менталитета. Воспринимая и понимая другую культуру есть возможность понять и осознать свою.
Говоря о национальном характере, мы разделяем точку зрения А. Фуллье, заявленную в монографии «Психология французского народа». «Национальный характер не представляет собой простой совокупности индивидуальных характеров, — пишет А.Фуллье, — В среде сильно сплоченного и организованного общества отдельные индивиды оказывают взаимное влияние друг на друга, вследствие которого вырабатывается известный общий способ чувствовать, думать и желать, отличный от того, каким характеризуются ум отдельного члена общества или сумма этих умов. На индивиде в его отношениях к согражданам тяготеет вся история его страны. Таким образом, национальный характер выражает собой особую комбинацию психических сил, внешним проявлением которой служит национальная жизнь» [2, с. 153]. Можно сказать, что и в английском характере отражены ментальные и социальные влияния прошлых веков, независимые от настоящих поколений и действующие на них самих лишь через посредство национальных идей и чувств. Можно также утверждать, что национальная индивидуальность проявляется прежде всего психологическими признаками: языком, религией, поэзией и искусствами, монументами, мнениями нации о самой себе или мнениями о ней других; наконец, она проявляется в ее героях и исторических представителях.
В 1924 г. Тэффи пишет рассказ «Трубка», в котором актуализируется проблема самопознания и национального характера. Начинается повествование с философского утверждения, в свете которого прочитывается весь рассказ: «Никогда мы не знаем, что именно может повернуть нашу жизнь, скривить ее линию. Это нам знать не дано» [3, с. 389].
После философской преамбулы рассказ начинается такими словами: «Жил-был на свете некто Василий Васильевич Зобов. Существо довольно скромное. Явился он в Петербург откуда-то с юга и стал работать в газете в качестве корректора» [3, с. 390]. Таким образом, жанр данного произведения может быть определен как сказ или городская сказка.
Фабула рассказа такова: героя выгоняют с работы корректора за то, что он исправляет авторов, вставляя свои фразы и слова; жизнь с сожительницей и ее детьми и мамой была очень тяжелая; случайно герой покупает английскую трубку и его жизнь меняется: он начинает чувствовать и вести себя как англичанин; однажды герой теряет трубку и умирает. Автором задаются рамки повествования, где герой оказывается существом мифологическим: он чужой среди своих и свой среди чужих. Пространство Петербурга чуждо ему, все вокруг настроены против него: дети — чужие, «жена» и ее мать бьют его, на работе не понимают. Главный герой не ощущает сопричастности к миру, где он проживает. Случай помогает все изменить. Проходя мимо большого, нарядного магазина, герой видит коллекцию разнообразных трубок: «Долго разглядывал Зобов эти трубки и наконец остановился на одной и уже не отводил от нее глаз.
Это была как раз маленькая, толстенькая, которую курильщик любовно сжимает всю в кулаке, трубка старого моряка английских романов.
Смотрел на нее Зобов и чем дольше смотрел, тем страннее себя чувствовал. Словно гипноз. Что же это такое? Что-то милое, что-то забытое, как точный определенный факт, но точное и ясное как настроение. Вроде того, как если бы человек вспоминал меню съеденного им обеда» [3, с. 391].
Таким образом, пространство Петербурга замещается пространством магазина. Теперь действие разворачивается в некоем волшебном пространстве-времени, где вещи могут иметь волшебный смысл, и притом — сами по себе, потому что в данном «волшебном царстве-королевстве» (здесь это магазин) буквально все может быть, и даже то, чего быть не может. Вещь (здесь это английская трубка) находит своего хозяина, оживляет его воспоминания, тем самым, меняя его жизнь. Покупка трубки является тем катализатором, который помогает обнаружить сущность человека, не совпадающую с избранной им для себя ролью: «Задумчиво вошел Зобов в магазин, купил трубку, спросил английского, непременно английского табаку, долго нюхал его густой медовый запах. Тут же набил трубку, потянул и скосил глаз на зеркало.
— Надо усы долой.
В редакции, уже наголо выбритый, сидел тихо, иронически, «по-американски», опустив углы рта, попыхивал трубочкой. Когда при нем поругались два журналиста, он вдруг строго вытянул руку и сказал назидательно:
— Тсс! Не забудьте, что прежде всего надо быть джентльменами.
— Что-о? — удивились журналисты. — Что он там брешет?
Зобов передвинул свою трубочку на другую сторону, перекинул ногу на ногу, заложил пальцы в проймы жилетки. Спокойствие и невозмутимость.<…> Зобов стал джентльменом. Джентльменом и англичанином» [3, с. 392].
С героем происходит сказочное перевоплощение — он чувствует свою принадлежность к нации англичан. Вещь предписывает ему правила социального поведения, обуславливает систему ценностных ориентаций, облегчает переживание своей жизни. Главный герой меняется во всем: иной становится манера поведения, манера общения с социумом, манера одеваться, даже манера писать.
Англия для героя — это состояние души, быть англичанином ему комфортно, даже если он живет за много миль от Британии. Англичанином он считает себя потому, что испытывает чувство внутренней принадлежности к этой стране. Быть гражданином Англии значит обрести ощущение постоянства, твердой земли под ногами. Героя притягивает история города, знает он ее или нет. Он вступает в город-видение.
По мнению героя, основными чертами, отличающими англичан от других национальностей, являются достоинство, сдержанная вежливость, холодность и трезвая деловитость: «Он стал носить высокие крахмальные воротнички и крахмальные манжеты, столь огромные, что они влезали в рукава только самым краешком. Он брился, мылся и все время либо благодарил, либо извинялся. И все сухо, холодно, с достоинством. <…> …потребовал на обед кровавый бифштекс и полбутылки портеру. <…> Перемена естества отразилась и на его писании. Излишний пафос пропал. Явилась трезвая деловитость. <…> Всякая чрезмерность отпала.
— Все на свете должно быть просто, ясно и по-джентельменски
Единственным увлечением, которое он себе позволял и даже в себе поощрял, была любовь к океану. Океана он никогда в жизни не видел, но уверял, что любовь эта «у них всех в крови от предков»» [3, с. 394].
Тэффи наделяет героя стереотипными чертами, которые делают узнаваемым определенную нацию. Главный герой рассказа «Трубка» — это обобщенный взгляд русского на Англию, англичан и их культуру, чье мнение складывается на основе штампов, почерпнутых из литературы, газет и собственного позиционирования англичан как «величайшей» нации в мире за рамками своей страны. На основе таких представлений мы получаем страну-виденье, город-миф.
Большой интерес представляет последние фразы рассказа: «Так и умер Билль, англичанин, мореплаватель и джентльмен, мещанин Курской губернии, города Тима, Василий Васильевич Зобов» [3, с. 395]. Такая концовка по форме напоминает некролог, где подчеркивается сущностная принадлежность героя к Англии и его доминантные черты характера. Герой обретает родину, и для него — это берега туманного Альбиона.
Основной целью главного героя становится преображение хаоса в космос, иначе говоря, стремление к гармонии, это становится центральной темой мифа. Можно сказать, что в рассказе Тэффи «Трубка» стремление к гармонической целостности — основа мифологизации образа главного героя. Это проявляется и в характере традиций, соблюдаемых в его доме, которые носят ритуальный характер и затрагивают многие аспекты жизнедеятельности человека — еду, сон, уклад повседневной жизни; и в восприятии мира как замкнутой системы с цикличным представлением о времени; и в устойчивости морально-нравственных ценностей героя как основы миропорядка.
Мифологема смерти и воскрешения, которая воспринимается здесь как библейский инвариант античного мифа о вечном возвращении, пронизывает все художественное пространство рассказа.
Таким образом, в рассказе Тэффи мифологические структуры используются для выявления первооснов человеческого существования применительно к конфликтам и ситуациям начала ХХ века, для постижения общих закономерностей бытия. При этом миф имеет значение предельно обобщенной схемы, лежащей в основе создаваемого сюжета и образа.
В сатирической литературе первой половины ХХ века нет необходимости разграничивать пространство Англии и Лондона. Англия показана как определенная схема построения жизненного пространства. Четкая мифологическая линия подчеркивает схематичность и «кодовость» пространства.
Литература:
1. Тэффи. Воспоминания. Париж, 1980. 368 c.
2. Фуллье А. «Психология французского народа», издательство Ф. Павленкова, СПб., 1899. 564 c.
3. Тэффи Н. А. Рассказы. Сост. е.Трубилова. — М.: Молодая гвардия, 1990. 496 c.
