Возрождение культа японского императора во второй половине XX — начале XXI в.: этапы, особенности, дискуссии



15 августа 1945 г. император Японской империи Хирохито по радио объявил о капитуляции страны, а уже 2 сентября был подписан безоговорочный акт о капитуляции Японии, который тем самым завершил Вторую мировую войну. Для японцев поражение означало и суровое наказание за преступления военных лет, и крах всей идеологии японского превосходства. В такой момент единственным условием, выдвинутым японцами при подписании акта о капитуляции, была неприкосновенность императора, и сохранение в стране императорской династии [11, с. 55]. Так почему же в таких условиях это было столь важно для японцев — сохранить институт монархии?

Ответ на данный вопрос без преувеличения кроется во всей японской истории, из которой ясно видно: сколько была у Японии государственность, ровно столько же и был у нее император. И пусть он не всегда обладал всей полнотой власти, он оставался всегда тем политическим институтом, чей авторитет был необычайно велик. Ведь он зиждился на национальной религии. Сначала император был главным жрецом синто и исполнял обряды, обеспечивающие плодородие земли и процветание страны. Позднее, уже в VIII в. возникла концепция о происхождении императора от богини солнца Аматэрасу, а значит «император-посредник между людьми и богами» сменился на «император-подобный богам». Эта и другие идеи, подчеркивающие уникальность японской императорской династии, были оформлены в мифологических сводах «Кодзики» и «Нихон Сёки». Во время революции 1867–1868 гг. и реставрации монархического строя, мысль о божественности императорской власти, непрерывности японской династии была взята на вооружение. Со временем она укреплялась и привела к формированию государственного синто. Эта религия не только объявила императора главой этого культа, но и все больше способствовала распространению идеи об уникальности японской нации.

Не будет преувеличением сказать, что к началу войны на Тихом океане представления о «божественности» императора, его непогрешимости и безусловной правоте прочно вошли в сознание подавляющего большинства японского народа. В этом смысле особенно показательны данные опросов японских военнопленных, приводимые в исследовании американского автора Р. Бенедикта. Опрашиваемые практически единодушно воздерживались от критических замечаний в адрес императора. И большинство их высказываний сводились к одному: «Япония без императора не Япония», «Нельзя представить себе Японию без императора», «Император — это символ японского народа, центр его религиозной жизни». Хотя некоторые военнопленные и если начинали осознавать ошибочность проводимой от имени императора политики, то они всячески отрицали его ответственность за эту войну, утверждая, что он был обманут военной верхушкой [2, с. 26]. Тем не менее, союзники все же решили не лишать Японию ее монарха. Примечателен тот факт, что император так и не был осужден ни Токийским, ни Хабаровским трибуналами, несмотря на то что, такие предложения поступали.

Но не стоит думать, что императорская система в Японии не претерпела изменений — они были и весьма серьезные.

Во-первых, государство по новой конституции 1947 г. переставало быть абсолютной монархией, а статус императора ограничивался «символом государства и единства нации». Таким образом, император лишился прерогатив, зафиксированных в конституции 1889 г., также утверждался нерелигиозный характер государственной власти.

В функции императора входит назначение премьер-министра по представлению парламента и главного судьи верховного суда по представлению кабинета министров, созыва парламента, роспуск палаты представителей, объявление всеобщих парламентских выборов. На императора возлагается обнародование поправок к конституции, законов, правительственных указов и договоров. Он подтверждает назначение и отставки государственных министров и других должностных лиц в соответствии с законом, а также полномочия и верительные грамоты послов и посланников. На него возложено также подтверждение всеобщих и частных амнистий, смягчений и отсрочек наказаний, восстановление в правах. Он жалует награды, подтверждает ратификационные грамоты и другие дипломатические документы, принимает иностранных послов, посланников и участвует в церемониалах. Все действия, относящиеся к государственным делам, император должен осуществлять по совету и с одобрения кабинета министров, который несет ответственность за них.

На практике роль императорской власти в политической жизни Японии не ограничивается рамками, определенными конституцией. Правящие круги, опираясь на пережитки прежних монархических настроений, стремятся возродить культ императора и распространяют в массах идею, что император в качестве «символа единства народа» стоит над классами и партиями.

Во-вторых, был развенчан миф о божественном происхождении императора. 1 января 1946 г. император Хирохито выступил с обращением к японскому народу, в котором он отрицал «ложную концепцию божественного характера императорской власти», что стало для большинства японцев, воспитанных в духе идей государственного синто, настоящим потрясением и крушением их представлений. Однако принципы уважения и любви к императору как к «символу государства и единства нации» продолжает поддерживаться и используется элитой при формировании национальных ценностей. В качестве новой национальной идентичности была создана идеология «семейного государства» [2, с. 313].

Процесс возрождения тэнноизма (от яп. тэнно — титул правителя, император) после вступления в силу Конституции 1947 г. можно разбить на три основных этапа. Первый этап можно условно обозначить рамками конца 1940-х — первой половины 1960-х гг.: в стране создавались условия для возрождения культа императора, но не «божественного» верховного правителя, а скромного, близкого к народу конституционного монарха. Второй этап — с середины 1960-х до конца 1980-х гг. — был направлен на ритуализацию общественной жизни и узаконение тех ее проявлений, которые могли служить культивированию поклонения императору. Новый период в развитии японской монархии уместно начать с 7 января 1989 г., когда после продолжительной болезни скончался император Хирохито, и на японский престол вступил его сын Акихито. Нынешний монарх представляет собой уже иную эпоху — эпоху демократической конституции и высокоразвитого индустриального общества. Новый император не раз демонстрировал готовность быть ближе к простым людям и стараться жить проще [11, c. 56].

В процессе возрождения культа императора в Японии необходимо выделить несколько его характерных особенностей. В первую очередь, это «очеловечивание» императора, которое произошло по выражению Ясуда Цунэо после поражения Японии во Второй мировой войне [9, с. 189]. Была создана теория «народного императора», суть которой заключалась в том, что император — символ объединения народа против иностранной оккупации. Это же подтверждает исследователь Г. Е. Светлов, который указывает на то, что император рассматривался как фактор сдерживания недовольства народных масс тяжелым экономическим положением, сложившимся в период оккупации, как оплот против нарастающего демократического движения [5, с. 187]. В широкие слои народа активно внедрялись представления об «отце нации», который вместе со своим народом переживает выпавшие на его долю невзгоды. Так, например, записанные на пленку речи императора о тяжелом продовольственном положении передавались по радио, а с июня 1946 г. начались его поездки по стране. Все эти факты только подтверждают, что культ императора «эволюционировал» не вопреки американской оккупации, а благодаря. Сохранились свидетельства, что в апреле 1946 г. генерал Макартур, командующий оккупационными войсками, получил приказ «тайно содействовать» популяризации личности императора не как существа божественного, а как человека [3, с. 304–305]. В широкие слои народа активно внедрялись представления об «отце нации», который вместе со своим народом переживает выпавшие на его долю невзгоды. Все эти факты только подтверждают, что культ императора «эволюционировал» не вопреки американской оккупации, а благодаря.

Другой особенностью процесса возрождения культа императора стало сохранение представления о нем, как о главе синто. Уже после окончания оккупации возобновилась религиозная деятельность императора. Так 2 июня 1952 г. Хирохито посетил главное святилище богини Аматэрасу — Исэ дзингу, чтобы сообщить своей «божественной» прародительнице о подписании мирного договора. Этот визит и последующие достигли своей цели — укрепление религиозного авторитета императора [5, с. 194]. В 1974 г. был восстановлен обряд кэндзи додзи — перемещение меча и яшмовых подвесок, которые являются согласно мифологии синто, двумя из «трех священных регалий» императорской власти. Во время очередной поездки императора в Исэ дзингу двое слуг постоянно сопровождали его с мечом и яшмовыми подвесками в руках. Это должно было показать неизменность «божественного» характера императорской власти. Следующим шагом явилось заявления императора Хирохито в августе 1977 г., в котором он отрицал, что в 1946 г. сам опроверг «лживую концепцию» о своей «божественной» сущности [6, с. 201]. В 1979 г. консервативные силы добились закрепления в законодательном порядке системы летоисчисления по годам правления императора. Так постепенно восстанавливаются представления об «уникальном» характере японской государственности, увенчанной «божественным» императором.

Еще одной особенностью возрождения культа императора, стало восстановление многих довоенных праздников и появление новых. С начала 1960-х гг. правящая Либерально-демократическая партия вместе с Ассоциацией синтоистских святилищ при поддержке правых и консервативных организаций начала движение за восстановление в качестве государственного праздника кигэнсэцу. Это означало официальное признание синтоистского мифа, согласно которому японское государство основано в 660г. до н. э. легендарным император Дзимму и, по мнению Г. Е. Светлова, содействовало росту политического престижа императора [5, с. 200]. Пользуясь большинством в парламенте, ЛДП в 1966 г. провела закон, объявивший 11 февраля (день кигэнсэцу в довоенной Японии) национальным праздником — Днем основания государства.

Одновременно с этим праздником были введены еще два «новых» государственных праздника: «кэйроно хи» («день почитания старших» 15 сентября) и «тайику-но хи» («день физкультуры» — 10 октября), в проведении которых принимает участие император. С 1 января 1948 г. вновь вводится практика общения с народом, когда на Новый год и в свой день рождения император с императрицей и другими членами семейства приветствуют всех, являющихся с поздравлениями в императорский дворец в Токио [6, с. 123]. По мнению Т. Г. Сила-Новицкой, использование праздничных обрядов, часто воспроизводящих структуру синтоистских «мацури» как средство социально-психологического регулирования поведения масс, ориентируется на свойственный массовому сознанию большинства японцев иррациональный тип мышления, в котором глубокое подсознательное впечатление оставляют разного рода ритуалы. Также восстановление в виде общенациональных праздников многих обрядов государственного синтоизма преследовало цель развить ощущение общности у японцев в современном отчужденном обществе [6, с. 134].

Однако возрождение культа императора, которое проходило в послевоенной Японии, конечно же не могло не вызвать острых дискуссий о месте императора в обновленном государстве. Так, в 1950-х гг. в японском обществе развернулась дискуссия об ответственности императора за войну и её последствия. Амато Тэйю и Коидзуми Синдзо утверждали, что император — это «канон», он является «основой Японии и японского народа» и «его ни в коем случае нельзя вмешивать в политику» [9, с. 189]. Сторонники другого взгляда утверждали, что император несет ответственность за развязывание войны, и он должен добровольно отречься от престола в пользу принца. Это поможет Японии отказаться от статуса военной державы и возродиться в качестве «нового мирного самостоятельного государства» [9, с.189]. Было и такое мнение, что император может искупить свою вину единением с народом, «императорская семья должна перестать замыкаться в кругу знати, и императоры должны вступать в брак только с простыми японками» [9, с. 190].

Вопрос о возможности наследовании японского престола женщиной вызвал также немало горячих споров. Созванная в 2005 г. премьер-министром Коидзуми Дзюнъитиро «Конференция специалистов, посвященная Закону об Императорском доме», предложила изменить порядок престолонаследия таким образом, чтобы право наследования передавалось по обеим линиям в порядке старшинства. Согласно опросам общественного мнения, восемь из десяти респондентов отвечали, что они не против того, чтобы женщина занимала императорский трон. Однако есть и такие люди, которые не приемлют иного способа наследования, кроме как мужчинам по мужской линии. Они говорят, что такой способ закреплен всей историей и традицией Японии и на нем зиждутся авторитет и достоинство императорского дома, а потому нашим современникам нельзя менять порядок этих вещей, исходя из сиюминутных соображений [7]. После рождения долгожданного единственного в третьем поколении потомка императора по мужской линии проблема наследования отступила.

Еще одной проблемой, связанной с императорской династией, стало заявление императора Акихито в июле 2016 г. о намерении отречься от престола. По его словам, состояние здоровье ему уже не позволяет выполнять в полной мере свои обязанности как «символа государства и единства нации». Согласно опросу общественного мнения, проведенного агентством «Кёдо цусин», 85,7 % людей поддерживает прижизненное отречение от титула. Опрос проводился еще до того, как было опубликовано видеообращение, но сейчас, наверное, это число еще больше [8]. Однако эксперты, обсуждавшие отречение Акихито, в своих выводах оказались менее единогласны — лишь девять из шестнадцати склоняются к тому, чтобы позволить ему это сделать [10].

В заключении следует сказать, что возрождение, как и любое историческое и культурное явление, имеет свои особенности. Они в свою очередь обусловлены тем, как происходило формирование этого культа. Так, например, М. А. Лих считает, что сакральность власти, ее политическая пассивность, полное подчинение и преклонение перед ней являются причиной удивительной жизнеспособности японской императорской династии [4, с. 61]. И даже нынешняя ситуация, когда японский император, окруженный всяческим почетом, не имеет ровным счетом никакого влияния на принятие политических решений, отнюдь не является исключением. Скорее, наоборот — в таком положении находилось и большинство его предков [4, с. 60]. Таким образом, культ императора в Японии становится как бы частью японской культуры и национальной идентичности. Для многих император является действительно символом, символом государства и народа, таким, каким он был всегда, на протяжении всей японской истории.

Литература:

1. Бенедикт. Р. Хризантема и меч: модели японской культуры / Пер. с англ. М. Н. Корнилов, Е. М. Лазарева, В. Г. Николаев. — М., Спб.: Центр гуманитарных исследований. — 2013.
2. Волкова Т. А. Особенности политического лидерства Японии // Социально-гуманитарные знания. — 2015. — № 5. — С. 311–317.
3. Гейн М. Японский дневник. — М.: Издательство иностранной литературы, 1952.
4. Лих М. А. Институт монархии в Японии, его особенности // Вестник МИЭП. — 2014. — № 2(15). — С. 56–62.
5. Светлов Г. Е. Синто путь богов. — М., 1985.
6. Сила-Новицкая Т. Г. Культ императора в Японии: мифы, история, доктрины, политика. — М., 1990.
7. Такахаси Коитиро. Императорский дом Японии: какое будущее его ожидает? // Nippon.com — современный взгляд на Японию. URL: http://www.nippon.com/ru/currents/d00129/ (дата обращения: 3.01.2017).
8. Тасэ Ясухиро. Позволим императору уйти? // Nippon.com — современный взгляд на Японию. URL: http://www.nippon.com/ru/column/g00382/ (дата обращения: 3.01.2017).
9. Труш О. С., Ясуда Цунэо. Проблема традиции «император-символ» в Японии. / Реферативный журнал История. — 2007. — № 2. — С. 189–191.
10. Эксперты обсуждают отречение императора. // Nippon.com — современный взгляд на Японию. URL: http://www.nippon.com/ru/genre/politics/l10031/ (дата обращения: 3.01.2017).
11. Юдакова О. В. Эволюция института императора в Японии во второй половине XX — начале XXI вв. / Труды молодых ученых Алтайского государственного университета. — 2011. — № 8. — С. 55–56.