В данной статье проводится краткий научно-публицистический обзор двух собраний сочинений А. А. Вознесенского, изданных после смерти поэта: полного собрания стихотворений и поэм в одном томе («Альфа-книга», 2012) и первого академического собрания произведений в двух томах («Пушкинский Дом», «Вита Нова», 2015). Также автор рассуждает о месте, занимаемом Андреем Андреевичем в русской поэзии, и указывает на основную ошибку, которую могут допустить популяризаторы творчества Вознесенского.
Ключевые слова:Вознесенский, собрание сочинений, «Альфа-книга», «Пушкинский Дом», «Вита Нова».
Эта статья задумывалась как небольшая рецензия на новое собрание сочинений в двух томах. Нельзя сказать, что я сильно отступил от первоначального замысла, но основная часть обросла внушительным прологом и пространным эпилогом. О чём я, впрочем, не жалею…
Лёд посмертного безмолвия тронулся, — вернее, дал первую крупную трещину, — три года назад. В 2012-м увидело свет Полное собрание стихотворений и поэм Андрея Вознесенского в одном томе, подготовленное московским издательством «Альфа-книга» (основой послужило многотомное прижизненное собрание сочинений Андрея Андреевича (М.: «Вагриус», 2000–2009)). В тысячестраничный фолиант вошли и отдельные произведения, формально относящиеся к прозе — например, эпичная «Хроника приключений крестиков и ноликов» (более полно эта грань творчества Вознесенского отражена в книге «Прожилки прозы» (М.: «ПРОЗАиК», 2011)). Люди не пожалели сил и времени: издание оказалось не безвкусной мемориальной доской, а драгоценным слитком памяти. Красивый переплёт, хорошая бумага, чёткая печать, внимательный набор текста… Я имею в виду крайне малое количество опечаток и бережное отношение к «визуализационным» находкам Андрея Андреевича (иногда, быть может, и спорным, но оттого не менее интересным). Сохранены иллюстрации, не разорваны легендарные «кругомёты»… Ещё хочу отметить, что составители, по-видимому, не слукавили, назвав данное собрание Полным. Во всяком случае, все мои самые любимые стихотворения оказались на месте. А их около сотни… Небольшим, — но необъяснимым и неизвинимым, — недостатком считаю отсутствие вступительной статьи. Почему было не доказать свою любовь к поэту не только делом, но и словом?
Для меня эта книга стала руководством к действию. Я наконец-то смог приступить к созданию «Словаря окказионализмов Андрея Вознесенского» — коллекции лексических и грамматико-фонетических новшеств, придуманных гениальным формотворцем. Прижизненные сборники можно использовать для научных статей и диссертаций, а для словаря нужно Полное собрание…
Обе работы внесли существенный вклад в систематизацию (и канонизацию) творчества Вознесенского. Однако им не хватало солидности. Издательство, опубликовавшее собрание сочинений, ассоциируется прежде всего с жанровой литературой: фантастикой, фэнтези и детективной прозой. Из-за этого общественный и профессиональный резонанс от выхода книги был достаточно скромным. Позиции словаря ещё более сомнительны. Он составлялся одним-единственным человеком и пока существует лишь в электронном виде. Правда, жаловаться на невостребованность мне не пришлось. Уже в первую неделю я получил десяток писем с благодарностями и доброжелательной критикой отдельных моментов, связанных преимущественно с «онлайновостью» словаря (не исключено, что уже в следующем году все пожелания будут учтены: вуз, в котором я служу, протягивает руку типографской помощи). А через пару месяцев я узнал о планах издательств «Пушкинский Дом» и «Вита Нова» выпустить первое академическое издание стихотворений и поэм А. А. Вознесенского. Стало ясно, что теперь проблем с солидностью не возникнет. Ведь наследием Андрея Андреевича занялись победители национальных и международных конкурсов: «Золотая книга России», «Алые паруса» и многих других. Как известно, эти издательства уделяют особое внимание отечественной классике и привлекают к работе известных литераторов и литературоведов. Это тоже не могло не радовать.
«Стоял Январь, не то Февраль…». И вдруг — осенебри: выходит долгожданный двухтомник. Через несколько дней мне посчастливилось успеть на последний экземпляр. Я догадывался, что скоро книга появится в электронном формате, но заранее не принимал его всерьёз: по-моему, коллекционное вино, залитое в Интернет, начинает отдавать уксусом… Итак, мою главную книжную полку украсили два компактных изумрудных тома с золотистым узором и крупным агатом на корешке. Словесной же оправой бриллианта поэзии стала большая вступительная статья Г. И. Трубникова «Век Вознесенского». В конце второго тома читатель обнаружит примечания к стихотворениям Андрея Андреевича, разъясняющие исторический контекст и некоторые аллюзии. Я намеренно отказался от размещения подобной информации в своём словаре, поскольку не хотел перегружать его «теорией». Однако в академическом издании такие сведения совершенно уместны и даже, наверное, необходимы… Между поэзией и примечаниями, на девяти страницах, разместилась рубрика «Другие редакции и варианты», представляющая определённый интерес для исследователей. К сожалению, она грешит неполнотой. Например, в сборнике «Тень звука» стихотворение «Не пишется» называется иначе и в нём отсутствует последняя строфа: «Но верю я, моя родня — / две тысячи семьсот семнадцать / поэтов нашей федерации — / стихи напишут за меня. / Они не знают деградации» [Вознесенский 1970: 47; Вознесенский 2015: 259]. А в сборнике «Ахиллесово сердце» нет строки о разговоре с Н. С. Хрущёвым, зато есть целый фрагмент, начинающийся словами: «и 14 апреля 1964 года не забежит Динка…» [Вознесенский 1966: 12–13; Вознесенский 2015: 192] Завершается книга алфавитным указателем произведений. Андрей Андреевич был не только очень талантлив, но и необыкновенно плодовит — поэтому значение традиционной издательской услуги трудно переоценить.
А сейчас я, возможно, многих разочарую: данное собрание сочинений не является полным. В нём приведены стихотворения и поэмы, созданные до 1985-го года. И аргумент редакционной коллегии (во главе с замечательным поэтом Александром Кушнером) звучит вполне разумно: «Эта граница обусловлена как её очевидной исторической значимостью, как водораздел двух эпох, так и тем, что примерно на это же время приходится начало нового этапа в поэтике Вознесенского» [Вознесенский 2015а: 455]. Вероятно, нас ждёт ещё один двухтомник.
Благодаря предисловию Г. И. Трубникова я освежил в памяти биографию поэта и узнал некоторые подробности его творческого пути. Оказывается, юный Вознесенский два года ничего не писал… из-за похвалы Пастернака. А позже, вопреки Пастернаку, свёл знакомство… с Алексеем Кручёных, автором легендарного «Дыр бул щыл». Мой особый интерес вызвала глава, посвящённая взаимодействию Андрея Андреевича с миром популярной музыки. Кому-то данная часть может показаться лишней: мол, мало ли кто чем подрабатывал — стоит ли об этом? Видимо, стоит: в крошечной юбилейной заметке, опубликованной двенадцать лет назад в «Комсомольской правде», о Вознесенском писали в первую очередь как об одарённом поэте-песеннике. Вспомнили «Миллион алых роз», Пугачёву… Даже великолепную поэму «Авось!» упомянули лишь в связи со знаменитой рок-оперой (скорее всего, имея в виду не основу, созданную в начале 70-х, а песенные тексты, сочинённые непосредственно для спектакля). Это не возвышает журналиста, но способность к столь прочному союзу с мелодией делает честь самому Вознесенскому, его поэтическому дару.
Некоторые утверждения Г. И. Трубникова вызвали у меня неоднозначную реакцию. Например, я поспешил не согласиться со словами об «отсутствии серьёзных филологических исследований» поэтики Вознесенского. В памяти начали всплывать фрагменты научных работ… Однако скоро я обнаружил, что монографии и диссертации посвящены не творчеству самого Андрея Андреевича, а, например, «процессам неологизации в русской поэзии XX века» [Морозов 2009] или «словообразовательной и семантико-стилистической характеристике» окказионализмов в произведениях современных авторов [Гаджимурадова 2003]. Таким образом, Вознесенский воспринимается научным сообществом не как самостоятельная творческая единица, а как часть массы (пусть и далеко не серой). Иной подход к его творчеству наблюдается лишь у Ольги Валериевны Федотовой в диссертации «Лексика науки и искусства в структуре языковой личности А. А. Вознесенского» [Федотова 2007]. (Творчеству других известных «шестидесятников» учёные почему-то уделяют больше внимания. Например, поэзии Б. А. Ахмадулиной посвящено три диссертации, а поэзии Е. А. Евтушенко — пять). Данная работа примечательна ещё и тем, что в ней анализируется не словотворчество поэта, а его мастерство в выборе готовых лексических единиц. А ведь именно этим, прежде всего, и определяется степень литературного дарования. Окказионализмы важны для читателя и заманчивы для исследователя (писать о технической стороне художественного целого всегда проще), но не они составляют сущность лучших творений Андрея Андреевича. Их почти нет ни в «Мастерах», ни в «Озе», ни в «Авось!», ни во многих менее объёмных произведениях. Вот одно из любимейших:
Стихи не пишутся — случаются,
Как чувства или же закат.
Душа — слепая соучастница.
Не написал — случилось так.
[Вознесенский 2015: 433]
Здесь не просто нет окказионализмов. В четверостишии всего одно книжное слово — «соучастница»; все остальные стилистически нейтральны. Пожалуй, рифма, случившаяся в последней строке, может покоробить какого-нибудь субъективного формалиста — но ведь лучше-то не скажешь… Количество лексических, грамматических и прочих изысков значительно возросло у позднего Вознесенского (некоторые стихотворения, строго говоря, не включают в себя окказионализмы, а являются ими). Может быть, именно поэтому девяностые и нулевые годы трудно назвать «золотым периодом» его творчества…
Талант или гений?.. С моей точки зрения — примерно поровну… Что же до общественного мнения, то здесь не точка, а многоточие; причём для некоторых наших современников Вознесенский даже не талантлив, даже не одарён. Его называют и «по-настоящему великим русским поэтом» (И. Хакамада), «одним из крупнейших поэтов XX века» (Д. Быков), и «вполне заурядным», «вычурным», «бездарным» (вычитано на форумах). Беспокоиться, впрочем, не стоит: такой контрастный душ не повредит памяти об Андрее Андреевиче — наоборот, сделает её вечно молодой, вечно румяной. Опасаться нужно иного: не отрицания дара, а его десакрализации…
Не так давно я ознакомился с книгой Вадима Кожинова «Как пишут стихи». Чтение если не полезное, то уж во всяком случае занимательное: лёгкий, в меру образный язык, интересные фактологические вкрапления… В заключительной главе автор рассуждает о том, что уже в XIX столетии наши лучшие критики во главе с Белинским разделяли художественную литературу на серьёзную (искусство слова «в точном, “строгом” смысле») и лёгкую (беллетристику). При этом отмечалось, что в каждом из этих «царств» действуют свои особые законы, по которым и следует судить их подданных. В. Кожинов обращается исключительно к поэзии. По его выражению, истинный поэт «вслушивается в неясные подземные гулы», «говорит людям то, что без него не только бы не было выражено в слове, но и осталось бы неосознанным». Стихотворец же (читай — поэтический беллетрист) создаёт вербальный продукт, рассчитанный на отражение и удовлетворение сиюминутных потребностей массовой аудитории. К одарённым стихотворцам автор относит… Вознесенского. Звучит поразительная рекомендация: «Вместо того чтобы бесплодно и несправедливо судить Вознесенского с позиций серьёзной поэзии, давно пора оценить его большие заслуги в сфере стихотворной беллетристики» [Кожинов 2001: www]. Я пришёл к выводу, что автор не вполне знаком с данной сферой как таковой — то есть с творчеством её ярко выраженных представителей.
И тридцать, и сорок, и пятьдесят лет назад небывалой популярностью, превосходившей успех любого из «шестидесятников», пользовался Эдуард Асадов. Сборники его незамысловатых стихов расходились стотысячными тиражами. Некоторые строки этих прямолинейных и технически несовершенных произведений обрели маленькие крылья: «Как легко обидеть человека!», «От глупости, увы, лекарства нет…», «Желанье — это множество возможностей, / А нежеланье — множество причин». Даже после смерти Асадова его стихи переиздаются чуть ли не каждый год, а недавно вышло Полное собрание сочинений. Вот пример блестящего лирического беллетриста! А в беллетристике остросоциальной, злободневной, можно выделить Дмитрия Быкова, пишущего рифмованные отклики на актуальные события. У этих стихов оригинальное оформление: они поданы как прозаические тексты, как стандартные газетные статьи. Ведь речь же о прозе жизни. Кроме того, Дмитрий Львович известен своими сатирическими произведениями для проекта «Гражданин поэт». Беллетрист стилизует их под отечественных и зарубежных классиков и использует декламаторский талант Михаила Ефремова. Ведь подобный формат способен оказать более мощное воздействие на массовую аудиторию (также у Дмитрия Львовича есть много по-настоящему поэтичных стихотворений, но это словно другой человек).
Стихи Асадова и Быкова очень разные: у одного — вечные темы и стилистическая простота, у другого — злоба дня и формальные изыски. Но от Андрея Вознесенского эти замечательные стихотворцы находятся на одинаковом расстоянии — бесконечном. В этом легко убедиться с помощью простого сравнения. Например, можно прочитать стихотворение «Обкаркались» (из цикла «Гражданин поэт»), а затем — шестую главу «Озы». Они стилизованы под один и тот же текст — «Ворона» Эдгара Аллана По, поэтому, вроде бы, не должны слишком уж различаться… Но, думаю, всё станет понятно…
Мой призыв «антимирен» совету В. Кожинова. Вместо того чтобы несправедливо и бесплодно пытаться причислить Вознесенского к стихотворным беллетристам, давно пора оценить его значение для истинной поэзии!
Литература:
1. Гаджимурадова Б. Н. Индивидуально-авторские неологизмы в современной поэзии (Словообразовательная и семантико-стилистическая характеристика): Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук: 10.02.01. — Махачкала, 2003. — 187 с.
2. Кожинов В. В. Как пишут стихи. — 2001. — URL: http://www.rulit.me/programRead.php?program_id=37622&page=53
3. Вознесенский А. А. Ахиллесово сердце. — М.: «Художественная литература», 1966. — 280 с.
4. Вознесенский А. А. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1 / Вступ. статья, сост., подг. текста и примеч. Г. И. Трубникова — СПб.: Издательство Пушкинского Дома: Вита Нова, 2015. — 536 с. — (Новая Библиотека поэта)
5. Вознесенский А. А. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 2 / Вступ. статья, сост., подг. текста и примеч. Г. И. Трубникова — СПб.: Издательство Пушкинского Дома: Вита Нова, 2015а. — 456 с. — (Новая Библиотека поэта)
6. Вознесенский А. А. Тень звука. — М.: «Молодая гвардия», 1970. — 264 с.
7. Морозов Д. О. Лингвокреативная способность языковой поэтической личности: процессы неологизации в русской поэзии XX века: на материале творчества В. В. Хлебникова, А. Е. Крученых, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира: диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук: 10.02.19. — Екатеринбург, 2009. — 309 с.
8. Федотова О. В. Лексика науки и искусства в структуре языковой личности А. А. Вознесенского: Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук: 10.02.01. — Тюмень, 2007. — 236 с.
