Статья посвящена проблеме определения роли риторических фигур в рассказе «Мама» Н.Д. Телешова, в ходе которого определяются особенности употребления риторических фигур и их использование в описании главного героя рассказа Алексея Семёновича Гречихина.
Ключевые слова: риторические фигуры, синтаксический параллелизм, соположенность предложений, смысловое тире, ряды однородных членов, обособленные члены, асиндетон, повтор.
Summary. The article is devoted to the problem of definition of the role of rhetorical figures in the story "Mother" by N.D. Teleshov, where the author defines the features of the use of rhetorical figures in the description of the main character of the story Alexey Semyonovich Grechikhin.
Keywords: rhetorical figures, syntactic parallelism, semantic dash, ranks of homogeneous parts, isolated members, asyndeton, repetition.
Риторические фигуры в текстах художественной литературы выполняют разные функции, выявить которые позволяет лингвостилистический анализ текста. Так, в рассказе «Мама» Н.Д. Телешова, многочисленные риторические фигуры позволяют создать яркие характеры главных героев, показать взаимоотношения между героями, их отношение друг к другу.
Характеристика Алексея Семёновича Гречихина, одного из главных героев рассказа, дана с разных точек зрения. «Гречихин был главным бухгалтером Общества акционерных предприятий и признавал за собой несомненное право считаться хорошим, умным и честным человеком». Однородные определения «хорошим, умным, честным» полно и точно характеризуют Алексея Семёновича с положительной стороны. В обществе Алексей Семёнович действительно имел хорошую репутацию: «Из небольшого конторщика он сумел сделаться влиятельным в своей сфере дельцом, не наступившим никому на горло». Особый семантический смысл несёт обособленное определение «не наступившим никому на горло», то есть Алексей Семёнович добился в своей жизни всего самостоятельно, без чьей-либо помощи.
У Алексея Семёновича были собственные интересы, которые никак не ущемляли интересы окружающих, но давали ему возможность ощутить себя самостоятельным и в какой-то мере влиятельным человеком: «В районе, где он жил, его имя пользовалось вниманием: не очень религиозный, он все-таки выплачивал духовенству все те условные подати, которые полагаются с приличного обывателя; с полицией был в добрых отношениях, не унижаясь перед ней, но и не пренебрегал ею; бывал в театрах, когда шло что-нибудь интересное и новое; играл в карты, не просиживая, однако, ночей; ездил иногда в Крым; выписывая либеральные журналы и покупая изредка на ученических выставках картины, и в виде игры на безыменного художника делал ставку в несколько десятков рублей».
При описании увлечений героя автор использует одно большое сложное предложение. Предложения, входящие в состав сложного, построены по принципу синтаксического параллелизма, объединены в сложное синтаксическое целое с одним типовым значением и представляют собой стилистическую фигуру – соположенность предложений, что позволило автору полно описать образ жизни главного героя, его привычки, характер.
Однородные сказуемые с дополнениями «выплачивал подати», «бывал в театрах», «играл в карты», «ездил в Крым», «покупал картины», «делал ставку» показывают, что Алексей Семёнович был весьма разносторонним человеком и имел множество увлечений и интересов. Он чувствовал себя современным человеком, глядящим свободно на события, происходящие вокруг него. При характеристике личностных качеств особую роль выполняют обособленные члены предложения. Обособленные обстоятельства акцентируют внимание на его нравственные качества. Он сдержан: «играл в карты, не просиживая, однако, ночей»; он достаточно образован: выписывал«либеральные журналы» и покупал «изредка на ученических выставках картины». Обособленные обстоятельства «не унижаясь перед ней, но и не пренебрегая ею» привносят дополнительный смысл, что Алексей Семёнович был весьма предусмотрительным человеком и предпочитал держать всё под контролем, считал своим долгом соблюдать внешние правила и приличия: «не очень религиозный, он все-таки выплачивал духовенству все те условные подати, которые полагаются с приличного обывателя».
Несмотря на то, что Алексей Семёнович предпочитал держать всё под контролем, в его доме всё же произошла размолвка, которая случилась между Серёжей, пасынком Алексея Семёновича, и Алексеем Семёновичем. Не разобравшись во всём до конца, Алексей Семёнович обвинил Серёжу в краже денег. Гречихин полностью уверен в виновности «пасынка» и даже в диалоге с Натальей Петровной Алексей Семёнович старается убедить в этом Наталью Петровну, доказать свою правоту и при этом пытается остаться внешне спокойным: «Да вот, пришёл к нему Сергей лечить зубы. Была публика, но его приняли не в очередь. На столе лежала бумажка в три рубля… Сергей тайно похитил эту бумажку… украл!.. а Матвей Ильич увидел и схватил его за руку на месте преступления. Прочитал, конечно, нотацию и деньги отнял назад. Вот и всё». Фигура «умолчание», употреблённая в одном описании ситуации трижды: На столе лежала бумажка в три рубля… Сергей тайно похитил эту бумажку… украл!.., показывает, что на самом деле Алексей Семёнович очень взволнован, хотя и старается казаться спокойным и ничуть не обеспокоенным, также умолчание передаёт некую недосказанность героя, вызванную наплывом сильных чувств Гречихина. Из-за внутреннего волнения Алексей Семёнович с трудом подбирает слова. Ряд глаголов-сказуемых с зависимыми словами (пришёл к нему, лечить зубы, была публика, приняли не в очередь, лежала бумажка, прочитал нотацию, отнял деньги) используются для передачи быстрой смены событий и создают экспрессию. Однородные сказуемые, несущие градацию «Сергей тайно похитил эту бумажку… украл!..», передают негодование Алексея Семёновича и его неприятие Серёжи и создают эмоционально-экспрессивное напряжение.
Алексей Семёнович специально усугубляет всю сложность ситуации и «тяжесть поступка» Серёжи; экспрессию усиливает восклицательное предложение, которое показывает читателю, что Алексей Семёнович испытывает гамму отрицательных чувств к Серёже.
Своих детей у Алексея Семёновича не было, «хотя он очень хотел и всегда мечтал об этом, особенно когда бывал не в духе». Придаточное предложение уступки и однородные сказуемые «хотел», «мечтал» показывают читателю большое желание Гречихина иметь своих детей, он мечтает о том, что они будут похожи на него: «Кроме Серёжи – чужого сына - Алексей Семёнович не покидал надежды иметь своих детей, непременно похожих на него самого». Обособленное приложение «чужого сына» подчёркивает негативное отношение Алексея Семёновича к пасынку. Для Алексея Семёновича Серёжа никогда не станет родным, он никогда не будет считать его своим сыном: «Не забывай, что Серёжа – не мой сын. Он твой сын, но не – наш». Алексей Семёнович постоянно напоминает Наталье Петровне о том, что Серёжа для него чужой. Смысловое тире между подлежащим и сказуемым «Серёжа – не мой сын» - не только грамматико-пунктуационный знак, оно несёт особый семантический смысл, акцентирует внимание читателя на том, что Серёжа - сын Натальи Петровны, а для Алексея Семёновича он просто «гимназист в серой куртке».
Такое отношение отчима к сыну Натальи Петровны привело к тому, что Алексей Семёнович также стал неприятен Серёже, это передано в описании торжества в честь дня рождения Алексея Семёновича: «Даже Серёжа сегодня без обычной боли в душе смотрел на Алексея Семёновича, как бы разглядывая его и маму; его, низкорослого, бледнолицего, строгого и сурового ко всему и ко всем; слушал его холодный скрипучий голос и видел рядом с ним добрую, приветливую маму; она – высокая, чуть полная… но именно такою и должна быть настоящая хорошая мама: высокая, чуть полная и ласковая, добрая милая…». Даже во время праздника, когда Серёжа находился в добром, благодушном состоянии, Алексей Семёнович неприятен Серёже, что передано через его портретную характеристику: «его, низкорослого, бледнолицего, строгого и сурового ко всему и ко всем; слушал его холодный, скрипучий голос…». В описании внешности и характера Алексея Семёновича особая роль принадлежит определениям, включающим особый отбор лексики: «низкорослого», «бледнолицего», «сурового». Ряд однородных определений с бессоюзной связью, асиндетоном, дополнен определениями, привносящими дополнительный смысл в характеристику Алексея Семёновича, человека «строгого и сурового ко всему и ко всем».
Алексей Семёнович был весьма строгим человеком, педантичным, неэмоциональным и консервативным: «Всё, к чему он однажды привык, делалось для него законом». Сформированность и тип характера Алексея Семёновича раскрывается и в описании его образа жизни: «Как всегда, Алексей Семёнович вернулся к обеду домой в определённый час; как всегда, прошёл прямо в спальню, переменил пиджак на более старый, вымыл руки, лицо и бороду, чтобы не занести в дом какую-нибудь грязь или заразу, потому что в течение всего дня ему приходилось видать множество посторонних людей, здороваться с ними за руку, сидеть рядом, - а что у них делается дома и здоровы ли они сами, знать было нельзя». При описании повседневного поведения Алексея Семёновича, его привычек используются однородные сказуемые «вернулся, прошёл, переменил, вымыл», что характеризует его как человека консервативного, не эмоционального, «правильного». Придаточные предложения причины и цели точно передают образ мыслей Алексея Семёновича. Особую экспрессию при характеристике Алексея Семёновича Гречихина создаёт такая риторическая фигура, как повтор: «как всегда, вернулся», «как всегда, прошёл».
Таким образом, «особая организация языкового материала, комплексное использование выразительных средств позволяет писателю создать глубинное подтекстовое содержание» [1, с.163], передать внутреннее состояние героев, создать яркие образы людей из реальной жизни.
Литература:
1. Лукошкова Т.С. Образы средства в цикле стихотворений «Стол» М.И.Цветаевой. [Текст] / Т.С. Лукошкова // XXIII Ершовские чтения: межвузовский сб. научно-методических статей. – Ишим: изд-во ИГПИ, 2013. - С.161-163.
2. Стилистический энциклопедический словарь русского языка [Текст] / Под ред. М.Н.Кожиной. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 696 с.
3. Телешов Н.Д. Избранные сочинения, том 1. [Текст] / Н.Д. Телешов. – М.: Гос. Изд-во художественной литературы, 1956. – 383 с.
