Проблема идеализации христианского образа императора Константина в произведениях Евсевия Памфила

Тема идеализации исторических личностей, оставивших великое наследие своим потомкам, всегда является актуальной для исследования. К таковым относится и выдающийся император — Константин Великий. Об этом правители до нас дошло довольно большое количество источников, но, к сожалению многие из них содержат относительно небольшое количество сведений позволяющих рассмотреть Константина с разных позиций и дать критическую оценку его деятельности. Идеализация данного образа объясняется различными причинами, главной из которых, на наш взгляд, является работа христианских писателей. Для которых было крайне «невыгодно» изображать правителя, положившего начало христианизации всего римского мира, со стороны победителя в гражданской войне 306–310 годов, убийцы сына и жены, а по сути руководителя языческого религиозного культа до конца своей жизни (крестился Константин на смертном одре).

К большому сожалению исследователей один из самых известных источников жизни великого императора, написанный личным биографом Константина — греческим церковным историком Евсевием Памфилом «Жизнь Константина» представляет перед читателем образ, лишённый недостатков, никаких критических замечаний не содержит [6]. «Церковная история» Евсевия Памфила раскрывает исторический контекст жизни великого императора [7]. В данной работе мы попытаемся дать критическую оценку фактам, приводимым Евсевием в своих произведениях в отношении христианизации правителя.

Памфил идеализирует сына Констанция Хлора и Елены. Такое стремление показать государя только с положительной стороны ставится учёными под сомнение и вызывает недоверие к тому, что сообщает историк. Как пишет Якоб Буркхардт:«Константин попал в руки худшего из льстецов, полностью исказившего его память» [1,с.221]. Но благодаря этим произведениям Евсевия можно понять, каким хотел видеть себя властитель империи. Такой вывод можно сделать исходя из того, что автор начинал свои труды во время жизни правителя, с которым имел непосредственные контакты и, вероятно, учитывал его негласные пожелания при написании работ.

В 5-й главе биографии «Жизнь Константина» правитель предстаёт перед нами в качестве «учителя благочестия, который громогласно, во всеуслышание свидетельствовал, что он знает истинного Бога и отвращается от ложных» [6,с.15]. Для того чтобы данная цитата соответствовала действительности император должен был, во-первых принять христианство, то есть креститься по обычаю церкви, совершив определённый обряд, а во-вторых снять с себя функции Верховного понтифика римского языческого культа (ведь как известно нельзя служить двум богам одновременно, по крайней мере в христианском вероучении).

Из манеры повествования Евсевия можно сделать вывод о том, что Константин чуть ли ни с рождения был христианином, чтобы этот довод был существенней, даже говорится, что его отец Констанций Хлор также был благочестивым [6,с.25]. Ни о каком участии Константина и его отца в самых кровавых гонениях, проводимых основоположником эпохи поздней римской империи (домината) Диоклетианом разумеется ничего не говорится. Но из простой логики вещей и статистики следует, что политически христианство было как минимум невыгодно ни отцу, ни сыну. Во-первых, христиан было не более 10 % населения страны [2,с.86], а во-вторых, любое сочувствие последователям Христа в то время каралось казнью, притом, что Константин проживал при дворе тирана Диоклетиана в качестве заложника, как повествует Евсевий [6,с.37]. Биограф пишет, что будущий инициатор первого Вселенского собора христианской церкви не унаследовал ничего дурного при дворе «этих безбожников». В это верится с трудом, даже с учетом мнения историка Э. Гиббона, который утверждает, что при дворе Диоклетиана у Константина «пыл юности умерялся благоразумием…он относился холодно и равнодушно ко всем приманкам наслаждения» [3, с.583]. Это обстоятельство может сохранять надежду на то, что Константин не полностью забыл христианство, но специально утаивал свою расположенность к нему (познакомила с вероучением Константина мать, впоследствии канонизированная церковью Елена). С другой стороны трудно себе представить дальнейшее удачное восхождение на олимп власти Константина, лишенного поддержки правителей, народа и армии, которые в подавляющем большинстве были язычниками. Поэтому можно уверенно утверждать, что именно такая закалка характера при дворе тиранов способствовала взрослению Константина как политика, который должен в первую очередь быть реалистом и рационально смотреть на положение дел в государстве. Религия всегда являлась в Римской империи продолжением власти и служила стабильности государства, поэтому Константин и пытался погасить религиозные конфликты, то есть гонения против христиан, но ни в коем случае нельзя говорить о том, что он воздвигал христианство в ранг единственной государственной религии. Гений правителя заключался в даровании христианству легального статуса Миланским эдиктом 313 года, именно с этого момента начинается процесс христианизации империи, который завершится при Феодосии. Можно предположить, что пребывание при дворе тиранов было полезно для Константина, оно работало на его будущее. Сыну Хлора будет всегда полезно показать свою мудрость и политическое коварство, демонстрируя где-то великодушие, где-то лицемерие и другие маски, свойственные правителям всех времён, и которым Константин мог научиться у Диоклетиана. Но об этом Евсевий дипломатично умалчивает, из его повествования ясно лишь то, что герой был идеальным правителем, отцом, военачальником, христианином [5].

Константин рос в языческой среде, поэтому церковная точка зрения принятия христианства Константином в ходе единственного видения креста на небе перед битвой у Мульвийского моста представляется не достаточно убедительной. Вероятно, именно Евсевий был автором этого мифа, который формировался на протяжении всего правления Константина, необходимого для того, чтобы представить императора христианином уже с самого начала своего царства. Убедительно доказывает это М.М Казаков [7].

История с легендарным ведением креста берёт начало в ходе первой гражданской войны в империи. Хотелось бы отметить, что её развязал именно Константин, вмешавшийся в борьбу за власть вопреки порядку наследования системы домината. Но у Евсевия объясняется всё просто согласно 25-ой главе: «Константин получил царскую власть по воле Божьей». Гражданская война обозначается как справедливая война с гонителями христиан [5,с.412], противники Константина называются «противниками Бога».

Вероятнее всего сын Констанция Хлора стал перед выбором новой официальной религии или определённого культа, так как предыдущие его не могли удовлетворить в силу того, что они были покровителями его соперников в гражданской войне 306–310 годов. В своей монографии И. Ю. Шабага на основе латинских панегириков говорит о том, что Константин верил в Аполлона как «существование некоего единого всепроникающего божества, судью всего, которое, оказывает поддержку Константину» [10, с.89]. Сыну Хлора необходимо было отмежеваться от своих политических конкурентов, которые имели своих божественных покровителей. В таких условиях, как отмечает И.Ю Шабага «в 310 г. Константин отказался от божественного патроната Геркулеса и его покровителем был объявлен Солнце — Аполлон (Sol — Apollo), [10,с.88]. Теперь уже для императора было мало сменить верховного бога, ему теперь было необходимо нечто новое, незапятнанное в его сознании божество, с которым можно было связать свою власть, на которое можно бы было опереться. Можно согласиться с мнением профессора М. М. Казакова о том, что данный выбор был оформлен в сознании Константина в 310 году в Галлии в храме Апполона с помощью видения богов победы — Аполлона и Виктории, во время последних походов Константина против Максимиана [5]. Боги предсказали победу великому правителю и дальнейшие 30 лет нахождения у власти. Поверил или нет Константин вероятно сымитированному видению неизвестно, но явно, что оно должно было польстить ему, и культ нового божества мелькал в его голове. К тому же цифра XXX, которую мог себе только пожелать в то время сын Елены, могла стать его символом и появиться знамёнах его воинской «братии». Вскоре Константин действительно разгромил войско Максимиана, и теперь Аполлон явно становился для императора единственным божеством, так как данный культ можно было объединить с культом Солнца, который был близок и понятен каждому язычнику, к тому же они не сильно различались в массовом сознании. Вероятно, это объединение и предпринял великий политик. Константин был переходным правителем, так и культ Солнца мог быть неосознанным, но переходным для более сложного культа Христа. Церковный историк В. В. Болотов на основе сравнений и анализа источников отмечает, что Константин разделял синкретический культ Аполлона и в силу ряда особенностей этого культа, он мог считать христианство родственной ему религией и продолжать толерантную политику отца [2,с.92]. Это говорит о том, что глубокого понимания веры как таковой у Константина ещё не было, и объясняется это обыденным поклонением языческому культу.

Языческий культ империи был очень сложным явлением и основывался на традиции римской религии включать в свой пантеон всех богов, которым поклонялось население государства. Это не придавало римской религии чёткой системы, которая уже была у христианства. Языческий культ готов был принять и включить Христа в свой пантеон, но последователи новой религии отказывались поклоняться другим богам, оказавшись преданными единственному Богу, что власть восприняла как игнорирование законов империи. Вследствие чего возникали гонения на христиан, и это логично при жёсткой иерархии и централизации государственной системы. Может быть, именно факт абсолютной приверженности верующих Христу привёл Константина к мысли о том, что поклоняясь единому Богу, христиане могли бы верно служить и единому императору.

Битва у Мульвийского моста, во всяком случае, является переломной во всех источниках. Церковные историки вслед за Евсевием Памфилом утверждают, что на небе было крестное знамение, а позже во сне полководцу явился Христос с тем, чтобы дать поручение разместить на воинских штандартах божественный символ, который станет решающей силой в битве с превосходящим по силе соперником. Встаёт вопрос, не слишком ли много видений тех или иных богов с разными пророчествами, причём все предсказывают победу? Интересна приводимая П. Гиро составляющая часть языческой традиции, по которой «не следует с первого раза верить тому, что кажется проявлением воли богов: нужно ждать, чтобы знамение повторилось несколько раз» [4,с. 295]. Соответственно битва у Мульвийского моста имеет и языческий контекст. IV век — это время, в котором многое связывалось с вмешательством сверхъестественных сил, тем более в Римской империи, которая не одно столетие связывало своё благосостояние и благополучие с расположенностью тех или иных богов в пользу Рима. Император Константин не был сильно впечатлительной личностью, что видно из его жизни, не приукрашенной биографами и панегириками. Но он должен был поддерживать в народе мысль, что победил не с помощью хорошей армии или благодаря личным военным талантам, но с помощью бога, а вот какого, здесь вопрос до сих пор открытый. Придание победе не личного характера, а божественного было необходимо для того, чтобы выделиться среди соправителей империи и показать, что именно Константину благоволит бог. Как отмечалось выше, армия была языческой с обеих сторон, и знамение в виде креста на небе, а позже на штандартах вряд ли в то время пугало кого-то, ведь культ Солнца, избранный Константином знали все. В тот момент было удобно отнести победу божественному провидению, чтобы не делить её с союзником Лицинием, который также победил армию гонителя христиан Максимина Дазы с помощью небесных сил — перед решающей битвой ему явился ангел и пообещал победу, как повествует Лактанций [8, с. 240]. Какому богу обязан Константин победой, непонятно. На триумфальной арке в честь победы говорится, что победа одержана с божественной помощью, но не конкретизируется какой [8, с.158].Такое абстрактное понимание сверхъестественных сил в тот момент никого не могло волновать, так как ещё сохранялся культ самого императора, и его связь с любыми богами для языческого населения империи была очевидной. И только через несколько десятилетий, в ходе формирования легенды обращения Константина в христианство посредством видений Христа и знамения на небе именно словам «божественным образом одержана победа» придали христианский контекст. Многие авторы считают, что эту легенду ведения инициировал сам Константин, чтобы предстать в глазах христиан фигурой более «красивой», чем был на самом деле. По мере сближения императора с христианством легенда обрастала подробностями. И по этой легенде наследник Хлора уже был христианином на момент сражения с Максенцием. Интересно и сравнение редакций, которое приводит М. М. Казаков, «Церковной истории» Евсевия Памфила, где первая редакция больше внимания уделяет благочестивости Лициния, а уже во второй, божественный аспект и все почести плавно переходят с личности Лициния на Константина [7].Что говорит о сильной субъективности автора, мнение которого менялось с изменением политической обстановки. После победы над «лишившимся ума» Лицинием, когда Константин стал единовластным правителем и уже с определенным наметившимся союзе государства с церковью легенда логически была завершена Евсевием. А опорным моментом обращения стал эпизод, связанный с победой у Мульвийского моста. Легенда была завершена уже после смерти Константина, её главным автором был именно Памфил.

Правитель Римского государства на протяжении всей своей жизни не показывал образа праведника. Лучшим доказательством этого является тот факт, что Константин в 326 году приказал убить родного сына Криспа (также незаконнорожденного, как и сам Константин) по ложному донесению на него Фаусты (жены императора), а после этого, разобравшись в обмане утопить жену в бассейне как повествует Зосим [2, с.90]. И это преступление произошло уже после знаменитого Миланского эдикта и первого Вселенского собора. А ведь инициатором сближения с церковью был император, казалось бы, уже христианин в душе. Из этого можно сделать вывод о том, что языческое начало на протяжении долгих лет жизни превалировало над Константином. Римская религия может оправдать преступление о чём сообщает французский историк Поль Гиро: «Не нужно слишком мучиться из-за греха, избежать которого не в нашей власти» [4, с.295]. Следовательно, такое поведение и беспощадные действия правителя могла «санкционировать» религиозная традиция предков, которой вероятно и руководствовался Константин, до конца жизни остававшийся Верховным понтификом римской религии. У Евсевия данный момент замалчивается, так как «нельзя служить двум богам одновременно» в христианском вероучении.

Константин примет крещение за несколько дней до своей смерти. Что с одной стороны можно объяснить, как желание очиститься от грехов, совершив определённый религиозный обряд и тем самым обеспечить себе вечную жизнь в раю. Так как, принимая крещение, душа человека освобождается от всех грехов, совершённых до этого. В этом можно усмотреть языческую традицию, которую описывает Поль Гиро «вся римская религия сводится к обрядам; но эти обряды обставлены множеством подробностей, из которых ни одна не может быть опущена» [4, с.290]. Что подтверждает мысль о понимании правителем государства крещения с позиций язычества, где точное соблюдение обрядов гарантировало благожелательное отношение богов, как во время земной жизни, так и после смерти. Но это предположение о моменте фактического принятия новой веры императором весьма сомнительно, ведь смерть может застать человека внезапно и тут можно и не успеть совершить таинство крещения, что вообще лишает возможности попасть Царство Божье.

Евсевий оправдывает позднее крещение императора, желанием крестится на реке Иордан, подобно Христу, но в связи с болезнью вынужденно принятое в Никомидии. Сложно себе представить, что император не имел возможности сделать это раньше. Данное объяснение представляется как минимум упрощённым. С другой стороны позднее крещение может говорить о том, что именно к этому времени Константин ощутил себя полноценным христианином, осознанно готовым к принятию великого таинства. Так это или иначе, но Константин пришёл через тернистый путь и определённые сложности, обусловленные политическими, религиозными, личностными факторами к христианству, официально приняв обряд крещения. Скорее всего правитель не хотел идти на конфликт с язычеством, но вероятно именно искреннее желание вечной жизни, описанное в 63 главе является абсолютной правдой, Константин по факту уже не мог осуществлять руководство языческим культом, хотя де-юре оставался Верховным понтификом.

Христианизация императора шла на протяжении всей его жизни и закончилась крещением на смертном одре. Да, Евсевий умалчивает о «языческом начале» Константина, тем не менее, главным выводом его работ является важнейший вклад личности правителя в начало христианизации империи. Так как личность Константина весьма противоречива и где-то легендарна, её нужно воспринимать как олицетворение того переходного периода истории Римской империи когда старый порядок и миропонимание пришло к необходимости новой идеологии, культуры, веры с соответствующими изменениями в государстве. Ознаменовал этот период Константин, заслуги которого перед христианским миром всем известны и не подвергаются никакому сомнению. Битву у Мульвийского моста можно фактически назвать моментом обращения императора к новой вере именно потому, что после неё начнутся реальные действия по легализации христианства. Константин станет единоличным правителем империи и будет проводить умеренную политику веротерпимости по отношению ко всем верованиям и культам. Для него будет главной задачей спокойствие отчизны. Путь же к христианству, превратившийся из личного в общемировой, правитель закончит на смертном одре, крестившись за несколько дней до своей смерти в 337 году. Что можно трактовать как логически завершившийся процесс формирования истинно христианской личности Константина, которую, можно считать фундаментальным камнем будущей христианской цивилизации.

Литература:

1.         Буркхардт Якоб Век Константина Великого. — М.: Изд-во: «Центрполиграф», 2003. — 367с.

2.         Воробьёва Н. Н. Проблема отношений христианской церкви и государства в Римской империи I–IV вв. в освещении отечественной историографии второй половины ХIХ — начала ХХ в. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. 216 с.

3.         Гиббон Э. История упадка и разрушения Великой Римской империи:Закат и падение Римской империи: В 7 т. Т.1 / Пер.с англ. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2008.640 с.

4.         Гиро П. Быт и нравы древних римлян. — Смоленск: Русич, 2000. — 576 с.

5.         Евсевий Памфил. Церковная история. М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993.448 с.

6.         Евсевий. Жизнь Константина / Перев. СПб. Духовной Академии, пересмотрен и исправлен Серповой В. В.; Примеч.: Калинин А. М.: Изд. Группа Labarum, 1998. 352 с.

7.         Казаков М. М. Христианизация Римской империи в IV в. М., 2003// URL:http: // biblicalstudies.ru/Books/Kazak 3.html (дата обращения 17.02.2014)

8.         Фирмиан Луций Цецилий Лактанцнй О смертях преследователей (De ortibus persecutorum) Перев. с лат.вступительная статья, комментарии,указатель и библиографический список В. М. Тюленева.:Изд-во «АЛЕТЕЙЯ»СПб,1998. 281 с.

9.         Рудоквас А. Д. Религиозная политика императора Константина Великого. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук.СПб.,1996// URL:http: //ancientrome.ru/public/rudokvas/rud 01–1.htm#vved1 (дата обращения 03.03.2014)

10.     Щабага И. Ю. Славься, император! Латинские панегирики от Диоклетиана до Феодосия.— М.: Изд-во МГУ, 1997. — 144 с.