В статье рассматривается состояние Римской империи во время правления принцепса Александра Севера (222–235 гг.). При помощи детального анализа письменных источников ставятся острые вопросы о роли императора в изменяющейся схеме власти, о значении усиливающей политические позиции армии, о состоянии общества и сената. Автор также рассматривает изменения, произошедшие при Септимии Севере, Каракалле и Элагабале, видя в них не только предпосылки, но и сами проявления «Кризиса IIIвека».
Ключевые слова:Александр Север, Мамея, империя, IIIвек, кризис, источники, преторианцы, принцепс, армия, сенат.
The article discusses the state of the Roman Empire during the reign of Alexander Severus princeps (222–235 gg.). With a detailed analysis of the written sources are put sharp questions about the role of the emperor in the changing political scheme, the value of reinforcing political position of the army, the state of society and the Senate. The author also examines the changes that have taken place during Septimius Severus, Сaracals and Elagabale, seeing them not only the background, but they themselves manifestations of «Crisis III century».
Keywords: Alexander Severus, Mamea, Empire, third century, the crisis, the sources, the Praetorians, the Princeps, the army, the Senate.
Правление принцепса, названного в честь двух великих полководцев- Александра Македонского и Септимия Севера, стало последним рубежом эпохи формального сохранения центральной власти в Римской империи, которая, на деле, уже находилась в структурном кризисе, активно подтачиваемом наиболее энергичным армейским элементом.
Не смотря на достаточно противоречивый материал источников, личность находившегося у власти ни много ни мало 13 лет Александра Севера в историографии до сих пор комплексно не рассматривалась. Тем не менее традиционно момент убийства императора (235 г. н. э.) считается началом открытого «Кризиса III века», таким образом возникает проблема атрибутации положения Римского государства на данный момент. Следовательно, цель работы- характеристика динамической картины изменения состояния империи в правление Александра, а также выведение предпосылок сущностных процессов из периода правления предыдущих властителей.
В. И. Кузищин придерживается точки зрения, что «царственный подросток не мог управлять государством, да и в более зрелом возрасте не испытывал подобного желания» [8, с.284]. Так, политическая деятельность 222–235 гг. неразрывно связывается с личностью матери императора Юлией Мамеей, которая была фактической правительницей и осуществляла стабилизацию внутреннего и внешнего положения империи.
С. И. Ковалев выразил мысль о получении принцепсом прекрасного образования, позволившего молодому человеку осмыслить ответственность за занимаемый пост. И, все же, природная мягкость и слабоволие не дали выйти из-под влияния властных женщин [6, с.646]. Именно их ключевому влиянию к неграмотной внешней политике Герберт Бенарио относит нестабильность положения Рима [12].
Польский исследователь А.Кравчук считает Александра противоположностью двоюродного брата Элагабала в личных качествах, тем не менее, не склонен рассматривать императора как независимую политическую фигуру. На протяжении всего правления он пользовался помощью не только матери, но и ближайших помощников — Ульпиана, императорского совета, «специального органа из шестнадцати советников» [15, с.489]. Делая ставку на помощь угасающей аристократии, отдалялся от набирающей силу армейской элиты, что и предрешило судьбу. Этой же линии придерживается ученый Кандучи [14, с.61]. А исследователь Сотерн высказывает мысль, что правление Александра в целом было весьма благополучно, но возродившаяся Персидская держава и натиск германцев расшатали политическое равновесие, это, в свою очередь, со смертью императора вылилось в полномасштабный кризис. [16, с.61].
Е. В. Федорова характеризует принцепса как небезыдейную силу, которая смогла не только реставрировать порядки, бывшие до Элагабала, но ввести множество разнообразных и полезных законов, примирить все общественные слои. По личным качествам это был добродетельный человек, к тому же — весьма талантливый — и в рисовании, и в спорте, и в музыкальных изысканиях [11, с.222]. Лишь скабрезность матери настроила против легионы, отплатившие сполна всей династии.
Дж. Б. Кэмбелл уделяет внимание вопросу взаимоотношения Александра и армии. Так, принцепс сделал многое, чтобы обеспечить и улучшить права солдат: подтвердил, что воины могли назвать кого угодно в качестве наследников завещании, [13, с.221] могли освобождать своих рабов [13, с.224], была обеспечена правовая база неприкосновенности личного имущества солдата, проходящего службу [13, 237].
Источниковый блок, не смотря узкую базу, весьма разнообразен по сути, 3 главных источника предлагают 3 разных личности одного принцепса, поэтому необходимо определить наиболее достоверный с точки зрения исторической эпохи и реалий источник.
Обратимся к «Римской истории» Диона Кассия Коккейана. Автор небольшой, но весьма интересной, более нейтральной, чем апологетической зарисовки об Александре заканчивает свой фундаментальный труд данным периодом. Однако надо учитывать, что успешную политическую карьеру автор сделал именно при данном принцепсе, вошел в круг ближайших помощников, и, возможно, даже в императорский совет [15, с. 462.]. Это не может не сказаться на объективности написания источника. Вскоре Дион даже станет консулом совместно с Александром, но затем из-за болезни уедет от дел в Никею, впрочем, скорее всего это произошло под давлением военных, не любивших строгость Диона [9, с.381–383]. Точно неизвестно, когда он умер, то ли в 230 г., то ли в 235 г. [10. с.199], однако понятно, что справка о принцепсе писалась во времена его правления, итоги и конец автору были неизвестны.
Геродиан, «Автор истории от Марка Аврелия», происходил, как и император, из Сирии, занимая там мелкие административные должности, тем не менее бывал в Риме и был знаком с политической конъюнктурой. Его работа написана уже после убийства Александра и восхождения звезды Максимина Фракийца, в условиях отдаленности и с отсутствием пристрастий автора к политике, можно считать данный источник наиболее достоверным для характеристики избранной проблематики.
«Авторы жизнеописаний Августов» — источник IV века, наиболее отдален не только по времени, но и по содержательной части. Александр, предстающий в виде одного из самых великих правителей в истории, резко вызывающий контраст с двоюродным братом Элагабалом, может считаться гиперболическим образом, созданным биографом Элием Лампридием в угоду существовавшему общественно-политическому запросу. Аналогичную композицию по отношению к Александру находим в другом источнике того же времени — у Секста Виктора Аврелия в трактате «О цезарях». Здесть император предстает грозным полководцем, справедливым и дальновидным политиком, убитым воинами лишь из страха [4].
Алексиан Бассиан родился, возможно, 10 июля 208 года [4, с.26], в Сирии, в городе Цезария (Кесария Никейская), другое название которого — Арка. Его мать Юлия Мамея была внучкой Юлии Домны и Септимия Севера, следовательно, молодой человек восходил к основателю правящего в Риме дома. Далеко не прямой потомок, он после «династических чисток» Каракалы, стал из претендентов на трон, и уже в правление двоюродного брата Элагабала был провозглашен цезарем и сыном императора, что, по сути, ставило в положение наследника. В первую очередь недовольные «изысканиями» Элагабала армейские группировки сделали 14-летнего юношу символом перемен, а властолюбивые бабушка и мать весьма искусно воспользовались ситуацией — перегруппировав позиции вокруг престола (сменив одного неспособного управлять, даже в силу лет, на другого), смогли успокоить солдат и начать проводить политику умиротворения в империи.
Источники предоставляют несколько вариантов спектра личных качеств Александра, их рассмотрение позволяет более глубже понять трагическую судьбу последнего Севера. Геродиан отмечает, что «Александр и по самой природе своей обладал нравом кротким и мягким и был весьма расположен к человеколюбию, что он показал и в более зрелом возрасте» [2, с.214], однако «из-за чрезмерной кротости и большей, чем следует, почтительности к матери он повиновался тому, чего сам не одобрял» [2, с. 215], мать же, напротив, в целях обогащения по полной использовала положение.
Казалось, общество получило возможность отдохнуть от тирании — «он правил без кровопролитий, и никто не может назвать убитого им человека» [2, с.214]. Вдобавок, «он отличался еще крепостью, соединенной с военной выправкой, и здоровьем человека, который знает свою силу и всегда заботится о ней. Кроме того, он был любим всеми людьми; некоторые называли его благочестивым, а все — безусловно безупречным и полезным для государства» [1, с.136]. Получается, если взять лишь личные качества, то это был довольно добродетельный человек, что особенно могло цениться в народе после Элагабала, поэтому Александр в течение 13 лет «безупречно, насколько это от него зависело, управлял государством» [2, с. 216]. Вместе с тем его конец от рук все тех же солдат, как, впрочем, и предшественников, наталкивает на мысль — неважно, какие теперь были качества у властителя, насколько он был добродушен или зол, отныне главная задача — установление доброкачественных отношений не просто с представителями армейской элиты, но со всей армией, ставшей в результате реформ Септимия Севера главным политическим рычагом. Последняя после реформ не только количественно увеличилась, рядовой солдат получил возможность иметь хозяйство и семью в определенной местности, в итоге легионеры оказывались привязанными к территории, что вело к снижению мобильности и появлению в разных провинциях военно-корпоративных структур со своими претензиями к высшей власти. Постепенно армия превращалась в самостоятельный, трудно управляемый паттерн, понимающий спектр возможностей и всячески давящий на высшую власть. И если поначалу рос авторитет правящей династии, как и сам престиж службы, то вскоре оказалось, что общество не готово к переменам ни в политическом, ни в социальном, ни в экономическом плане. При первых Северах постоянно увеличивались выплаты солдатам, в конце концов они оказались столь велики, что казана опустела и пришлось выпускать новую неполноценную валюту антониан, это было предвестником экономических проблем. Одной из задач правителей оказался поиск ресурсов, теперь к ни можно отнести военные трофеи, добытые на Востоке, либо же конфискованное имущество богатых сенаторов.
Вышеуказанные процессы, которые можно назвать «Скрытым кризисом» (как начальный этап «Кризиса III века») протекали с начала правления Септимия (193 г.н. э.), во времена Каракаллы и Элагабала, а при Александре начали открыто проявляться, апофеозом стало убийство принцепса [5]. Именно на фоне весьма благополучного правления последнего Севера ярко была видна главная черта переломного момента — инкорпорирование интересов армии в главный политический запрос императору, за невыполнение которого следует свержение.
Итак, в 222 г. в результате заговора и убийства армейскими элитами императора Элагабала, «сейчас же власть августа, с согласия также и солдат, была передана Аврелию Александру» [4, с. 26]. Полное имя нового принцепса Марк Аврелий Александр Север, хоть и не содержало имени Антонина (опороченное Элагабалом), все же подчеркивало преемственность от предыдущей династии и от самого Септимия, ведь молодой человек не приходился прямым потомком.
Вполне ясно, что 14-летний юноша, несмотря на прекрасное образование и добродетельные качества души «получил императорскую власть только по виду и названию, в действительности же ведение всех дел и государственное управление было всецело в руках у женщин» [2, с. 213]. Ими были бабка (первый год) и мать, стремившиеся умиротворить и примирить общество. Однако ставка была сделана не на непредсказуемую армию, а на отживающую свой век аристократическую прослойку — сенат, впрочем, в предпринятых мерах стало ощутимо и рациональное зерно. Так, было выбрано 16 наиболее почтенных во всех смыслах сенаторов, составивших орган, помогающий управлению империей, «ничего не говорилось и не делалось, если после обсуждения они не подавали за это своего голоса» [2, с. 213], преобразования первых лет именно их заслуга. Так, сенаторы вернули на свои места предметы культа, отстранили временщиков Элагабала от власти и денег, весьма интересно, что гражданскими и судебными делами занимались не лично советчики, а наиболее «прославленные ученостью и опытностью в законах, дела же военные (прим.- поручались) людям испытанным и отличившимся в делах ратных». Шел поиск равновесной системы, выводящей государство из кризиса. Новый взлет сената выглядел весьма странно, особенно после того как при Септимии он потерял право издавать законы и начавшихся вскоре репрессий против богатой аристократической прослойки. Впрочем, сохраняя de jure высокое положение, сенат на протяжении последних вот уже 200 лет существования империи был неизменным республиканским атрибутом власти, что давало надежду соучастникам органа на возвышение.
Вскоре умирает опытная Меса (приблизительно — через год после начала правления Александра), бабка августа, фактическим правителем остается Мамея, «женщина праведная, но скупая, страстно любившая золото и серебро» [1, с. 140.] На протяжении всего времени правления сына она будет сохранять огромное влияние, даже поженит его по своей воле, а потом отстранит от дел невестку. Обладая незаурядным политическим талантом, уверенно лавируя в сложной для женщины среде императорского римского дома, все же будет неравнодушна к богатству, «ведь делая вид, что она накапливает богатства для того, чтобы Александр щедро и без труда мог сделать приятное воинам, она умножала собственное состояние...» [2, с.215].
Уже в начальный период правления возникла проблемная ситуация с теряющей, но пытающейся удержать нити власти над судьбами императоров преторианской гвардией. Дело в том, что новый командующий преторианцами, ближайший сподвижник Александра, вдобавок- крупнейший правовед, чьими трудами впоследствии пользовался Юстиниан для составления «Дигест», Домиций Ульпиан (по всей видимости- главный проводник преобразований 222 г.) захотел стать первым префектом претория. Стоит учитывать, что после реформ должность была не только военной, defacto префект претория был главой стремительно расширяющегося бюрократического аппарата, эдаким премьер-министром, неудивительно, что пост зачастую стали занимать юристы. Безусловно, префекту приходилось лавировать, отвечая на запросы преторианцев, а если это хорошо получалось, то он сам мог стать претендентом на imperium est (прим.- высшую власть).
Очевидно, не без уловок Мамеи, два первых префекта Флавиан и Хрест подверглись казни, за что преторианцы в итоге расправились и с Ульпианом [3, с. 364]. Отметим, что гвардия была опасной и легковоспламеняющейся силой, еще при жизни Ульпиана «ссора великая приключилась между народом и преторианцами из-за какого-то пустяка, так что в течение трех дней они сражались друг с другом и с обеих сторон были большие потери» [Там же]. И если до Септимия Севера в гвардии находились лишь уроженцы Италии, то теперь это были лучшие воины из провинций, состояние гвардии стало барометром настроения всей армии (когда она не была расколота). Так гвардейцам принадлежала ключевая роль в смещении Каракалы (Макрин был префектом претория), что послужило отправной точкой кризиса. Было ясно — Александру приходится считаться с оной силой, поэтому Ульпиан «не нашел спасения, бросившись во дворец и ища убежище у самого императора и его матери» [Там же]. Потом, не имея возможности влияния на гвардию, в случае назначения в консулы неугодного для них Диона Кассия, принцепсу не оставалось ничего, как просто отправить его в провинцию вплоть до истечения срока полномочий [3, с. 366].
Во внутренней политике была проведена реорганизация ремесленных коллегий, их деятельность оказалась поставленной под государственный контроль, а для управления провинциями стали вновь назначать сенаторов [8, с.284]. И если раньше провинции были источником дохода всей Италии, то после Септимия они получили равноценный статус, управлялись выходцами из всаднического сословия. Реставрация старых порядков могла больно ударить по жителям провинций. И, все же, Лампридий подводя итог действий Александра в этой сфере пишет, что «за все эти многочисленные и великие благодеяния провинциалы смотрели на него как на бога» [1, с.154].
Реформы коснулась торговли- «он дал им (прим.- торговцам) величайшие льготы» [1, с.143]. Ростовщикам же, напротив, сократил процент до 1/3 в месяц. Важно отметить, что религиозная политика характеризовалась терпимостью, тем, что не свойственно ни предшественникам, ни последователям Александра — «он сохранил привилегии иудеям. Он терпимо относился к христианам» [Там же]. Во многом, это объясняется радикальной религиозностью предшественника.
В связи с экономическими трудностями была сделана попытка более ограниченного финансирования армии, но это было очень опасно, волнения в армии заставили отказаться от задуманного. Имел место и курс облегчения налогового бремени, если верить Лампридию, то государственные подати уменьшились в некоторых частях до 30 раз [1, с.150]! Так же «он установил бесчисленное количество законов» [1, с.151], но они не затрагивали сущностных государственных изменений, регламентируя лишь внешнюю жизнь — законы о колесницах, об одеждах сенаторов, о назначении помощников должностных лиц и т. д.
Главной проверкой жизни Александра стала война, в которой главным врагом оказалась не чужая армия, а своя собственная, ее необходимо было обуздать для удачного противостояние с возродившейся Персидской державой. Сделать это было довольно сложно, хоть, по мнению Лампридия, принцепс и получил имя Севера за строгость к солдатам, да и вообще последние «питали особенную любовь к Александру», скорее же дело обстояло иначе. Перед лицом реальной угрозы «встревоженный внезапно и неожиданно пришедшей вестью, (прим- он) пришел в большое смятение, в особенности еще и потому, что с детства вырос в мире и всегда жил среди городской роскоши» [2, с.216]. По всей видимости, понимая риски начала вооруженного конфликта (в первую очередь- для своей власти), «он решил сначала отправить посольство с посланием задержать натиск и надежду варваров» [Там же]. Тем не менее, правителя Новоперсидского царства Ардашира I (в римских источниках часто- Артаксеркс) можно воспринимать как alteregoАлександра, решительный, при этом тщеславный воин, благодаря талантам смог разгромить Парфию (то, что очень долго не могли сделать римляне) и вернуть из небытия Персидскую государственность, в его планах было и освобождение занятых Римом территорий бывшей державы Ахеменидов. Так, немалым разрушениям уже подверглись Парфия, Мидия и Армения, из последних, впрочем, персу пришлось уйти, либо из-за поражений, или для сбора более крупного войска для захвата в будущем Сирии [3, с. 365].
Принцепсу ничего не оставалось, кроме как «с неудовольствием и вопреки собственному желанию... выступить в поход» [2, с.218]. Даже собрав армию, посетив «иллирийские провинции и военные лагеря» [2, с.220], прибыв в Антиохию, Александр решился послать еще одно безрезультатное посольство. Воинам, жаждущим побед, становилась непонятна позиция правителя, к тому же, упавшая за последнее время дисциплинированность армии не добавляла очков военной мощи. Как справедливо отмечает Дион Кассий, «опасность заключается не столько в серьезности его (прим.-Ардашира) намерений, сколько в том, что войска у нас находятся в столь плачевном состоянии... В армии настолько укоренилась распущенность, своеволие и вседозволенность, что солдаты осмелились убить... командующего войсками в Месопотамии»... [3, с. 365].
Римская армия разделилась на три части — одна прикрывала Мидию, 2 другие направлялись на восток, причем одной командовал лично император, вследствие чего другая «продвигалась, не соблюдая порядка, так как никто не появлялся, никто не оказывал сопротивления, а кроме того, была надежда, что Александр с третьей частью армии, самой сильной и значительной, нападет на варваров в центре»... [2, с.223]. Подобное положение вторгшейся, разнузданной армии, помноженное на слабоволие императора «привело к гибели наступающее римское войско» [2, с. 224], персы окружили и уничтожили его. Пожалуй, это был переломный момент в жизни Александра, который отныне потерял главный фундамент власти- доверие армии. «Поражение это было величайшим и неслыханным для римлян, ибо погублена была великая сила»... [2, с. 224], вина за это полностью легла на плечи принцепса, который «не привел, и не совершил вторжения то ли из страха, чтобы не рисковать своей душой и телом за Римское государство, то ли удерживаемый женской боязливостью матери»... [2, с.223]. И если немного ранее «все сказанное Александром вся армия приняла радостными восклицаниями и обещала с полной готовностью воевать» [2, с.220], то теперь «все войско было недовольно им, негодуя, что он обманул их и, не выполнив своего плана, предал наступавшую армию» [2, с.224]. К тому же, возвращавшееся войско из Мидии практически погибло в горах, в Антиохию вернулись лишь немногие.
Но император, несмотря на распространившуюся дурную славу, все же смог вернуть расположение воинов, правда, сделал он это «щедрыми денежными дарениями, ибо это он считал единственным средством для приобретения воинов». На деле же данный метод мог лишь временно успокоить армию, подлинный авторитет императора рождается из добытых военных побед. Отметим, что персы, несмотря на формальную викторию, так же понесли большие потери, а нерегулярный характер войска Ардашира не позволил вести дальнейшие действия, сам же Александр в итоге даже отпраздновал в Риме триумф. Status quo сохранился, борьба за Восток для Рима только начиналась, между тем с берегов Рейна приходили тревожные известия.
Последующие события выявили всю непрочность положения императора, пытающегося получить доверие солдат при помощи денег. Известно, в 234 г. алеманы перешли Рейн и Истр и начали опустошать римские владения, Александр вновь был вынужден без особой охоты отправляться в точку военного конфликта, так как данное вторжение могло угрожать самой Италии. Интересно, как происходящее воспринимали воины из Иллирика, недавно пострадавшие в войне с персами- «они негодовали и обвиняли Александра в том, что он по беспечности или из трусости погубил дело на Востоке, а теперь медлит и боится идти на Север» [2, с. 226]. Тем не менее принцепс смог не только обеспечить оборону Италии, значительно укрепив лагеря, но и организовал переправу через Рейн, приведя в войска некоторое число мавританцев и лучников с Востока, чья помощь в форме дистанционного боя весьма бы пригодилось в борьбе с германцами.
Но несмотря на столь удачную диспозицию, правитель явно не придерживался формулы «veni, vidi, vici», поэтому решил вновь вести переговоры. И что прежде казалось бы нормальным, теперь, после войны с персами, воспринималось как малодушие, «он обещал доставить им (прим.- алеманам) все, в чем они нуждаются, и не жалеть деньги» [2, с. 228]. Податливость варваров в вопросе решить «дело миром» воинов не удовлетворила, они «были недовольны, так как Александр попусту проводил время и не проявлял в воинских делах ни доблести, ни рвения, но занимался лишь бегом колесниц и предавался изнеженной жизни, тогда как следовало выступить против германцев и наказать их за дерзостные действия. [2, с. 228]. Почва для смещения ставшего столь непопулярным Александра, шедшего в разрез с солдатским принципом res, nonverba(прим.- дела, а не слова), созрела. Нужно понимать, что новый заговор был продуктом запроса именно армии, требовавшей во главе государства решительного воина, коим и станет Максимин Фракиец, некогда продвинувшийся по карьерной лестнице во многом благодаря покровительству принцепса.
Показательна ситуация, когда судьбу императора решает не сенат, не население, а именно армия. Если раньше в ходе заговоров армейские группировки как правило убирали несносных правителей, коими их считал и народ, то в случае и с Каракаллой, и с Александром наблюдался диссонанс общественного мнения, «не было никого, кто бы без слез не провожал его (прим.- Александра), ибо внушил он к себе любовь народу, выросши среди него»... [2, с. 220]. Подобный расклад во многом предрешит кризисное состояние империи на последующие полстолетия.
При этом источники IV века утверждают, что убийство Александра связано прежде всего с его строгостью к воинам, за что он и получил прозвище Севера [4, с. 27], но тогда становится непонятна нерешительность по отношению к внешнему врагу, постоянное стремление избежать военных действий. Впрочем, выросший в городской среде, воспитанный женщинами, огражденный от всякого рода жестокости, мог ли он стать не только своим для воинов, но и самым свирепым из них? Было явным преувеличением сказать, что «сами воины любили молодого императора как брата, как сына, как отца» [1, с. 154].
Так или иначе, но когда же весть о заговоре Максимина дошла до самого Александра, «он пришел в величайшее замешательство... " [2, с.230]. Бывшие при нем воины хоть и утешали принцепса, но когда показались полки, он со своей матерью, по сути остался один в состоянии полной апатии, не предпринимая никого сопротивления». Предательство даже самых приближенных солдат исключал вариант bellum omnium contra omnes (прим.- «война всех против всех»). Максимину, варвару по происхождению, оставалось лишь отдать приказ об убийстве. Это произошло в 235 г., правящая династия Северов, пришедшая с помощью армии к власти, долго пользовавшаяся авторитетом, была ею и низвержена. Finis coronat opus (прим.- «конец венчает дело») — завершилось «безупречное и не знающее кровопролитие царствование» [2, с. 232].
Армия, уже давно скрыто управлявшая политическими процессами в верхах, вышла из тени и открыто заявила о своих потребностях перед высшей властью, тем самым уничтожив принципат, систему, когда сохранялась видимость республиканской формы на основе сотрудничества сената, народа и императора. Начался глубочайший кризис империи. Пример следующего, истинно «солдатского императора» Максимина покажет, что армия и ее интересы отныне не монолитны, даже прямое, но жестокое отношение к новоявленному «источнику власти» может привести к перевороту. Не оставивший надежд сенат так же вступит в политическую борьбу, назначая некоторых императоров в своих интересах, это приведет еще к большему расколу государственности. Всесторонний, структурный кризис поставит острый вопрос дальнейшего существования Рима как господствующей Средиземноморской державы.
Литература:
1. Авторы жизнеописаний Августов / ред. А. И. Доватур // Властелины Рима.- М., 1992.- 384 с.
2. Геродиан. История императорской власти после Марка / ред. И. А. Савкин.- М., 1994.- 280 с.
3. Дион Кассий Коккейан. Римская история / ред. А. В. Махлаюка.- СПб., 2011.- 456 с.
4. Секст Аврелий Виктор. О цезарях / Римские историки IV века. — М., 1997. — 414 с.
5. Гусев, К. Д. Проблемы изучения личности императора Элагабала и кризиса системы принципата / К. Д. Гусев // Приволжский научный вестник.- Ижевск, 2015.- № 6 (46).
6. Ковалев, С. И. История Рима / С. И. Ковалев.- Л., 1948.- 808 с.
7. Кравчук, А. Галерея римских императоров / А.Кравчук.- М., 2009. — 508 с.
8. Кузищин, В. И. История древнего Рима / В. И. Кузищин, И. А. Гвоздева.- М., 2010. -448 с.
9. Махлаюк, А. В. Историк «века железа и ржавчины» / А. В. Махлаюк. — СПб., 2011.
10. Соболевский, С. И. Научная проза I—III вв. н. э. Дион Кассий Коккейан /С. И. Соболевский // История греческой литературы. -Т. 3. — М., 1960.
11. Федорова, Е. В. Императорский Рим в лицах / Е. В. Федорова.- М., 1979.- 462 с.
12. Benario, Herbert W., Alexander Severus (A.D. 222–235). URL: http://www.roman-emperors.org/alexsev.htm (дата обращения: 17. 06. 2015)
13. Campbell, J.B., The Emperor and the Roman Army 31 BC — AD 235 / J. B. Campbell.- Clarenden, 1984.
14. Canduci. Alexander, Triumph & Tragedy: The Rise and Fall of Rome's Immortal Emperors / Canduci.- 2010.- Pier 9.
15. Hose,M. Cassius Dio: A Senator and Historian in the Age of Anxiety // A Companion to Greek and Roman Historiography. Ed. by J. Marincola. — Volume 2. — Malden—Oxford: Blackwell, 2007.
16. Southern, Pat. The Roman Empire from Severus to Constantine /P.Southern.- Routledge, 2001.
