Тема Востока всегда интересовала русских поэтов не только в ХХ веке. Жуковский, Пушкин, Фет, Тютчев — список имен может быть очень длинным. Поэты ХХ века продолжили традицию своих великих предшественников. Но если в поэзии XIX века Восток представлялся чем-то далеким, экзотичным и непонятным, а в стихах то и дело мелькали такие имена, как Хафиз, Хайам. Саади, то в ХХ веке он стал ближе и уже не воспринимался как что-то далекое и сказочное.
И может быть впервые именно в ХХ веке Восток начинает приобретать конкретные очертания, с его городами, природой, людьми. Не последнее место в этом ряду занимает и Ташкент. Многие русские поэты были влюблены в этот город, кого-то нелегкая судьба привела в этот город, а кто-то и сам по зову сердца приехал полюбоваться его площадями и величественными зданиями, побродить по ташкентским улицам, посетить знаменитые ташкентские базары.
Ташкент в их стихах у каждого свой, разный, непохожий, в начале века, его описывали не так, как в 30-е или в 60-е годы.
Вот, например, стихотворение Максимилиана Волошина «Песок», написанное в Париже в 1901 году. Ташкент в нем — всего лишь символ далекой страны, противопоставленной Парижу, городу западной цивилизации:
Монмартр... Внизу ревет Париж -
Коричневато-серый, синий...
Уступы каменистых крыш
Слились в равнины темных линий.
То купол зданья, то собор
Встает из синего тумана.
И в ветре чуется простор
Волны соленой океана...
Но мне мерещится порой,
Как дальних дней воспоминанье,
… И в них мерещатся зубцы
Старинных башен. Из тумана
Горят цветные изразцы
Дворцов и храмов Тамерлана.
Такой взгляд связан с традиционными принципами символизма, который «занимается поисками высшей реальности, находящейся за пределами чувственного восприятия. Здесь наиболее действенным орудием творчества оказывается поэтический символ, позволяющий прорваться сквозь пелену повседневности к трансцендентной Красоте» [3. С. 254].
В лирике поэтов 20-х годов Восток изображается в историко-культурном контексте (Вел.Хлебников) или как способ сказать о своей тоске по России (С.Есенин, А.Ширяевец)
«Для поэта-футуриста Хлебникова Восток — это не только материал для стилизаций, а серьезная и важная тема для русской литературы. В статье «О расширении пределов русской словесности» (1913) Хлебников упрекает русскую литературу за «искусственную узость» и перечисляет «области, которых она мало или совсем не касалась». «В пределах России она забыла, — пишет поэт, — про государство на Волге — старый Булгар, Казань, древние пути в Индию, сношение с арабами, Биармское царство». В статье «Курган Святогора» (1908) он размышляет об исторических судьбах России, необходимости преодоления чуждого западного влияния в русской культуре и литературе: [2]
Ах, мусульмане те же русские,
И русским может быть ислам.
Милы глаза, немного узкие,
Как чуть открытый ставень рам…
В лирике А.Ширяевца отчетливо слышны «Персидские мотивы». Прямая перекличка двух поэтов свидетельствует не только об общности их мироощущения, но и о том, что «русской культуре и литературе присуще стремление осознавать свою самобытность («тоску по родине») через знакомство с другой культурной традицией, которая часто воспринимается по отношению к родине как «экзотическая» («тоска по чужбине»)» [1, с. 71].
Не любил этот край я, уснувший царевной
От заклятий неведомых, губящих сил;
Уносился я к Волге, певучей и гневной,
С Жигулями родными во сне говорил...
А теперь стало жаль мне сожженных, пустынных,
Ожидающих чуда бескрайних полей,
Бледных рук в потускнелых браслетах старинных,
Шелестящих о чем-то в полусне тополей...
Но прошли годы, и изменился взгляд на Ташкент. Это уже не таинственный символ Востока, только контурно обозначенный в стихотворении через башни, минареты, ветер пустыни и т. п., то есть те образы, которые применимы к любому восточному городу. В стихотворениях 30-х годов перед нами появляется образ города. Это уже не символ, хотя и здесь описание применимо к любому городу Центральной Азии. Но в поэзии 30-х годов у него появляются конкретные черты, как, например, в стихотворении М.Алигер «Песок»:
И верблюд пошел
Верблюд пошел, вздыхая и пыля.
Цвели узбекистанские поля.
Навстречу из Ташкента шли сады,
Текли арыки, полные воды,
Стояли голубые тополя,
верхушкой доставая до звезды,
и сладко пахла теплая земля.
Как писал Ц.Тодоров, «в литературе проблема реальности или истинности определений вторична по отношению к основной цели, которую преследует литература» [3. С. 34].
Говоря о Ташкенте, о 40-х годов, нельзя не упомянуть и лирику Анны Ахматовой. «Ташкент зацветает» — это описание ташкентской весны навеяно романтикой надежды, веры в лучшее. В нем соединились ожидание чуда и не только красота города, но и человеческих душ:
Словно по чьему-то повеленью,
Сразу стало в городе светло -
Это в каждый двор по привиденью
Белому и легкому вошло.
И дыханье их понятней слова,
А подобье их обречено
Среди неба жгуче-голубого
На арычное ложиться дно.
В стихотворении Н.Глазкова «Ташкент 1947 года» появляется тема нового и старого города, оно построено на антитезах, в которых идет конкретное перечисление примет прошлого и современности:
Как жара и холод, свет и тьма,
Город Камня надвое расколот.
Если посмотреть на все дома,
Старый город там и новый город.
Новый город, словно довод веский,
Супротив экзотики багдадской.
Может быть, он среднеевропейский
Больше, нежли среднеазиатский.
Вызывали у меня доверье
Новые арыки, стены, крыши
И великолепные деревья,
Те, что этажей седьмых повыше.
И совсем другим предстает перед нами город в поэзии 60-х. Тема ташкентского землетрясения становится центральной в стихотворениях многих поэтов. Публицистически заостренно звучат строки А.Вознесенского из стихотворения «Из ташкентского репортажа»:
Выживаем назло
сверхтолчкам хамоватым.
Как тебя натрясло,
белый домик Ахматовой!
Если кровь — помогите,
если кров — помогите,
где боль — помогите,
собой — помогите!
Возвращаю билеты.
Разве мыслимо бегство
от твоих заболевших,
карих, бедственных!
Разве важно, с кем жили?
Кого вызволишь — важно.
До спасенья — чужие,
лишь спасенные — ваши.
Стихотворения «Алайский рынок» В.Луговского, «Год спокойного солнца» Е.Долматовского продолжают тему ташкентского землетрясения. Проникновенные строки о мужестве ташкентцев органично сочетаются в них с описанием страшных разрушений и с надеждой на то, что город выстоит и станет еще краше.
Литература:
1. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей / Ю. Айхенвальд. — М.: Художественная литература, 1994. Вып. 1. — 427 с.
2. Россия и Восток в творчестве А. С. Пушкина и Велемира Хлебникова http://www.literary.ru/literary.ru/print.php?.
3. Руднев В. Словарь культуры ХХ века. — М., 1997.
4. Тодоров Ц. Понятие литературы. — М., 1995.
5. Хализев В. Е. Теория литературы. — М., 1999.
