Исследователь Аллен Франк о болгаризации татарской идентичности
Автор: Тафаев Геннадий Ильич
Рубрика: 6. Этнография и историческая антропология
Опубликовано в
III международная научная конференция «Вопросы исторической науки» (Москва, январь 2015)
Дата публикации: 23.07.2014
Статья просмотрена: 583 раза
Библиографическое описание:
Тафаев, Г. И. Исследователь Аллен Франк о болгаризации татарской идентичности / Г. И. Тафаев. — Текст : непосредственный // Вопросы исторической науки : материалы III Междунар. науч. конф. (г. Москва, январь 2015 г.). — Т. 0. — Москва : Буки-Веди, 2015. — С. 156-163. — URL: https://moluch.ru/conf/hist/archive/128/6046/ (дата обращения: 15.11.2024).
Но дни будут идти, плестись,
На конце не поставишь точки,
Лишь в ушах вся истыкана жизнь
Ремингтона щелканьем четким.
Все равно: не грустишь, грустишь –
Юность чьей-то пятой попрана.
Соловьиная ночь, прости:
Поутру мне подняться рано.
Михаил Сеспель
Чтобы понять проблему «болгарской цивилизации» нам необходимо обратить внимание на деятельность исследователя Урало-Поволжского региона И. Н. Смирнова. Марийские, чувашские, да и татарские исследователи активно изучают научное наследство И. Н. Смирнова. Активно используют его понятие «болгарская цивилизация» В. Д. Димитриев и Г. И.Тафаев.
Как известно, будущий ученый болгарско- чувашской истории по происхождению был марийцем. Приведем его биографические данные из пособия «история и культура марийского народа» [1]. В данном учебном пособии сказано: «И. Н. Смирнов (07.01.1856–15.05.1904) родился в селе Арино Моркинской волости. Его прадед (Андриян), дед (Яков), отец (Николай) работали священниками Моркинской и Аринской церквей. Они хорошо знали марийский язык. Яков Андриянович Смирнов на свои деньги открыл в Морках приходское училище, где учил грамоте детей местного населения. Очевидно, и Ивана ждала дорога в церковь, сан богослужителя. Поэтому родители не препятствовали его учебе в духовном училище, духовной семинарии в Казани.
Однако молодой И. Смирнов проявил завидный интерес к светскому образованию и в 1874 году поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. С отличными знаниями по всем предметам в мае 1878 года выдержал выпускные экзамены и получил золотую медаль.
В 1881–1882 годах И. Н. Смирнов защитил магистерскую диссертацию, был избран доцентом кафедры всеобщей истории, получил звание профессора. Он побывал за границей, где собирал научный материал о славянах в архивах Венеции и Рагузы, знакомился с работами западноевропейских историков и философов. Через 7 лет после окончания университета состоялась защита его докторской диссертации по истории южных славян.
Не без влияния ссыльного эстонского ученого М. Веске (активно изучал язык и фольклор финно-угорских народов Средней Волги) И. Н. Смирнов' заинтересовался историей и этнографией нерусских народов Казанского края. Он издал серию фундаментальных историко-этнографических монографий: «Черемисы» (1889), «Вотяки» (1890), «Пермяки» (1891), «Мордва» (1895) и несколько научных статей. За эти работы в 1896 году он был удостоен Уваровской премии Академии наук и награжден Золотой медалью Императорского Русского географического общества.
Его труды, основанные на огромном фактическом материале, отличались свежестью взглядов и подходов к проблемам истории нерусских народов и получили широкую известность и научное признание. Очень скоро они были переведены на финский, французский языки. За свои исследования о финно-угорских народах Среднего Поволжья И. Н. Смирнов был избран членом Венгерского этнографического общества, финно-угорского общества в Гельсингфорсе (Хельсинки).
За свою короткую жизнь И. Н. Смирнов, а он умер от тяжелой и неизлечимой болезни, не достигнув и пятидесяти лет, написал почти 70 монографий, очерков, статей, отзывов, рецензий, в том числе «Очерки культурной жизни южных славян» (Казань, 1900–1904 гг.) в трех выпусках, ставших крупным достижением в русской славистике, «О значении знакомства с древним ‘миром», «Наброски из истории финской культуры», «Доисторическое прошлое Поволжья», «Несколько слов о русском влиянии на инородцев в пределах Казанского края», «Задачи и значение местной этнографии» и другие.
Он оказал живительное влияние на формирование научных интересов и взглядов будущего профессора Н. В. Никольского (1878— 1961), который еще в студенческие годы (Казанская духовная академия) этнографию коми, марийцев, мордвы, удмуртов изучал по его монографиям.
Долгое время в историко-краеведческой историографии И. Н. Смирнов считался одним из видных сторонников эволюционистской школы в российской этнографии, занимавшим при этом ее буржуазно-либеральные позиции. Лишь в последние годы признается, что, в частности, его «труд «Черемисы» стал значительным явлением в истории нашей науки... Многие положения и выводы книги И. Н. Смирнова не утратили своей научной ценности до настоящего времени и, бесспорно, должны быть в арсенале современного мариведения» (Г. Айплатов). Между тем ещё в 1974 году работа ученого получила не совсем лестную оценку. Вообще ему вменялось оправдание правительственной политики в Марийском крае, отрицание классовой борьбы и участия населения края в «первых двух крестьянских войнах эпохи феодализма в России». Не признавалась оригинальность сочинения И. Н. Смирнова: якобы «многие фактические, цифровые и статистические сведения и материалы, а также толкование отдельных вопросов» оказались заимствованными у профессора Н. А. Фирсова.
Скорее прав был профессор А. С. Архангельский, когда писал, что И. Н. Смирнов «создал себе прочное имя в русской науке, имя, которое с уважением произносят и русские, и зарубежные ученые, — может быть за границей чаще и больше, чем в России». Швейцарский профессор Андреас Каппелер, к примеру, очень высоко оценивал и оценивает вклад И. Н. Смирнова в исследование богатой истории финно-угров России.
Как возникла работа И. Н. Смирнова? Вот как пишет сам автор: «Предлагаемый вниманию читателей очерк возник из отчета, который автор должен был представить историко-филологическому факультету в качестве члена снаряженной этим последним весной 1888 г. экспедиции для исследования черемис и собирания предметов их быта» [2].
Составитель А. Андреянов отмечает, что И. Н. Смирнов писал о сильном влиянии тюрков на этноязык и этнокультуру черемис. В частности, отмечается: «Достоинством книги, на наш взгляд, является стремление выделить и увидеть в материальной и духовной культуре марийцев как свои особенности, так и заимствования, влияние другого компонента, особенно культуры соседних народов. По его мнению, в жизни, быту, духовной культуре марийцев преимущественно заметно влияние тюркских элементов, народов» [3].
К сожалению, автор не говорит о болгаро-чувашском влиянии. Он просто пишет о тюркском влиянии. Наиболее подробно о влиянии на черемис писали языковеды мира, а также региональные исследователи Н. И. Ашмарин, В. Д. Димитриев и другие. Недаром чуваш-горных иногда называли черемисами. В. Д. Димитриев в монографии «Чувашский народ в составе Казанского ханства в разделе «Об этнических терминах и источниках» писал следующее: «При использовании письменных исторических источников следует иметь в виду, что во второй половине XIV — первой половине XV вв. в русских летописях болгаро-чувашей нередко называли бясерменами, отличая их от татар, а в «Казанском летописце», указывая на бежавших в Приказанье и Заказанье чувашей после полного опустошения Болгарской земли в конце XIV — начале XV вв., автор называет «худыми (т. е. бедными. — В.Д.) болгарами».
«Вопрос о тождестве болгар, бесермен и чувашей проясняется и по сведениям о бесерменах-чувашах на реке Чепце в северной Удмуртии в XV—XVI вв. Первый документ, называющий переселившихся на Чепцу болгаро-чувашей чувашами, относится к 1510 г. Этот документ выявлен и опубликован М. В. Гришкиной. 18 декабря 1510 г. Московский великий князь Василий III выдал каринскому князю Девлечьяру Магмет Казыеву сыну жалованную льготную и несудимую грамоту на деревни в Чепецком стане Хлыновского уезда Вятской земли. В грамоте указывается, что «за ним (Девлечьяром. В.Д.) же де жили наши люди чюваша на Якимцове и на Иштинникове». А в жалованной грамоте Ивана IV от 6 мая 1542 г. трем казанским жителям было разрешено призывать на свои земли чувашей из Казанского ханства. Каринские князья в челобитной Ивану IV указывали, «что-де ис казанских мест казанские люди вотяки и чувашене хотят идти на мое великого князя имя на на Вятку жити, или у которых у вотяки и у чувашей жены их и дети в моей великого князя вотчине в полону (т. е. в плену. — В.Д.) на Вятке и они-де хотят приити на мое же имя на Вятку жити за своими женами и за детми, да не смеют-де идти без моего ведьма». Просители получили согласие Ивана IV. Из этой цитаты видно, что и в Казанском ханстве болгаро-чуваши назывались чувашами. Согласно сохранившимся документам, чепецкие чуваши с 1522 г. одновременно именуются и бесерменами и в XVI, и в XVII веках. И. Н. Смирнов считал бесермен древнеболгарским населением. Исследователь истории и языка бесермен Т. И. Тепляшина анализирует высказывания многих ученых об этимологии этнонима «бесермене» и этногенезе бесермен. Она считает, что происхождение этнонима «бесермене» не связано со словом «басурмане». Как особая народность бесермене в письменных источниках появляются с конца XIV в. Они антропологически отличаются от татар, удмуртов и русских. «Покрой одежды, вышивки и головные уборы бесермен несколько напоминают чувашское». Она указывает на обнаружение в районе современного обитания бесермен болгарского погребения в с. Гордино. Исследуя язык бесермен, Т. И. Тепляшина приходит к выводу: «Язык бесермен подтверждает их булгарское (древнечувашское) происхождение. В фонетике и лексике языка бесермен сохранилось такого, что напоминает язык древнебулгарского типа» [4]
Далее о черемисах профессор отметил: «До конца XIV — начала XV вв. территорию нынешней Чувашской Республики севернее от реки Кубни между Сурой и Свиягой русские, начиная с XI в., считали черемисской землей. В связи с опустошением Болгарской земли, занимавшей территорию нынешних Самарской, Пензенской, Ульяновской областей, закамскую и юго-западную части нынешней Республики Татарстан и юго-восточную часть Чувашской Республики, оставшиеся в живых «худые болгары» — чуваши — заняли указанную выше территорию нынешней Чувашии — «черемисы» (горных марийцев). Часть горных марийцев сохранилась в нынешнем Горномарийском районе Республики Марий Эл, другая часть переселилась в Луговую сторону: ныне в семи районах левобережья совместно с луговыми марийцами живут горные; часть горных марийцев осталась в прежних местах, особенно на территории Моргаушского района современной Чувашской Республики, и ассимилировалась с чувашами. Несмотря на такие перемены, русские люди продолжили называть население Чебоксарского, Цивильского, Ядринского уездов «черемисами», «горными черемисами», а живущих в Свияжском, Казанском уездах XVII в. «худых болгар» и русские люди, и татары называли чувашами, марийцы — суасами. Вслед за русскими и западноевропейские авторы, писавшие в XV—XVII вв. о населении Среднего Поволжья, чувашей указанных трех уездов называли черемисами. На карте А. Дженкинсона 1562 г. на территории нынешней Чувашской Республики помещена надпись: «Ceremise gorni». Князь A. M. Курбский, описывая поход русских войск на Казань в 1552 г., писал: «Егда же переплавишася Суру реку, тогда и Черемиса Горняя, а по их Чуваша зовомые, язык (в то время слово «язык» означало «народ», «этнос», а язык называли «речью» — В.Д.) особливый, начаши встречати по пяти сот и по тысяще их, аки бы радующеся цареву пришествию, понеже в их земле поставлен он, предреченный град на Свияге». В другом месте своей книги он пишет, что Иван IV в 1552 г. из Казани возвращался в Москву «подле Волгу, зело притрудными стезями, по великим горам лежащими, на них же Чювашский язык обитает». В этих цитатах указывается не только на то, что под «горными черемисами» следует подразумевать чувашей, но определяется и граница территории, занимаемой ими в правобережье Волги от Свияги до Суры. Лингвист и этнограф Н. И. Золотницкий, имея в виду чувашей Чебоксарского, Ядринского, Цивильского, восточной части Козьмодемьянского уездов, писал, что болгаро-чуваши, утратив свою самостоятельность, с момента монголотатарского завоевания (вернее было бы сказать: со времени опустошения Болгарской земли. — В.Д.) более 300 лет скрывались под названием «черемисов». Фактически, они не скрывались, в челобитных себя всегда именовали чувашами, но чиновники их называли «черемисами» [5].
Историк и этнограф В. К. Магницкий в ряде своих опубликованных работ мотивированно доказывал, что «горные черемисы» на самом деле являлись чувашами. Его волновало то, что историки не учитывали этого обстоятельства, вследствие чего «все, что следует относить к чувашам, приписывают их соседям, именуемым русскими «горными черемисами», а сами именующими себя «мари». Путем анализа многочисленных фактов этот вопрос разъяснен в статье В. Д. Димитриева. В русских источниках, следуя им — в западноевропейской литературе XV—XVII вв. территорию между Сурой и Свиягой севернее реки Кубни, до конца XIV — начала XV вв. занимаемую горными марийцами — черемисами, в ходе опустошения Болгарской земли освоенную чувашами, продолжали считать «черемисской землей» и ее обитателей называл «черемисами». Странно только, что на эту статью часто ссылаются представители казанской исторической школы, чтобы ложно «доказать», что чуваши являются не болгарами, а «черемисами».
«В некоторых списках «Казанского летописца» чуваши упоминаются под 1508 г. По-видимому, таким списком пользовался А. И. Лызлов при написании «Скифской истории», где он пишет об участии чувашей в торжествах в Казани в 1508 г. В опубликованных русских летописях наиболее раннее упоминание этнонима «чуваши» относится к 1521 г. В письме к М. П. Петрову в июне 1925 г. Н. И. Ашмарин писал: «Все данные языка и истории говорят за то, что чуваши — потомки древних болгар, но если это так, то следует думать, что древние волжские болгары были известны под именем, под этим названием только у других народов, сами же называли себя чувашами». Нами высказано предположение, что в Волжской Болгарии параллельно употреблялись этнонимы сувар и суваз. В арабской графике нет смягченного «с», «з». Слово «суваз» произносилось в форме «сюазь», как и указывал Н. И. Ашмарин. Позднее оно перешло в «чюваш», «чуваш». С XI в. этнонимы «сувар», «сувазь» ни в каких источниках не встречаются, а слово «сувар» сохранилось лишь в названии города Сувар. Как уже указано выше, в IX — начале XIII вв. сформировалась древнечувашская (болгарская) народность путем объединения болгар, сувар и других болгарских племен, ассимилируя частично финно-угров — марийцев и оставшихся в бассейне Нижней Камы, Черемшана, Кондурчи и Кинели венгров, которые к 1236 г. не все еще были ассимилированы (тогда у них побывал венгерский монах Юлиан). После опустошения Болгарской земли в конце XIV — начале XV вв. оставшиеся в живых болгаро-чуваши перебежали в Приказанье, куда еще в 70-х гг. XIV в. прибыла большая группа болгар во главе с их князем Хасаном (чув. Хусан), основала в 1370 (по B. Л. Егорову) или 1376 г. (по Р. Г. Фахрутдинову) город Старую Казань (Иски-Казан по-татарски, Кивĕ Хусан по-чувашски), в Заказанье, где позднее образовались Верхняя, Средняя и Нижняя чувашские и другие даруги, в правобережье Волги между Волгой и Сурой севернее реки Кубни.
Все беженцы называли себя только чувашами, марийцы называли их суасами, удмурты — бигерами (болгарами), бесерменами» [6].
1. Таким образом, мы поняли, что влияние на черемис по утверждению Ашмарина было «как римляне». Получается, что языковеды мира отмечали, что в марийском (черемиском) языке до 1,5 тысяч болгаро-чувашских слов.
2. По мнению чувашского языковеда Н. И. Егорова таких слов доходит до 3 тысяч.
3. И. Н. Смирнов и Н. И. Ашмарин говорили о цивилизационном влиянии болгаро-чуваш на народы Среднего Поволжья.
4. После монголо-татарского нашествия и разгрома Волжско-Камской Болгарии значительная часть болгар ушла в леса Марий Эл и Удмуртии (Арской земли).
Монголо-татарское нашествие 1236 г.
Формируются:
1–3 Болгарский код (этногенез). В чем причина формирования болгарской идентичности у татаро-кыпчаков?
Исследователь Аллен Франк в монографии «Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России» много говорит о татарах и башкирах.
1. Термин «булгарская» он ставит в кавычках, то есть автор понимает, что оно условно для татар и башкир.
2. Чуваш автор не берет в расчет, а называет чувашских болгаристов «националистами».
3. Непонятно по какой причине зарубежный автор не относит чуваш к болгарам.
4. Непонятно по какой причине башкир относит к болгарам.
5. Всем понятно, что татаро-башкиры — это кыпчакский этнос и отношения к болгарам не имеет.
Аллен Дж. Франк в своем исследовании в разделе «Краткое этническое обозрение волго-уральских мусульман» [7] отмечает: «Данное исследование никак не претендует на то, чтобы быть историей волго-уральских мусульман, однако, сложность этнической истории и истории общинной идентичности заслуживает некоторого краткого освещения. Национальные идентичности (т. е. исторически-этнические нации) появились на исторической сцене относительно поздно, всего лишь в начале XX в., а их популярность — это результат внушения в советскую эпоху. Важным элементом в этом процессе было создание национальных историй, которые отбросили в прошлое (иногда в древность) существование простейших национальных групп, действительно существовало подобное доказательство или нет. Централизация национальной идеи советского стиля не только выжила во время распада Советского Союза, но и смогла развиться в Волго-Уральском регионе, особенно в национальных республиках Татарстан и Башкортостан. Необходимо добавить, что специалисты по татарской истории за пределами бывшего Советского Союза в немалой степени оставались верны идее национальной истории татар» [8].
Далее автор указывает, что «В отношении национальных групп волго-уральские мусульмане разделились на две группы: татары и башкиры, каждая из которых с 1920-х гг. приобрела свою собственную «автономную» национальную республику внутри Российской Федерации, а также и сопровождение культурных институтов. Это умелое разделение, однако, опровергает очень сложную этническую историю в регионе, где мусульманские общества были разделены не столько ошибочными этническими линиями, сколько, возможно, частичным скрыванием некоторыми мусульманами своего происхождения и тонкими религиозными и общими различиями. Кроме того, использование этнонима «татары» для обозначения самой большой мусульманской группы в регионе также вносит путаницу. Этноним «татары» имеет длинную и сложную историю. Впервые он получил широкое использование в Европе и России после монгольских вторжений XIII в. для обозначения этих кочевников Центральной Азии (часто ошибочно пишется «тартар», и сегодня до сих пор встречается эта форма). Позже его стали использовать для обозначения центральных азиатов в целом, включая даже маньчжуров и их династию в Китае. В русском контексте он впервые был использован для обозначения центральных азиатов и первых тюркских мусульман-кочевников. Позже в России этот термин стал употребляться шире, для обозначения центральных азиатов в целом, были ли они тюрками, финно-уграми или сибиряками, были ли они мусульманами, христианами или язычниками. Этот термин также широко использовался для обозначения мусульман Кавказа [9].
«Волго-Уральском регионе термин «татары» обычно использовался русскими для обозначения местного мусульманского населения, часто видоизменяясь «волжские татары» или «казанские татары». С поднятием национального сознания многие из этих волго-уральских татар приняли имя «татары» как своё собственное, одни по понятным историческим причинам, другие ради удобства. В советские времена «татарская национальность» стала включать в себя не только волжских татар-мусульман, но также и крещёных татар (волжские татары-христиане), крымских татар (после изгнания с их собственных земель), астраханских татар (смешанная группа, включающая ногайцев) и сибирских татар (ещё одна смешанная группа). Некоторые из этих групп имели этническую и политическую историю, не связанную с регионом Средней Волги, как, например, астраханские ногайцы и особенно сибирские татары. Другие, были этнически родственны с волго-уральскими мусульманами, но совсем не были мусульманами (т. е. крещёные татары), а крымские татары были «брошены» в татарскую национальность после их выселения в Среднюю Азию с целью покончить с официальным существованием отдельной нации крымских татар и представить на обсуждение (хотя бы бюрократически) их требования о том, что их национальные обиды должны разрешаться в рамках советских законов» [10].
Такова позиция автора. Автор монографии сделал акцент на исламскую составляющую. Он не обратил внимание:
- на христиан болгаро-чуваш;
- на христиан болгаро-бесермян;
- на христиан болгаро-кряшен.
Вообще данные народы не рассматриваются А.Дж. Франком. Авторская позиция, конечно, однобокая. Он берет в расчет не этноязык, этнокультуру и этногенез народов Среднего Поволжья, а самоидентификацию по исламу, что не полностью научно — однобоко. Невозможно по одному исламскому (религиозному) критерию строить механизм «болгарской идентичности». Такой религиозный фактор ведет ученого (эксперта) к ложным выводам.
- чувашские ученые — националисты;
- татарские миссионеры оказывается несут правду истории и закрепляют «булгарскую идентичность»;
- получается, что Аллен Франк несет в себе цивилизационный (исламский) заказ.
В 2003 году в России была издана книга Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций» [11]. Можно сопоставить книгу-заказ А.Франка и позицию С. Хантингтона. Фактически они вписываются в понятие «информационной» войны. Кто кого? По А. Франку получается выращивание (конвертация-синтез) исламско-татаро-башкирской цивилизации внутри православной.
Именно в этом контексте и строится искусственное построение новой башкиро-татарской (болгаро-кыпчакской) цивилизации Золотой Орды и Волжской Болгарии.
1–3 трансформационный (политико-генетический) идеал булгарской самоидентификации. Фактически автор конвергенции (синтеза исторических эпох) формирует новую булгаро-кыпчакско-исламскую идентичность. Что дальше по А.Франку? «Они зачастую жили в регионах, где преобладали мусульмане, особенно на одном из двух берегов реки Камы и на севере Башкирии. Наряду с казанскими татарами и мишарями существовала другая большая мусульманская община, т.н. тептяри. Исторически тептяри были единственной общиной, проживающей в местности Уральских гор с XVIII в., особенно в Башкирии. Тептяри имели определённые землевладельческие привилегии и, так как изначально не были исключительно мусульманами, стали таковыми к середине XVIII в. После того как советские переписчики тептяр 1926 г. не посчитали их за отдельную нацию, они зарегистрировали себя либо как татары, либо как башкиры, хотя сегодня всё ещё очевидно существование тептярской идентичности в большей или меньшей степени» [12].
«Башкиры — это другая основная мусульманская община в Волго-Уральском регионе. Лингвистическое положение башкир было сложным, т. к. башкиры Северного Башкортостана говорят на диалектах, по существу не отличимых от диалекта казанских татар. С другой стороны, южные башкиры говорят на несколько другом тюркском диалекте, разделяя многие лингвистические особенности с казахами и туркменами, а литературный башкирский язык основан на этих южных диалектах. Этническое происхождение башкир непонятно, но они упомянуты в трактате о путешествии Ибн-Фадлана как язычники, и многие учёные считают их произошедшими от средневековых венгров до их миграции в Центральную Европу. В любом случае есть небольшое сомнение, что исламизация башкир связана с исламизацией Золотой Орды под правлением Узбек-хана в XIV в. До XIX в. многие башкирские общины оставались степными кочевниками, в отличие от татар, и сохраняли многие особенности степных общин Центральной Азии. Первое и главное — они сохраняли систему племенной и клановой идентичности, которая сохранилась и по сей день, особенно в Южном Башкортостане. Возможно, самая важная особенность сохранения отдельной башкирской идентичности датируется периодом имперской России, когда власти наделили башкир эксклюзивными землевладельческими правами и другими привилегиями. В результате башкиры стали привилегированной общиной, и многие мусульманские (и немусульманские) общины пытались зарегистрировать себя башкирами; часто подобные группы интегрировались в башкирскую клановую и племенную систему» [13].
Далее автор пишет, что «Так во время имперской России внутри волго-уральской мусульманской общины существовало большое число этнических, общих и исторических различий, которые отличали одну общину от другой. Поскольку эти различия определяли индивидуальные общины, подобные виды идентичности не были неизменными, а скорее были гибкими и иногда частично совпадающими.
Тогда как выражения этнической и общей идентичности были центральными элементами в истории волго-уральских мусульманских общин, учёные имели склонность не замечать религиозного выражения идентичности. Игнорирование подобных элементов едва ли неожиданно в контекстах методологии советского или постсоветского происхождения и всё ещё распространено в бывшем Советском Союзе, но не менее очевидно в нескольких националистически вдохновленных работах, написанных на эту тему за пределами России. Этот факт указывает на недостаток упомянутой методологии, так как община появилась естественным образом и была очерчена религиозными условиями среди народов Центральной Азии, традиционно охватывая и волго-уральских мусульман. Это было в не меньшей степени правдой для мусульман, чем для язычников региона и местных христианских общин. Очень важно то, что религиозный компонент общинной идентичности был признан в Волго-Уральском регионе, особенно западные учёные признали, что многие волго-уральские мусульмане сохранили универсальную идентичность, будучи «мусульманами», предположительно без отличия самих себя от других мусульман. В действительности, как ещё будет обсуждаться в этой книге, мусульманская идентичность» [14].
Автор считает, что «Точно также, как они стараются определить исторически неизменное татарское национальное существование, многие современные татарские этнографы часто обозревают гибкость идентичностей среди волго-уральских мусульман» [15].
Выводы:
1. В процессе Урало-Поволжской фальсификации с 40 г. XX века все успешнее «болгаро-татарская идентичность» закрепляется в массовом сознании казанских татар.
2. На XXI век стало 1,950 тысяч татар (Татарстан и 2 деревни в Чувашии).
3. Экономическое влияние казанских татар, как известно, закрепляется в этнокультурном, а также в исламско-болгарском направлении.
4. Национальная идентичность формируется:
- болгаро-чуваши;
- болгаро-бесермяне;
- болгаро-кряшен;
- болгаро-татары;
- болгаро-ордынцы.
Литература:
1. История и культура марийского народа: Хрестоматия. — Йошкар-Ола, 1998. — 216 с.
2. История и культура марийского народа: Хрестоматия. — Йошкар-Ола, 1998. — С.15–16.
3. История и культура марийского народа: Хрестоматия. — Йошкар-Ола, 1998. — С.16.
4. Димитриев В. Д. Чувашский народ в составе Казанского ханства: предыстория и история. — Чебоксары, 2014. — С. 57–58.
5. Димитриев В. Д. Чувашский народ в составе Казанского ханства: предыстория и история. — Чебоксары, 2014. — С. 59.
6. Димитриев В. Д. Чувашский народ в составе Казанского ханства: предыстория и история. — Чебоксары, 2014. — С. 60.
7. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — 266 с.
8. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 17.
9. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 17.
10. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 18.
11. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон — М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. — 603.
12. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 21.
13. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 22.
14. Франк Ален Дж. Исламская историография и «булгарская» идентичность татар и башкир в России. — Казань: РИУ, 2008. — С. 22.