В статье рассматриваются особенности развития российской беллетристики в первой трети XX века; анализируются исторические предпосылки, оказавшие влияние на творчество писателей; обозначены основные темы и проблемы, которые затрагивали в своих произведениях беллетристы указанного периода.
Ключевые слова:беллетристика, тематика, текст, автор.
В литературоведении на данный момент не сложилось единой концепции, которая содержала бы ответ на вопрос: что есть российская беллетристика и на основании каких критериев к ней следует отнести то или иное произведение? Термин более ста семидесяти лет назад ввел В. Г. Белинский, который определил беллетристику так: «...то, что составляет так называемую легкую литературу, которой назначение состоит в том, чтоб занимать досуги большинства читающей публики и удовлетворять его потребности» [2, с. 375]. Критик, по мнению А. В. Чернова, «не только определил беллетристику, но и ограничил ее место в общем процессе словесности, после его выступлений можно говорить о переходе беллетристики в несколько иное качество» [8, с. 170]. Таким образом, в XIX веке в России получил название и дальнейшее осмысление феномен, который современный ученый М. А. Черняк назвала «срединным полем литературы» [9, с. 18], подразумевая совокупность произведений, не принадлежащих к высокому искусству, но и не лишенных художественной ценности. Отметим, что в литературоведении на сегодняшний день сложилась традиция подразумевать под беллетристикой только прозу, не затрагивая сферу поэзии, которой присущи собственные законы. Кроме того, следует уточнить, что речь идет о российской беллетристике как особом явлении, которое возникло и развивалось в неразрывном единстве с историей страны.
В XIX веке развитие российской литературы достигло такого уровня, когда стала ощутима ее «многорядность». «Литература изначально создавалась многими и разными людьми — разными по размерам дарования и рабочим установкам, — писал И. А. Гурвич, — но вертикальное отношение ценностей возникло, видимо, не сразу» [4, с. 7]. Он полагал, что должна была сложиться ситуация, в которой соотношение литературных рядов способно стать фактором развития, а беллетристика — действенной силой. Технический прогресс обеспечил растущие возможности печати и удешевление книг; в обществе происходило укоренение демократических ценностей; оба процесса вели к расширению читательской аудитории и появлению большого массива беллетристических текстов.
Как следствие, к началу XX века русская беллетристика накопила огромный багаж имен — наследие предыдущего столетия, когда в развитии «срединного поля литературы» произошел скачок. В XIX веке беллетристика развивалась и в качественном, и в количественном плане. Писатели пытались осмыслить жизнь с разных позиций; по исследуемой проблематике авторов можно объединить в группы: А. В. Дружинин, В. А. Соллогуб, А. Д. Галахов изучали влияние среды на развитие человека, о неординарных личностях писали Н. Ф. Бажин, Д. Л. Мордовцев, И. А. Кущевский, военной тематикой увлекались И. Л. Леонтьев-Щеглов, А. Н. Маслов-Бежецкий. Исходя из этих предпосылок, в XX веке можно было прогнозировать переход от экстенсивного пути развития к интенсивному, выход отечественной беллетристики на более сложный уровень, который с большой вероятностью привел бы к размыванию границ между беллетристикой и классикой.
Однако, в реальности произошло сближение беллетристики с массовой литературой. Революции, повлекшие за собой становление нового государственного строя и цензуры как его элемента, привели отечественную беллетристику к стагнации, заставили писателей десятилетиями отказываться от острых тем и применять Эзопов язык. Исследователь О. М. Крижовецкая полагает, что идеологически выдержанные тексты, которые были широко распространены в эпоху соцреализма, создавались по законам массовой литературы; в частности, широко применялась стандартизация — клишированные сюжеты, узнаваемые герои, упрощенная картина мира, ориентация на развлекательность [5]. Советская беллетристика из-за искусственно сдерживаемого развития также стала преимущественно развлекательной; это привело к тому, что к концу XX века в русской литературе стало затруднительным провести черту между масслитом и беллетристикой; в силу исторических причин к моменту развала СССР последняя практически утратила самостоятельность, а для обратного процесса прошло недостаточно времени.
Однако, в первом десятилетии XX века вообразить такое развитие событий было трудно. Это было продолжение благоприятного для литераторов Серебряного века; известна точка зрения А. Ахматовой, которая считала, что подлинный, а не календарный XX век начался в 1917 году. Между тем, в начале столетия во внешней и внутренней политике России происходили серьезнейшие изменения: в 1904–1905 годах велась русско-японская война, активизировались политические партии, РСДРП в 1903 году приняла программу и устав, в 1902 году сложилась партия эсеров. В 1905 году партийная деятельность стала легальной благодаря царскому манифесту. Этот документ отчасти спровоцировал революционные вспышки, продолжавшиеся до роспуска царем Госдумы в 1907 году, что можно рассматривать как государственный переворот. Затем наступает время Столыпинских реформ, в России начинается экономический подъем, революционное движение идет на спад. Затишье продолжается до Первой мировой войны в 1914 году, затем страна втягивается в глубочайший кризис, который завершился в 1917 году свержением Временного правительства. Так, за два десятилетия в России сменилась власть и формы собственности, государство пережило несколько войн и революций.
Эти события дали литераторам новые темы для размышления и, по сути, послужили стимулом для развития беллетристики. Даже затрагивая лишь прозу и не касаясь областей поэзии и драматургии, можно говорить об удивительной разноплановости произведений.
К литературным кумирам начала XX века, без сомнений, можно отнести Лидию Чарскую (Чурилову). Два основных направления можно выделить в творчестве писательницы: становление личности девушек-подростков в рамках определенного социального круга («Записки институтки» (1901), «Люда Влассовская» (1904)) и исследование ключевых моментов российской истории (повести «Паж цесаревны» (1908), «Грозная дружина» (1910), «Царский гнев» (1910), «Так велела царица» (1910)). Популярность Чарской принесли произведения, посвященные жизни «институток» — воспитанниц дореволюционных учебных заведений, организованных по принципу интерната. После 1917 года Чарскую не печатали, ее произведения заклеймили позором как проявление религиозного и в то же время буржуазного миропонимания, слово «институтка» стало оскорбительным, книги изъяли из отечественных библиотек, вследствие чего ни в одной из них сейчас нет полной коллекции текстов автора.
Лидия Чарская, как пишет Н. С. Агафонова, стояла «у истоков появления в России нового жанра — «девичьей повести» [1], который способствовал становлению в стране гендерно ориентированной литературы. В середине XIX века читающая публика знала целый ряд женских имен (Н. Д. Хвощинская, Е. Тур, А. Я. Марченко, Ю. М. Жадовская и др.), однако в их творчестве не прослеживается выраженных гендерных тем. «Одни из них ориентировались на лирическую тональность Тургенева, другие тяготели к аналитической манере Л. Н. Толстого, но все они в духе того времени разделяли пушкинскую мысль о «самостояньи человека» как «залоге величия его», отмечает Ю. М. Проскурина [7, с. 169]. Лишь через пятьдесят лет авторы сумели вывести на первый план сугубо женскую проблематику (взаимоотношения между мужчиной и женщиной, вопрос равноправия полов и т. д.). Зачастую исследователи считают явлением одного порядка творчество Лидии Чарской и другой популярной писательницы начала века — Анастасии Вербицкой (повесть «Разлад» (1887), романы «Вавочка» (1898), «Освободилась» (1899), повесть «История одной жизни» (1903), «Ключи счастья» (1908–13) и др.). Так, Н. С. Агафонова произведения обеих причисляет к массовой литературе.
Творчество Л. Чарской при этом отличает вневременной масштаб затрагиваемой проблематики и провозглашаемых ценностей (религиозность и христианское смирение, уважении к старшим, бережное отношение к традициям предков). В начале века, когда общество жило ожиданием грядущих перемен, а прежние представления разрушались, подход Чарской к осмыслению действительности был обречен на непонимание. К. И. Чуковский упрекал автора в неискренности, шаблонности и недостаточной реалистичности характеров. Однако, впоследствии Б. Пастернак упоминал, что ориентируется на Чарскую, чтобы быть понятным читателю. Еще позже Б. Л. Васильев и Ю. В. Друнина дали произведениям писательницы высокую оценку с точки зрения патриотической направленности.
Анастасия Вербицкая, в отличие от Лидии Чарской, оказалась более восприимчива к требованиям эпохи перемен. Ее ранние рассказы (сборник «Сны жизни», 1899) тяготеют к традициям реализма конца XIX века и продолжают тему «маленького человека». Однако, созданная примерно в эти же годы повесть «Разлад» уже посвящена эмансипации и, в полном соответствии с требованиями массовой литературы, нацелена на строго определенную аудиторию — женскую. После революции 1905 года творчество Вербицкой претерпевает кардинальные изменения. Писательница вкладывает злободневное содержание в готовые, длительно существующие шаблоны. Так, в «Духе времени» (1905–07) реальные исторические события излагаются в форме «бульварного или сенсационного романа, основанного на поэтике исключительного и атипического», пишет Н. С. Агафонова [1]. Роман «Ключи счастья» (1908–13) подтверждает тезис о движении творчества Вербицкой в сторону масслита. В произведении на фоне революционных событий разворачивается «бродячий» сюжет о бедной девушке Мане, встретившей богатея Штейнбаха, кроме того, эксплуатируется тема «любовного треугольника» (отношения Мани с аристократом Нелидовым).
Отметим, что такой подход в практическом разграничении беллетристики и массовой литературы — один из большого числа существующих. Многое зависит от критериев, которыми руководствуется исследователь. Так, в начале века тексты Вербицкой причисляли к коммерческой литературе (В. Кранихфельд, И. Василевский, А. Бартенев), в советское время некоторые критики предлагали вывести писательницу из разряда массовых литераторов (Ю. В. Бабичева), позже А. М. Грачева применяла к произведениям Вербицкой сначала термин «реалистические», затем «романы-бестселлеры».
В 1901 году начал печататься еще один известный писатель начала века — Михаил Арцыбашев. В первых произведениях прослеживается влияние Л. Н. Толстого («Паша Туманов» (1901), «Кровь» (1903), «Подпрапорщик Гололобов» (1902)). В 1904 году вышла повесть «Смерть Ланде», главный герой которой, студент Иван, имеет много общего с князем Мышкиным Ф. М. Достоевского. Однако, после событий 1905 года воззрения Арцыбашева меняются. Исследуя человеческую природу, он разрушает общественные представления о необходимости моногамии, соблюдении нравственных норм и почитания общественных идеалов. Все это в полной мере присутствует в романе «Санин» (1907). Арцыбашев не писал ни в угоду широкой публике, ни действующим политическим силам, при этом он выражал тенденции своего времени — стремление к отрицанию прежних ценностей в угоду индивидуализму и даже эгоизму. В определенной мере Арцыбашев был новатором — он активно использовал эротические описания, к которым в критике до сих пор не сложилось однозначного отношения. Известно, что после опубликования романа «Санин» противниками писателя стали В. Короленко, М. Горький, А. Куприн, автора за порнографию привлекли к суду. В 1910-х М. Арцыбашев увлекся идеями философов Ф. Ницше и А. Шопенгауэра и задался вопросами бренности человеческого бытия. Этой теме посвящены роман «У последней черты» (1910–12), рассказы «О ревности», «Палата неизлечимых», «Рассказ о великом знании», «Преступление доктора Лурье». После Октябрьской революции Арцыбашев эмигрировал за границу, оставшись в памяти российского читателя, прежде всего, автором скандального романа «Санин».
В 1910-е годы читающей публикой был признан Борис Зайцев. Известно, что его романом «Голубая звезда» (1918) восхищался К. Паустовский. Однако, многие произведения писателя (тетралогия «Путешествие Глеба» (1937–1953), сборник «Рафаэль» (1922), книги воспоминаний «Москва» (1939), «Далекое» (1965)) были написаны уже после того, как автор покинул страну.
Среди беллетристов первой трети прошлого века есть имена, как известные современному читателю (Б. Зайцев), так и малознакомые: Е. Нагродская, А. Каменский, И. Новиков, А. Мар, Ю. Данзас, А. Чеботаревская, С. Ауслендер [3]. Большинство этих писателей в начале 1930х были вынуждены отказаться от своей деятельности или эмигрировать. Заниматься беллетристикой, ориентированной на духовно-нравственное развитие читателя, при новом режиме им уже не представлялось возможным. Романтические искания А. С. Грина, К. Г. Паустовского, А. Р. Беляева, В. А. Обручева можно считать последними образцами беллетристики, написанными до наступления длительного периода советской цензуры.
К тридцатым годам для прежней беллетристики, исследующей нравственно-философские проблемы, не осталось необходимых условий. Как писал В. Перцов в 1928 году в журнале «Новый ЛЕФ», «революция умертвила всю систему буржуазной печати и литературы» [6, с. 19]. «Крестьянское хозяйство заинтересовано в прикладной книге — о бондарном деле, о колесной мази. Такое же прикладное значение имеют описания реальных фактов строительства, фактов успеха, достигнутого живыми людьми в сложных условиях классовой борьбы» [6, с. 24]. На смену беллетристике приходит «литература факта». В. Перцов отмечал, что «приемы беллетристики, этой падающей отрасли прошлого литературного производства, не заслуживают наследования. Приемы фиксации факта, хотя бы они были производным явлением от всей капиталистической техники, заслуживают с нашей стороны величайшего внимания. Это восходящая литературная отрасль» [6, с. 20].
Десятилетие перед Великой Отечественной войной уже не породило беллетристических произведений, подобных созданным ранее. Издавались тексты, которые сходны с беллетристическими в попытке подвигнуть читателя к размышлению об общественной морали. Однако, пронизанные идеологией произведения Ф. И. Панферова «Бруски», Ф. В. Гладкова «Энергия» и им подобные более уместно назвать псевдобеллетристикой, написанной и распространяемой с целью выполнить политический заказ.
В 40-е годы появляется множество талантливых беллетристических текстов, осмысление беллетристами военной тематики продолжится и впоследствии, на протяжении нескольких десятилетий. Примерами беллетристики военного и послевоенного периодов могут служить повести «Радуга» В. Л. Василевской, «Народ бессмертен» В. С. Гроссмана, «Повесть о настоящем человеке» Б. Н. Полевого, «В окопах Сталинграда» В. П. Некрасова.
Настоящий расцвет публицистики произойдет позже, в период «оттепели»: начнется поиск новой концепции человека, появится критика прежнего режима («Не хлебом единым» В. Д. Дудинцева) и эксперименты в рамках соцреалистического метода («Искатели», «Иду на грозу» Д. А. Гранина, «Поиски и надежды» В. А. Каверина, «Братья Ершовы» В. А. Кочетова).
Однако, беллетристика, исполненная размышлений об общественной и личной морали, религии, сути человеческого бытия и предназначении каждого, после 30х годов практически не издавалась. Большинство беллетристических текстов, написанных позднее, отмечены печатью идеологического влияния. Тем ценнее наследие беллетристов начала века: в первые десятилетия «срединное поле» русской литературы интенсивно развивалось, писатели давали жизнь новым явлениям (гендерно ориентированные произведения Л. Чарской и А. Вербицкой) и экспериментировали, пытаясь оспорить принятые обществом ценности (тексты М. Арцыбашева). Авторы продолжали традиции XIX века, когда беллетристика окончательно сформировалась как литературный феномен, а число писателей «второго ряда» и поднимаемых ими тем и проблем неуклонно росло, как повышалось и качество текстов. В начале XX века беллетристика имела большое будущее, однако, мы никогда не узнаем, какое: преградой на пути развития литературного феномена стала советская цензура. Естественное развитие русской беллетристики приостановилось как минимум на полвека, авторы осваивали мастерство скрытых от цензуры посланий для читателя и уходили в андеграунд. К беспрепятственному существованию и возможности прогрессировать отечественная беллетристика вернулась уже в постсоветской России, в условиях другого социокультурного пространства, и сейчас переосмысление беллетристического наследия 1900–1930х годов продолжается.
Литература:
1. Агафонова Н. С. Проза А. Вербицкой и Л. Чарской как явление массовой литературы: автореф. дис. … канд. фил. наук [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://cheloveknauka.com/proza-a-verbitskoy-i-l-charskoy-kak-yavlenie-massovoy-literatury/
2. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР, 1953–1959. Т. VIII. С. 375–384.
3. Грачева А. М. Диалоги Януса: беллетристика и классика в русской литературе начала XX века. Портреты. Этюды. Разыскания. СПб.: Пушкинский Дом, 2011. 368 с.
4. Гурвич И. А. Беллетристика в русской литературе XIX века: учеб. пособие. М.: Изд. Российского открытого университета, 1991. 90с.
5. Крижовецкая О. М. Нарратология современной беллетристики (на материале прозы М. Веллера и Л. Улицкой): автореф. дис. … канд. фил. наук. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://university.tversu.ru/aspirants/abstracts/docs/10.01.08/25.03.2008–2.doc/
6. Перцов В. История и беллетристика. // Новый ЛЕФ: Журнал левого фронта искусств. М.: Госиздат, 1928. № 8 (20). С. 17–24.
7. Проскурина Ю. М. Русские беллетристки в литературной интеграции середины XIX века // Уральский филологический вестник, 2013. № 1. С. 169.
8. Чернов A. B. Русская беллетристика 20–40-х годов XIX века. Вопросы генезиса, эстетики и поэтики. Череповец: ЧГУ, 1997. 284 с.
