Литература конца XIX — начала ХХ вв. характеризуется отрицанием общепринятых норм и заменой их новыми установками, вызовом здравому смыслу и рационализму, который заменяется иррационализмом; «значение и значимость становятся проблематичными и, как следствие, сам язык тоже. Все это черты модернизма, которые дополняются процветанием структурного и лингвистического экспериментирования» [1, с. 39].
В последнее десятилетие ХIX в. в русской литературе также формируются новые направления, которые ставят своей задачей переосмысление старых средств выразительности и возрождение поэзии. Началом данного периода обновления, часто называемого «Серебряным веком» русской поэзии, считается 1892 г., год появления манифеста и сборника «Символы» Д. Мережковского; его верхней хронологической границей — 1917 г. Согласно другой точке зрения, эта граница определяется 1921–1922 гг., годами гибели А. Блока и Н. Гумилева, добровольной и вынужденной эмиграции многих деятелей русской культуры. Деятельность поэтов «Серебряного века» относят к модернистскому направлению в литературе; в этот период также выделяются такие литературные направления, как реализм, и литературный авангард (футуризм). Важная роль в развитии литературы ХХ в. принадлежит А. М. Горькому (1868–1936), основоположнику соцреализма и Л. Н. Андрееву (1871–1919), представителю «Серебряного века» русской литературы и родоначальнику русского экспрессионизма.
1920-е годы в Советской литературе (здесь и далее Советскую литературу следует читать как русскую литературу) характеризуются возрождением забытых романтических форм (В. Короленко, А. Грин, Н. Нечаев, И. Привалов); в это время появляется новое поколение писателей, участников Гражданской войны в 1920-е гг. (Л. Леонов, М. Шолохов, А. Фадеев и др.).
1930-е годы в Советской литературе относятся к переломному периоду. В это время наблюдается смена привычных основ жизнеустройства, в культурной сфере происходит активное вмешательство партии, формируется соцреализм, главный инструмент партийной идеологии. Впервые термин появляется в советской печати в «Литературной газете» за 23 мая 1932 г. В 1934 г. Первый съезд советских писателей определяет развитие советской литературы на многие годы вперед. Теперь задачей всего Советского искусства, включаю литературу, становится создание образа идеального героя, борца и строителя. Для этого используются принципы народности, идейности и конкретности, требующие, чтобы искусство было понятно всем без исключения, прославляло героизм человека, изображало коммунистическую действительность и демонстрировало ход исторического развития.
Таким образом, в Советской литературе 1920–1930-х гг. модернизм не мог быть представлен, однако его отсутствие восполнялось переводами современной западноевропейской литературы (М. Пруст, Дж. Джойс, Б. Брехт, Дж. Дос Пассос, У. Фолкнер, Ш. Андерсон, Э. Колдуэлл) и критической литературой, сопровождающей переводы: статьями, примечаниями и комментариями (А. Старцев, Р. Миллер-Будницкая, Д. Мирский).
Переводы всегда играли существенную роль в русской литературе, давая ей то, чего ей самой не хватало — необходимый материал, наглядные примеры, возможность отработки новых приемов. Переводы становились «рабочим подспорьем», своеобразной «лабораторией», что было характерно для «эпохи больших культурно-поэтических переломов — и для Тредиаковского, и для Жуковского, и для Брюсова [2, с. 121].
Тенденции модернизма в литературе определенным образом повлияли и на переводческие установки эпохи. Конец XIX — начало XX вв. характеризуется несомненным усилением интереса к передаче формы переводимых произведений. Вполне закономерно, что у русских модернистов — переводчиков данного периода наблюдался односторонний интерес к форме переводимого произведения, выражавшийся в буквализме. Содержание произведений, выбираемых для перевода, соответствовало взглядам модернистов на литературу: реалистическую литературу они не переводили. Символом веры русских поэтов и переводчиков эпохи модернизма начала ХХ в. (К. Д. Бальмонт, В. Я. Брюсов, М. Л. Лозинский и др.) являлось убеждение «обогащать привычки читателя» в связи с подлинником, но не «обеднять подлинник» для читателя [3]. Манифест русских футуристов 1912 г. идеологически перекликался с символом веры символистов и был созвучен установкам западных журналов модернизма: не идти на уступки вкусам массового читателя [4].
В 1920 гг. переводческая позиция в России меняется. Мелкие издательства негосударственного типа выпускают большое количество переводных книг низкого качества: в основном, это развлекательная литература, рассчитанная на массового читателя. Переводы осуществляются случайными людьми, их результатом становятся смысловые ошибки и буквализмы, которые высмеиваются журнальной и газетной критикой. С их точки зрения, данные переводы не удовлетворяют самым элементарным требованиям.
В № 2 «Литературной газеты» за 1929 г. была открыта рубрика «Наши переводы плохи», в которой предлагалось выносить проблемы современного перевода на всеобщее обсуждение: «Переводческое дело находится у нас в хаотическом состоянии. Халтура и случайность царствуют здесь. Выбор произведений, оценка переводов в прессе, формы подачи переводимого материала, отношение переводчика к своему труду и условия его работы — все это требует коренных изменений. Помещаемыми ниже статьями редакция открывает обсуждение вопроса о переводах» [5]. О необходимости упорных и длительных усилий для изменения сложившейся ситуации писал Александр Ром в статье «Премирование безграмотности». С его точки зрения, литературные журналы должны были заняться проблемами качества перевода и начать помещать статьи по теории перевода: «Пусть столкнутся разные точки зрения, пусть гласно сформулируются рабочие принципы разных переводческих школ» [6]. Следующая статья Б. Ярхо «Как переводить классиков» была достаточно позитивна. В ней сообщалось, что в последнее время многие крупные издательства заинтересовались переводами классиков с желанием объединить эту работу в большие серии. «Русские издания мировых классиков могут вылиться в несколько отличных друг от друга форм, обусловленных многообразием читательской среды» [7]. На переводчика возлагалась обязанность быть одновременно и художником, и знатоком языка, и литературоведом. Совмещение этих качеств встречается редко, поэтому Б. Ярхо считал важным прибегать к коллективной работе, к тому, что должно стать переводом «под редакцией»: «Надо раз навсегда упразднить тип редактора, правящего текст в отсутствие переводчика» [7].
Эти пожелания не могли быть сразу реализованы, поэтому в № 1 и № 2 «Литературной газеты» за 1936 г. по-прежнему появлялись статьи и заметки с различными обсуждениями о качестве перевода. В докладах П. Зенкевича «Переводчик и издательство» [8] и И. Альтмана «Культурная революция и задачи художественного перевода» [9] говорилось о необходимости проведения конкретных практических мероприятий, которые могли бы облегчить борьбу за высокое качество переводной литературы: сплочение переводческих кадров, создание методического руководства, регулярных творческих встреч переводчиков для обсуждения интересных явлений переводной художественной литературы; выпуск словарей синонимов и осуществление идеи А. М. Горького об издании на нескольких языках альманаха литературы народов СССР. Одновременно указывались такие распространенные недостатки современных переводов, как импровизации, вольная обработка, «стилизаторство», «формалистические эксперименты», «натуралистическое копирование». Но говорили и о «серьезных» переводческих удачах Б. Пастернака, М. Лозинского, П. Антокольского, Н. Тихонова, М. Светлова, В. Рождественского — адекватных оригиналу [9].
Формалистический подход теперь был признан «опасным», особенно в переводе поэзии, где часто ради сохранения ритма и мелодии искажается содержание. Подлинный творческий перевод должен сохранять размер, рифмы, не допускать искажений в содержании и во взаимоотношениях образов. В № 2 «Литературной газеты» за 1936 г. были также размещены статьи А. Смирнова «О задачах и средствах художественного перевода» и М. Лозинского «Искусство стихотворного перевода».
В начале 1930-х гг. А. М. Горький выдвинул принцип плановости отбора в области переводной литературы, при этом выдвигалось также и требование высокого качества переводов. В это время по-прежнему существовали переводы, для которых был характерен академический формализм. Они выпускались издательством «Academia»: это были сборник «Лирика» Гёте и «Песнь о Роланде» в переводе Б. И. Ярхо, романы Диккенса в переводах или под редакцией Е. Л. Ланна, А. В. Кривцовой и др. В этих работах передавались все элементы формы. Для так называемых переводчиков-формалистов это была борьба с «кустарщиной» [10], а их лозунгом была научность — «учет всех формальных элементов переводимого текста» [10], которая, по мнению К. И. Чуковского, не возымела должного успеха.
Однако спектр литературных направлений и жанров относительно переводной литературы был еще достаточно широк: У. Уитмен (сочувствующий социализму в самой общей ее формулировке и один из первых поэтов, воссоздавших реальность огромного современного города); К. Сэндберг, Дж. Дос-Пассос и др. (американские авторы, сочувствующие социализму и приветствующие Октябрьскую революцию); Дж. Голсуорси (писатель, причислявший себя к реалистическому направлению в литературе); Б. Шоу (писатель-драматург, работавший в области сатиры и черного юмора); Б. Брехт (писатель-драматург, основатель нового направления в театре); Дж. Джойс. Дж. Дос-Пассос, Ш. Андерсон, У. Фолкнер, Э. Колдуэлл (писатели, работавшие в стилистике модернизма).
Проявления формализма и буквализма в переводах 1930-х гг. не были единичными, тем не менее, они не являлись господствующей переводческой тенденцией, т. к. в целом качество перевода поднялось на более высокий уровень. Кроме сохранения стилистического своеобразия подлинника, переводчики 1930-х гг. стремились передать смысловую точность и выразительность русского языка [11]. Таким было направление деятельности переводчиков «кашкинской» школы, которая появилась в ответ на нарастание буквалистических тенденций. Отдельные проявления буквализма имели место и в XIX в., но буквализм как широкая тенденция заявил о себе именно в 1920–1930-е гг., что соответствовало модернистскому направлению в литературе — интерес к форме, к новым средствам выражения. Так, на данном этапе переводная литература выполняла функции авангарда — была впереди и информировала о новых установках, задачах и экспериментах.
Литература:
1. Степура С. Н. Переводческая рецепция романа Дж. Джойса «Улисс» в русской литературе 1920–1930-х гг.: Дис. … канд. филол. наук, 10.01.01. Томск. 2013. — 203 с.
2. Гаспаров М. Л. Брюсов-переводчик. Путь к перепутью // Избранные труды. В 3-х т. Т. 2. Москва, Языки русской литературы. 1997. — С. 121–129.
3. Гаспаров М. Л. Брюсов и буквализм//Поэтика перевода. М., Радуга. 1988. — С. 29–62.
4. Stepura Svetlana N. James Joyce’s “Ulysses” in periodical literature of the 1910–1930-s. Virtual Multidisciplinary Conference QUAESTI. EDIS, Publishing Institution of the University of Zilina. December, 15–19. 2014. — P. 362–365.
5. Литературная газета. М., Акц. Изд. Общ. Огонек. 1929. № 2. — С. 3.
6. Ром А. Премирование безграмотности // Литературная газета. М., Акц. Изд. Общ. Огонек. 1929. № 2. — С. 3.
7. Ярхо Б. Как переводить классиков // Литературная газета. М., Акц. Изд. Общ. Огонек. 1929. № 2. — С. 3.
8. Зенкевич П. Переводчик и издательство // Лит. газета. М., Акц. Изд. Общ. Огонек. 1936. № 1. — С. 1.
9. Альтман И. Культурная революция и задачи художественного перевода // Литературная газета. М., Акц. Изд. Общ. Огонек. 1936. № 2. — С. 1.
10. Чуковский К. И. Высокое искусство. М. Советский писатель. 1968. — 384 с.
11. Федоров А. В. Основы общей теории перевода. М., Филология Три. 2002. — 348 с.
12. Аксенова Н. В. Английская тема в пьесе Е. И. Замятина «Блоха» // Коммуникативные аспекты языка и культуры. Сборник материалов XIV Международной научно-практической конференции студентов и молодых ученых, под ред. С. А. Песоцкой. НИ ТПУ. Томск. 2014. — С. 80–84.
