В процессах, связанных с изучением уровня жизнеспособности успешных человеческих сообществ, наблюдается своего рода диалектика универсальности и человечности: достигнутая степень универсальности требует возвышение гуманизма — сначала в его негативной форме, как минимизации бесчеловечности, «звериности» в возникающем человеческом роде, а потом и в позитивной — как содействие развитию лишенного такой возможности человека.
Начиналось это с признания права на жизнь для военнопленных иноплеменников, которых, как это было заведено, например, в примитивных греческих племенах, «в очень древние времена» поедали «живьем или поджаренными на огне» (на что А. Боннар нашел указания в гомеровской «Илиаде» [1, с. 150]), а позднее — убивали. Племена, «не вышедшие еще из охотничьего состояния», то есть располагавшие экономикой присваивающего типа, «редко порабощают побежденных врагов: если они не убивают и не съедают их, то обыкновенно просто принимают их в свою среду, усыновляют их», поскольку «при отсутствии промышленной деятельности рабство бесполезно» [2, с. 408]. Но там, «где племя уже перешло к пастушескому и земледельческому состоянию, возникают достаточные мотивы, чтобы щадить жизнь пленников, и, наложив на них клеймо рабства, приставить их к каким-нибудь работам» [2, с. 408]. Потому рабство и «представляется как бы парадоксально это ни звучало — явлением прогрессивным», что оно возникает, «когда уже предпочитают сохранить жизнь пленника — разумеется, не из человеколюбия, но чтобы извлечь пользу из его труда» [1, с. 150]
Как видим, уже на первоначальном этапе человеческой истории развитие «человечности» высокоразвитых гоминид, которые перешли к качественно новому, неизвестному в животном мире, поскольку недостижимого для животных, способу существования, проходил в основном в отрицательной форме — в форме преодоления в них животности, «зверскости». С достижением такого минимально достаточного уровня развития производительности труда, когда физиологический минимум потребления становится гарантированным, наблюдался постепенный отказ от каннибализма, от массового убийства военнопленных с последующим превращением их в рабов в эпоху зарождения патриархального рабства, которое, как более высокий по сравнению с первобытным экономический уклад, делает такие сообщества жизнеспособнее.
Достигнутый первобытными культурными сообществами более высокий уровень человечности (пусть даже и в такой ее отрицательной форме, как минимизации его бесчеловечности), зафиксированый в новой системе общественных отношений, становится «стартовой площадкой» для нового этапа культурного развития, в течение которого этот последний утверждается. И затем он постепенно консервируется в застое тех социоантропных конфигураций, которыми и был обеспечен этот новый этап развития, ограничивая «гибкость» системы общественных отношений, а тем самым и их возможности к выживанию в условиях исчерпанности потенциала развития действующих систем общественных отношений.
На вторичном, цивилизационном этапе социокультурного развития человеческого рода, когда унаследованная от до-культурной, животной эпохи в истории этих успешных с точки зрения жизнеспособности гоминид, борьба между ними за средства существования сменилась борьбой за средства развития. Каждый новый тип общественных отношений как формы родового развития объединенных этими отношениями людей, содержал в себе свой предел такого типа развития, когда развитие одной (сначала меньшей) его части обусловлено умышленно культивируемой неразвитостью другой (сначала значительно большей) его части.
Затем за отстраненными в течение длительного времени человеческими массами признается право на определенный (определяемый интересами господствующих классов) объем культурного развития, что привело со временем к появлению такого социокультурного феномена, как «массовая культура» с таким характерным для нее явлением как массовое образование. Со временем наблюдается процесс повышения уровня (в Норвегии, Швеции и Финляндия высшим образованием охвачено от 80 до 93 % населения [3, с. 110]) и длительности массового образования — в государствах — членах ЕС в различных формах непрерывного образования участвует от 10 % (в Румынии) до 89,2 % (в Австрии) населения [4, с. 127].
Достигнутая же человеческими сообществами более высокая степень человечности, в свою очередь, приводит к росту темпов, увеличению объема и возвышения уровня культурного развития, тем самым обеспечивая им высокую степень жизнеспособности. Так, по расчетам академика С. Г. Струмилина, средние темпы роста производительности труда в первобытном обществе составляли 1–2 % за 10 тыс. лет, в рабовладельческом — 4 % за 100 лет, в эпоху феодализма — 8 % за 100 лет, а наиболее резко эти темпы выросли при капитализме. [5, с. 282–284]
Таким образом, жизнеспособность человеческих сообществ перед лицом природы обеспечивается непрерывным подъемом уровня универсальности человеческого рода (сначала на уровне локальных человеческих сообществ), а именно этот подъем обеспечивается периодическим, прерывистым возвышением человечности человеческих сообществ. Носителями и проводниками каждого более высокого способа развития, становятся те человеческие типы, для которых развитие является предпосылкой их существования и утверждения в качестве доминирующих типов личности, способных через обеспечение собственных интересов путем достижения обусловленных ими целей определенное время поддерживать на должном уровне жизнеспособность подконтрольных им человеческих культурных сообществ. В первобытном обществе таким доминирующим человеческим типом был «коммунитарный человек», а на протяжении всей эпохи цивилизации — открытый Адамом Смитом «экономический человек», существеннейшей чертой которого является неуемное стремление к максимизации личной выгоды за счет другого человека, что делает насилие «повивальной бабкой» истории цивилизации.
Поэтому война как наиболее убедительное проявления недочеловечности современного нам человека на некоторое время становится важным фактором естественноисторического отбора жизнеспособных форм развития, превращаясь на этапе рабовладельческого строя в один из основных (наряду с рождением, пиратством и частным правом) способов воспроизводства рабочей силы [1, с. 152]. На этапе феодального строя — способом захвата новых земель — основной формы богатства в указанную эпоху, а на этапе буржуазного строя, становится главным средством перераспределения между странами рынков сбыта и источников дешевых сырья, энергоносителей и рабочей силы.
И все же, тем основным ресурсом, за который, в конечном счете ведется между людьми борьба на этапе цивилизации, есть свободное время, содержащееся в свободных средствах и опредмечивающееся сегодня в свободных капиталах.
В отечественной социальной философии, вслед за европейской историографией, как известно, «наличие рабства и рабовладения считалось отличительной особенностью античной цивилизации», однако современные исследователи «избегают признания рабства в качестве доминирующего признака специфики античного общества» на том основании, что «на протяжении большего периода его существования основной силой, созидавшей его материальную и хозяйственную базу, являлись не рабы, а свободные труженики» [6, с. 405]. Но это нисколько не отменяет той несомненной истины, что главной социокультурной функцией раба является обеспечение своему господину свободного времени для свободного развития этого последнего, и не обязательно путем участия в непосредственном производстве свободных средств существования. Их может производить и свободный крестьянин, и колон. Но ни тот, ни другой не станут прислуживать другому свободному человеку, освобождая ему дополнительное свободное время для безграничного свободного развития. Именно потому, что во времена Аристотеля было невозможно быть одновременно и развитым, и человечным по отношению к другому человеку, Стагирит и определяет раба как «говорящее орудие», успокаивая, таким образом, свою интеллектуальную совесть. И все же, есть надежда на то, что с достижением человеческим родом того уровня его универсальности, при котором бы «ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре», и когда «зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы» [7, с. 381], , при котором отпадет необходимость лишать одну часть человеческого сообщества свободного времени как важнейшего ресурса развития для того, чтобы обеспечить им другую его часть, войны вместе с любым насилием вообще перестанут быть фактором поддержания или возвышения уровня жизнеспособности социальных организмов.
Более того, есть все основания полагать, что человечество уже достигло указанного уровня своей универсальности, поскольку выгоды более человечных общественных отношений сегодня уже совершенно очевидны. Однако никто из современных интеллектуалов, насколько можно судить по известным нам публикациям, кроме писателя Юрия Крелина, так и не артикулировал более или менее внятно мысль о том, что «выгодна человечность» и выгодна она «обществу в целом» [8, с. 49].
И все же отсутствующая в дискурсах современной академической социогуманитаристики человечность, пробивает себе дорогу в практиках социального предпринимательства, одним из известнейших сторонников и пропагандистов которого является бангладешский банкир, лауреат Нобелевской премии мира Мохаммед Юнус [9]. Социальное предпринимательство, исключающее из меновой стоимости своей продукции и услуг обязательную для типичного, коммерчески ориентированного «предпринимательства», прибыль, которая для этого последнего является главной целью, способствует высвобождению части доходов домашних хозяйств на цели более высокого или же непрерывного развития их членов.
Сегодня социальное предпринимательство рассматривается как часть так называемого третьего сектора общества, к которому, в отличие от первых двух — государственного и экономического/коммерческого, — относят всю совокупность негосударственных неприбыльных организаций, действующих практически во всех областях общественной жизни — экономике, политике, науке, образовании и культуре [10]. Сейчас неприбыльные организации существуют во всем мире. В США в третьем секторе работает около 7 млн. человек — больше, чем во всех государственных учреждениях, в Японии — около 4 млн., в Германии, Англии и Франции — по 1 млн. [11, с. 6].
В Украине процесс возникновения и формирования негосударственных неприбыльных организаций приходится на начало 90-х годов, после обретения страной независимости. Демократические процессы способствовали росту общественной активности населения, что проявлялось, в частности, в создании различных общественных объединений, которые в настоящее время являются важной частью политической и социально-экономической системы Украины. По состоянию на 2002 год количество неправительственных неприбыльных организаций в Украине составляло около 28 000, причем большинство из них (94 %) осуществляло деятельность на региональном уровне [12, с. 289]. На сегодня количество неприбыльных общественных организаций в нашей стране превышает 64 тыс. [10, с. 5–6].
Одна из главных проблем, тормозящих развитие социального предпринимательства в Украине, — традиционный ложный стереотип о затратности социальной сферы как непроизводственной. До сих пор превалирует мнение, что финансовые ресурсы генерируются преимущественно в производственных секторах экономики, а расходуются в социальном секторе. Впрочем, если внимательно присмотреться, на что направлены эти расходы, которые с экономической точки зрения кажутся, на первый взгляд, бесполезными, становится понятным, что именно за счет этих расходов на социальный сектор происходит формирование человеческого капитала, который имеет решающее значение для экономического роста.
Несмотря на то, что сегодня в Украине это понятие еще не утверждено на законодательном уровне, в государстве функционирует немало предприятий, призванных решать конкретные социальные и экологические задачи. Они вовлечены в производство товаров и услуг для рынка, создают рабочие места, обучают население для достижения определенных социальных, экономических или экологических результатов деятельности. Вот лишь несколько примеров удачного социального предпринимательства в Украине:
Общественная организация «Сообщество взаимопомощи «Оселя»», Львов — мастерская по ремонту мебели, которая направляет полученные от основного вида деятельности средства на помощь беспризорным жителям города. Трудоустройство бывших беспризорных жителей Львова, которые прошли ресоциализацию в Сообществе взаимопомощи «Оселя», способствует их полноценной интеграции в общество.
Социальное предприятие «Выгода» (Житомир) — мастерская по изготовлению нестандартных металлических конструкций, где работают и учатся в прошлом алко- и наркозависимые люди, бывшие заключенные. Предприятие успешно преодолевает такие социальные проблемы, как безработица, отчуждение этих категорий граждан, оказывая им помощь в трудоустройстве и ресоциализации.
Впрочем, не стоит думать, что развитие социального предпринимательства возможно лишь как проявление самоотверженности и безрассудного альтруизма. На самом деле развитие социальной сферы не только позволяет решить определенные социальные проблемы, но и удешевляет стоимость социальных услуг. Таким образом те, кто сегодня инвестирует в развитие социального предпринимательства, вскоре получат экономический эффект от снижения себестоимости рабочей силы, и, соответственно, добьются снижения себестоимости продукции и, в конце концов, повышения ее конкурентоспособности.
Социальное предпринимательство является экономически выгодным не только с точки зрения отложенного во времени экономического эффекта от развития человеческого капитала, но и с точки зрения ближайших во времени экономических выгод. К тому же, именно в его контексте сегодня рождаются инновации, позволяющие решить принципиально новым способом проблемы, которые казались «непреодолимыми». И именно социальное предпринимательство по своей сути направлено на развитие членов социума. Впрочем, для того, чтобы получить ощутимый эффект, усилий одних бизнесменов недостаточно. Необходимо законодательное внедрение этой инициативы, ее государственная и социокультурная поддержка, в том числе и путем проведения серьезной образовательной работы, а то и участия государства в инициировании и реализации социально значимых проектов в национальных масштабах — как это имело место в Бразилии в разгар борьбы с эпидемией СПИДа в этой стране [13].
Сегодня именно в социальном предпринимательстве наиболее естественным образом совмещаются взаимодополняющие и взаимоподдерживающие друг друга человечность и развитие, представляющие собой доминирующие тренды эволюции жизнеспособных человеческих сообществ, успешность которых в указанном отношении явилась гарантией существования человеческой цивилизации. Современные же поколения людей, похоже, в социальном предпринимательстве, наконец-то получили один из эффективнейших инструментов разрешения «проклятого» вопроса всей эпохи цивилизации, невозможности для развитого человека быть человечным, а самой человечности — быть социальной формой и основной целью развития глобального человеческого сообщества, без которого ему сегодня не сохранить свою жизнеспособность, взлелеянную сотнями тысяч лет непростой истории медленного, но неуклонного возвышения человеческого рода к своей универсальности и человечности.
Литература:
1. Боннар Андре Греческая цивилизация, т. 1.— Издательство «Феникс», Ростов-на-Дону, 1994–448 с.
2. Спенсер Г. Синтетическая философия: Пер. с англ.— К.: Ника-Центр, 1997.— 512 с.
3. Беляева Л. А. Культурный капитал в социальном пространстве современной России как фактор модернизации страны // Вестник РГНФ. 2013. № 4. — С. 103–113.
4. Брызгалина Е. В. Философские проблемы управления образованием: история и современность // Философское образование. — 2011.№ 1(2). — С. 118–139.
5. Струмилин С. Г. Проблемы социализма и коммунизма в СССР. — М.: Экономиздат, 1961. — 415 с.
6. Всемирная история: В 6 т. / гл. ред. А. О. Чубарьян. T. 1: Древний мир / отв. ред. В. А. Головина, В. И. Уколова. — 2011. — 822 с.
7. Аристотель. Политика / Перевод С. А. Жебелева // Аристотель. Сочинения: В 4 т. Т. 4. — М.: Мысль, 1983. — С. 376–644.
8. Крелин Ю. Город без предместий [Текст]: в Израиле: [дневниковая книга] / Юрий Крелин; худож.: Б. Жутовский. — М.: Советский писатель: Олимп, 1991. — 202 с.
9. Юнус М. Создавая мир без бедности: Социальный бизнес и будущее капитализма Мохаммад Юнус, Алан Жоли / Пер. И. В. Савельевой. — М.: ЦИПСиР, 2010. — 307 с.
10. Білецький Володимир «Третій сектор» як основа громадянського суспільства [Електронний ресурс] — режим доступу: http://www.vesna.org.ua/txt/biletskv/trsec.html
11. Хто він, третій? Школярам про третій сектор / Упорядники Колодяжний М., Селюкова Н. — Запоріжжя: «УкрПростір», 2009. — 28 с.: іл.
12. Миндра Л. В. Недержавні некомерційні організації України і Польщі як чинник демократичного суспільства // Україна і Польща в XX столітті: проблеми і перспективи взаємовідносин. — Київ — Краків, 2002.
13. Финк К. Интеллектуальная собственность и ВТО // Торговая политика и значение вступления в ВТО для развития России и стран СНГ: Руководство / Под ред. Д. Г. Тарра. — М.: Весь мир, 2006. — С. 343–356.
